ДНК
У Хюльдара было мало опыта в браках и женщинах вообще, поэтому ему было трудно судить, являлось такое поведение нормальным или же оно свидетельствовало о неудачном браке, казавшемся на первый взгляд идеальным. Он не мог отделаться от чувства, что тут что-то не так. По крайней мере, ему казалось, что семейная жизнь должна уменьшать жажду общения с другими, но, возможно, он просто отстал от жизни? Может, в этом и крылось объяснение, почему он до сих пор один? Если б он не был идиотом и не залез в постель к Карлотте, то сейчас мог бы выспросить какую-нибудь премудрость у Рикхарда – уж тот-то на распадающихся браках собаку съел. Но упоминать семейные неурядицы или называть имя Карлотты в присутствии Рикхарда было просто немыслимо. Вообще, чем скорее они оформят развод, тем лучше. А там уж время позаботится, чтобы этот конфуз с Карлоттой мало-помалу забылся и в конце концов перестал всплывать в голове каждый раз, когда Хюльдар видел Рикхарда. По крайне мере, он лелеял надежду, что так и будет.
В остальном мало что из собранного на флэшке привлекло его внимание. Банковские сводки, которые Элиза отправляла аудитору, показывали, что их финансовое положение было умеренно хреновым, то есть чуть лучше, чем у большинства семей в наши дни, и со смертью Элизы оно никак не изменилось. Страховые компании подтвердили слова Сигвалди о том, что у нее не было никаких страховок. Он мог, конечно, умолчать об иностранной страховке, но это все равно выплывет наружу. Они уже разослали запросы во все иностранные компании, продающие страховки исландцам, и ответ ожидался со дня на день.
Хюльдара вдруг осенила мысль, что, возможно, тот, кто наблюдал за домом, мог случайно попасть на одну из фотографий, – и принялся по новой просматривать их одну за другой, внимательно вглядываясь. Когда в дверь постучались и в кабинет просунулась голова Эртлы, с экрана компьютера на Хюльдара смотрели Элиза и Маргрет. Снимок был сделан на улице, и обе они, как это ни странно, смотрели прямо в объектив. Яркое солнце играло бликами на волосах, а в глазах обеих читалась какая-то тоска, хотя Элиза и предприняла жалкую попытку улыбнуться. Лицо Маргрет было таким же окаменевшим, как и на других фотографиях, и, наверное, поэтому она казалась гораздо старше своих лет.
Хюльдар, оторвавшись от экрана, поднял глаза на Эртлу:
– Что?
– Новая жертва, женщина. Гораздо старше Элизы, но обстоятельства смерти похожи. Только еще кошмарней.
Хюльдар закрыл фото, выключил компьютер и встал. Перед тем как покинуть кабинет, он позвонил шефу Эгилю, сообщил ему новость и добавил, что было бы правильным как можно скорее определить Маргрет в безопасное место.
Пока Хюльдар говорил, в нем шла почти ощущаемая физически борьба с желанием закурить, и он решил, что судьба его завязки будет зависеть от того, что первым попадется ему по дороге: табачный киоск или аптека.
Глава 16
Вид у тюремной комнаты для свиданий был неприветливым – видимо, его целью было уведомить посетителей, что игра с законом не стоит свеч. Стенам не помешала бы новая покраска, да и линолеум на полу давно нуждался в замене. Из мебели были лишь маленький столик, единственный стул и одноместная, прикрученная болтами кровать, которая в настоящий момент выполняла роль второго стула. Кровать, по всей видимости, использовалась в более приятных целях, когда на свидания приходили супруги, – на это указывал лежавший в головах пакет с одеялом и постельным бельем. Фрейя не удосужилась сообщить новому охраннику, что заключенный приходится ей братом, и теперь, каждый раз, натыкаясь взглядом на пакет, жалела об этом. Ей вовсе не хотелось, чтобы позже, узнав об их родстве, этот охранник вообразил себе черт знает что.
Фрейя вообще была мастерицей переживать из-за надуманных недоразумений – могла накручивать себя долгое время после того, как другие напрочь забывали о них. В двенадцать лет она ползимы ходила с узлом в животе, потому что не успела ответить учителю рукоделия на вопрос, сама ли она связала свитер, в котором была, – просто в тот момент, когда она уже открыла рот, чтобы ответить, прозвенел звонок. Когда перед самым Рождеством Фрейя наконец собралась с духом, решив исправить недоразумение, учитель удивленно вытаращился на нее: он ничего не помнил. Возможно, случай с рукавичками, на которых она забыла вывязать большие пальцы, начисто стер из памяти учителя момент переоценки ее способностей.
– Как там Молли?
Бальдур сидел, положив руку на стол и крепко обхватив стаканчик с кофе, который она купила для него в вестибюле. При мысли о собаке его лицо осветила белозубая улыбка. Бальдур был всегда красивым: и пухленьким малышом, и резвым пацаном, и неловким подростком, и уже теперь – взрослым мужчиной. Взрослый возраст шел ему особенно, от недостатка внимания со стороны женщин он не страдал; даже наоборот, они просто липли к нему. По крайней мере, две Фрейины подруги переспали с ним, это она точно знала, а в отношении третьей у нее были серьезные подозрения. Та, правда, залившись до ушей краской, от всего отказалась, когда две другие приперли ее к стенке на корпоративной вечеринке в честь объявленного конца света.
Брат заговорщицки подмигнул ей, словно прочитал ее мысли. Фрейе ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ, хотя это воспоминание и не вызвало у нее особого восторга. Бальдуру было свойственно очаровывать людей, вопреки всякому здравому смыслу. Если б он жил по правильную сторону закона, стал бы идеальным политиком – неизменно обаятельный, способный с легкостью убедить кого угодно в чем угодно. Даже самой Фрейе его бредовые идеи частенько казались не такими уж и бредовыми. Впрочем, ее быстро отпускало, как только он замолкал. Магия его слов и личности была похожа на фейерверк-шоу: пока оно длится, ты ошеломлен, а по окончании остаются лишь вызванное вспышками раздражение в глазах и заложенные уши.
Возможно, когда-нибудь Бальдур разродится великолепной идеей, которая одновременно не будет идти вразрез с законом, – вот тогда его жизнь может круто измениться. Но надежда на то, что он сможет найти правильное дело, слабела с каждым годом. Похоже, брат чувствовал себя все комфортнее в сомнительном бизнесе и был окружен людьми, которые ничего другого не знали. От матери ему досталась не только внешность – видимо, с грудным молоком он впитал в себя ее мечту о вечном блаженстве и изобилии при минимуме усилий. Оба жили одним днем, убежденные, что завтра принесет лишь счастье и удовольствия, и поэтому было излишне усложнять себе жизнь беспокойствами о будущем.
Улыбка недолго играла на красивом лице Бальдура.
– Ты следи там, чтоб она не разжирела. А то потом будет невозможно привести ее в форму.
– Я слежу… – Фрейя повозилась на кровати в поисках удобной позы и наконец уселась, прислонившись спиной к стене. – Она в порядке, не переживай.
– Ты же знаешь, ее нужно выгуливать – не просто выскочить на пару секунд, а по-настоящему, чтобы она хорошенько побегала.
Фрейя постаралась выдавить из себя кислую улыбку. Слишком оптимистично с его стороны надеяться, что она по сто раз на дню будет штурмовать с собакой горы и отроги.
– У Молли все хорошо. Как ты сам-то, всё в порядке? Ну, учитывая обстоятельства…
– Я всегда в порядке, ты же знаешь. Мне уже немного осталось, если буду блюсти себя. Через пару месяцев могу освободиться. – Бальдур отхлебнул кофе и поспешил добавить: – Ты можешь жить в квартире, когда я выйду. Я вообще для начала зависну по большей части в адаптационке, так что все ночи ты будешь дома сама по себе.
Фрейя подумала о комнате для гостей, забитой тепличными шкафами и ящиками, которые годами использовались отнюдь не для выращивания петрушки; там до сих пор все благоухало коноплей, хотя Фрейя сразу после переезда перетащила все это добро в кладовку в подвале.
– Да нет, я найду квартиру. Просто пока что дело идет медленно, все хотят сдавать туристам… Оно и понятно: с туристов можно больше содрать.
– Может, мне стоит податься в туристический бизнес? Как выйду?
Фрейя мысленно вздохнула; ей не хотелось думать, какой именно путь изберет брат, чтобы быстро нажиться на туристах. Сейчас Бальдур сидел за аферу – растрату крупного кредита, которую он и его приятель взяли под залог недвижимости, принадлежавшей какому-то совершенно левому полному тезке этого самого приятеля. Им удалось растратить деньги до того, как все открылось; они даже внесли пару платежей, чтобы выиграть больше времени. Когда деньги закончились, все выплыло наружу, и поскольку Бальдур к тому времени еще не добил предыдущий условный срок, остаток прибавили к новому сроку за подлог и растрату. Фрейя уже не помнила брата, кроме как отбывающим срок или ожидающим суда.
Бальдур снова подмигнул ей и улыбнулся:
– Ну, а как у тебя? Встретила своего единственного и неповторимого?
– Нет, не встретила – ни неповторимого, ни повторимого, никакого.
Фрейя не собиралась посвящать брата в свои злоключения с Хюльдаром. Во-первых, ее любовная жизнь его не касалась, а во-вторых, она не хотела говорить ему, что впустила в его дом полицейского. Даже если сделала это нечаянно.
– У меня все о’кей.
– Все о’кей? Что за хрень?
Бальдур скривился. В его картине мира, чтобы чувстовать себя счастливым, каждый должен иметь партнера, хотя совсем не оязательно на долгие времена – разнообразие у него тоже приветствовалось.
– Ты что, никуда не ходишь? Сидя дома, никого не найдешь!
Ей хотелось ответить, что он умудрялся находить себе подружек даже сидя в тюрьме. Как ему это удавалось, для нее оставалось загадкой. В прошлом году у него было четыре пассии; они сменяли одна другую, как только освобождалось место. Из-за этого Фрейе было невозможно получить свидание с ним, так как подружки у Бальдура пользовались приоритетным правом. Только оставаясь «между женщинами», как сейчас, он «находил время» для нее.
– Я не сижу дома, бываю на людях, просто еще не встретила никого, кто понравился бы. Да и не так уж и давно я одна, и не страдаю без мужика.
– Если хочешь, я могу найти тебе хахаля. Без проблем. Но я подойду к отбору кандидата очень ответственно.
– Нет уж, спасибо. – Фрейя попыталась скрыть досаду и, чтобы Бальдур не заметил, что она не в восторге от его предложения, и не стал расспрашивать ее о вкусах и предпочтениях, составляя список возможных кандидатов, решила сменить тему: – У меня сейчас ужасно много работы.
– А?..
Бальдур никогда не принимал всерьез то, чем занималась Фрейя. Работы, которые она сменила за свою жизнь, в его мире не существовали. Дом ребенка казался ему вполне приемлемым местом, но он не понимал, к чему все эти условности, когда с педофилами можно разобраться с помощью бейсбольной биты – без отрывания от дел кучи психологов и адвокатов.
Из мрачных облаков, сопровождавших Фрейю всю дорогу к тюрьме, наконец-то прорвалось солнце. Укрепленная на узком окошке решетка отбросила на пол символичную тень, и Фрейя не в силах была оторвать от нее глаз. Сердце сжималось при мысли о брате, о его теперешней жизни и перспективах на будущее. По дороге сюда она увидела пожилого заключенного, тоже направлявшегося в комнату для свиданий. Он был худ и сутул, в разрезе ворота и из-под рукавов застиранного худи выглядывали выцветшие татуировки. Фрейе не хотелось, чтобы такая участь постигла и Бальдура. Нет, этого нельзя допустить. Она должна что-то сделать, как-то противостоять этому…
Ей всегда казалось, что они с братом в ответе друг за друга. Бальдур оберегал ее, лупил дразнивших ее на переменах мальчишек, помогал таскать тяжелый портфель. Он был на два года старше ее, и с раннего детства Фрейя старалась во всем равняться на него, всегда чувствовала себя в безопасности, когда он был рядом. Ее восхищение и безоговорочное доверие давали ему чувство собственной нужности и уверенности в себе.
Это изменилось, когда Фрейя, повзрослев, поняла, что ее брат совсем не идеальный герой, а его недостаткам было дозволено процветать и приумножаться без каких-либо тормозов. Их матери не исполнилось и двадцати, когда они появились на свет; ни особой зрелостью, ни выдающимися воспитательскими способностями она не отличалась. Как часто бывает у детей, они с братом любили ее безгранично, да это в ее случае было и нетрудно: как и у Бальдура, у нее была легкая приветливая натура, она всегда улыбалась, несмотря на нужду и вечный бардак в доме.
Фрейя и Бальдур родились от разных отцов, но никогда не считали себя братом и сестрой лишь наполовину; в их отношениях вообще не было ничего «половинчатого». Отцы общались с ними мало – оба были молодые, совсем мало знавшие их мать. Поначалу они пытались хоть как-то исполнять отцовские обязанности, проявлявшиеся в плохо упакованных подарках к дням рождения и Рождеству, редких походах в кино, боулинг-клуб или гамбургерную – с долгими неловкими паузами и постоянным поглядыванием на часы. Со временем они стали появляться все реже, а потом, женившись и обзаведясь другими детьми, и вовсе исчезли. Зато мать была для Фрейи и Бальдура и солнцем, и кислородом, от нее они получали все, что нужно было для жизни: еду, кров, участие и даже чувство опоры, хоть и немного зыбковатое. Она не настаивала на их общении с отцами – пока приходили алименты, ее это не заботило.
Она охотно знакомилась с новыми мужчинами, окунаясь в новые связи с головой, и верила, что в один прекрасный день ей встретится настоящий мужчина, который примет их троих всей душой, построит для них большой дом в Артнарнесе[15], где они смогут вечно наслаждаться семейным счастьем.
В памяти Фрейи отложилась длинная вереница кавалеров матери, каждому из которых был выделен короткий отрезок их с братом жизни. Кавалеры благоухали одеколоном и чувствовали себя неловко, общаясь с ними; им не терпелось поскорее вырваться из квартиры, чтобы повеселиться на какой-нибудь пирушке с их мамой. Ни один из них надолго не задержался, так что трудно было запомнить, кого как звали и кому сколько было лет. Один, правда, подарил Фрейе котенка и, казалось, был перспективнее других – но вскоре, как и остальные, тоже пропал из поля зрения.
Возможно, их мать в конце концов нашла бы достойного претендента на роль отца их семейства, если б внезапно не умерла. Фрейе тогда было десять лет, а Бальдуру – двенадцать. Красивая улыбка напомаженных губ, аромат духов, броско подведенные глаза и лакированные ногти неожиданно и навсегда исчезли из их жизни одним субботним вечером, когда она, как обычно, отправилась повеселиться с друзьями и не вернулась домой. Там, на вечеринке, ее сердце, стучавшее хоть и странным образом, но для них двоих, вдруг решило: «Всё, хватит!» – и остановилось. Известие о смерти матери застало Фрейю и Бальдура еще заспанными, в незнакомом им доме бывшей материной одноклассницы, под присмотром которой их оставили на ночь.
В тот день они не плакали до самого вечера, но потом будто что-то прорвалось, и слёз уже было не остановить. Потеря была тем больнее от навалившейся неопределенности: что же теперь с ними будет? Слёз пролилось бы куда больше, узнай они тогда, что их поместят к родителям матери – набожной паре, давно махнувшей рукой на свою непокорную дочь и практически не общавшейся с внуками. Люди они были неплохие, но неласковые, к тому же у них не было сил следить за детьми, особенно за шустрым непоседливым мальчишкой. За короткое время Бальдуру удалось расколошматить большинство безделушек, украшавших мещанское жилище стариков, однако Фрейя всегда брала половину вины на себя, чтобы брата ругали поменьше.
Со смертью матери их жизнь в общем-то мало изменилась; радостных моментов, конечно, поубавилось, но они, как и прежде, были практически неразлучны. Фрейя старалась заботиться о брате, и он платил ей тем же. Было много вещей, которые они не понимали, но не у кого было спросить, а бабушка и дед посвящали всю свою любовь невидимому и странному Богу, восседавшему где-то, на каком-то там небесном троне. Фрейе это казалось несправедливым – у Бога были миллионы других, любивших его, а у них с братом не было никого, кроме этих стариков. Но так или иначе, а Бог в их новой жизни стал главной решающей силой – небесное существо, которое нельзя было обсуждать и которое присутствовало во всем и везде – и в то же время нигде. Они не находили смыла в этой вере, но сказать что-нибудь не осмеливались, довольствуясь переглядыванием и ухмылочками, когда старики не видели.
Ни одно из слов Божьих, слетавших с губ стариков, не вязалось с тем, что происходило в жизни Фрейи и Бальдура, и в какой-то момент они решили для себя, что Бог, если он был таким древним, как им говорили, по всей видимости, уже совсем плохо видел. Другое объяснение тому, отчего вселюбящий и всемогущий Бог допускал все это зло и несправедливости, заключалось в том, что его попросту не существовало. И очень скоро они стали склоняться ко второму объяснению. Оно было проще и освобождало от попыток понять, что такое этот Святой Дух и отпущение грехов.
Несмотря на это, они конфирмовались, и у них хватило ума не огорошивать деда и бабушку фактом, что они не верят в их Бога. Эта бомба была припрятана до лучших времен.
Вскоре после конфирмации до Фрейи начало доходить, что Бальдур не был таким же прилежным учеником, как она. Его интересы лежали совсем в других сферах, и все ее попытки достучаться до него ни к чему не приводили; он мало-помалу превращался в проблемного подростка. И вот теперь они сидели здесь, и Фрейя сожалела, что не была с ним более решительной и строгой. Впрочем, вряд ли это что-то изменило бы.
– Как там козлина? Слышала от него что-нибудь?
Бальдуру не нужно было объяснять, кого он имел в виду: козлом мог быть кто угодно,козлиной – только ее бывший. Бальдур его не выносил и никогда по-другому не называл.
– Ты же знаешь, я могу устроить, чтобы его мочканули, если он что-нибудь попробует…
– Что-нибудь попробует? Не смеши, ничего он не попробует. Помнишь, это я от него ушла? Из-за его занудства, а не из-за того, что он руки распускал.
Фрейе вспоминилось его бесконечное брюзжание по самым невероятным поводам, и она удивилась, как долго это терпела.Что это за жирное пятно на дверце холодильника? Ты что, заехала на бордюр? На диске вмятина. Сколько раз я просил тебя ставить сумку на место сразу по приходе домой? Почему посудомойка загружена так по-дурацки?
Хотя ее нынешние обстоятельства были далеки от идеальных, зато без риска нарваться на лекцию по поводу неправильно развернутого рулона туалетной бумаги.
– С ним все кончено и покончено, я абсолютно свободна.
Бальдур улыбнулся.
– У меня здесь, в моем коридоре, есть двое, сидят за побои и изнасилование своих бывших. Я полагаю, те тоже считали себяабсолютно свободными, разъехавшись со своими уродами. – Он отхлебнул из стаканчика и задумчиво уставился в окно. – Запри дверь и держи Молли поближе, козлина на нее не попрет.
Фрейя боялась, что Молли, если что, скорее набросится на нее, чем на кого-то другого, но изливать брату свои опасения не стала. Ее больше беспокоило, что Бальдур действительно может устроить отсюда какую-нибудь вендетту, которая наверняка закончится плохо лишь для него самого.
– Молли спит на полу у кровати, и от него останутся кости, прежде чем он переступит порог комнаты. – Она улыбнулась брату. – Оставь его в покое, Бальдур; он не стоит того, чтобы ты сидел здесь дольше, чем нужно. Он ничего плохого мне не сделал, просто чуть не уморил своим занудством.
– Раз ты против того, чтобы я нашел тебе хахаля, тогда как минимум я должен организовать тебе телохранителя. Хочешь?
– Телохранителя? Нет, спасибо, такого мне не нужно. Мы с Молли сами с усами, за нас не беспокойся.
По выражению лица брата Фрейя видела, что не убедила его. Или Бальдур сам решил, что не убежден. Она понимала, что чувство, будто он ей помогает, придавало его подвешенной на время отсидки жизни какой-то смысл. Но почему эта помощь не может заключаться в составлении ее налогового отчета или вырезании из газет объявлений о сдаче квартир? Почему обязательно должно быть что-то экстремальное?
– Нет, правда, я не хочу, чтобы кто-то постоянно торчал у моего дома.
Бальдур на это не отреагировал, и они переключились на другое. Когда свидание закончилось, солнце уже село, и Фрейя ехала домой под раскинувшимся над землей потемневшим небосводом.
* * *Когда раздался звонок телефона, Фрейя сидела в машине у автокафе. Она попыталась ответить, одновременно протягивая в окошко кредитку и принимая покрытый жирными пятнами пакет с едой.
– Алло?
– Фрейя?
Она узнала голос работника Комитета защиты детей, но никак не могла вспомнить его имя. Когда он представился Йоунасом, перед глазами всплыл образ славного малого, прекрасного работника, у которого был единственный недостаток – он любил перебивать собеседника. И это безумно раздражало.
– Тут у нас кое-что произошло в связи с этой девочкой, Маргрет…
– Произошло?
Прижав телефон плечом и приняв из окошка карту и чек, Фрейя припарковала машину рядом с кафе.
– Нам позвонили из полиции; не знаю, что там случилось, но, похоже, какой-то крутой поворот в деле.
Он замолчал, и Фрейя была вынуждена некоторое время слушать его дыхание в трубке. Возможно, Йоунас надеялся, что она заговорит и он сможет ее перебить. Фрейя решила не предоставлять ему такого удовольствия и молча ждала продолжения.
– Короче говоря, мы удовлетворили просьбу полиции установить над девочкой временную опеку. Насколько я понимаю, она не хочет быть со своим отцом, к тому же полиция считает нужным скрыть место ее нахождения сейчас, когда происшедшее дошло до СМИ. А если читать между строк, мне кажется, они опасаются реакции преступника на новость, что девочка оказалась свидетелем убийства.
– И?.. Вы хотите знать мое мнение по этому поводу?
– Нет-нет, совсем нет.
Фрейя решила не принимать эту реплику как оскорбление – скорее всего, он просто неудачно сформулировал фразу.
– Я звоню с другой целью. Мы надеялись, что вы лично смогли бы присмотреть за ней. Всего пару дней, а возможно, один или даже полдня.
– Полдня? – По салону расползался горячий запах жареного, стекла подернулись влажной дымкой.
– Да, как только полиция закроет дело, девочка сразу сможет вернуться домой. Будет странно, если они не арестуют кого-то в ближайшее время.
– Нет, к сожалению, я никак не могу.
– Да это не такая уж большая проблема. Нужно просто переждать какое-то время в квартире, которую мы используем для таких ситуаций. Там в данный момент как раз никого нет.
– А почему нельзя определить ее к Богге?
Богга курировала патронажный дом для изъятых у родителей детей, в котором те находились, пока решалась их дальнейшая судьба.
– У нее сейчас нет мест, даже два ребенка сверх нормы.
– Все равно я не могу; у меня собака на передержке, я не могу оставить ее одну.
– Мы можем заплатить за отель для собак.
– О боже! Что, никого другого для этого нет? Например, Диса или Элин…
Она называла только женщин, поскольку знала, что иное невозможно по регламенту. Мужчинам не разрешалось оставаться наедине с клиентами опеки – и вовсе не из-за опасений, что любой из них мог оказаться неуправляемым ублюдком, а потому, что у некоторых детей была настолько травмирована психика, что они в человечном отношении к ним мужчины могли прочесть нечто совсем другое. Конечно, то же самое относилось и к женщинам, но к ним не относились с такой же категоричностью.
– Они же работают сейчас? Ну, или Силья; я знаю, что она не в отпуске.
На другом конце провода некоторое время слышалось покашливание и похмыкивание, будто собеседник Фрейи подыскивал правильный ответ.
– Видите ли, только вы живете одна; у всех других – дети, а у вас – нет. Мы хотели бы, чтобы тот, кто будет с Маргрет, уделял внимание только ей, не отвлекаясь на других. Для матерей гораздо сложнее оставить свою семью и жить где-то в другом месте.
То есть она была единственной подходящей кандидатурой, потому что у нее не было никакой личной жизни? Отлично! У Фрейи пропал аппетит к содержимому лежавшего на соседнем сиденье пакета.
– К тому же главный следователь специально попросил, чтобы девочка по возможности оставалась с вами.
– Хюльдар?
– Да. Не знаю почему, но он, кажется, доверяет в этом только вам.
Фрейя поморщилась. По сути, он ее знать не знает, если не считать их единственную ночь вместе. Едва ли он оценивал людей профессионально, основываясь на своем личном сексуальном опыте с ними. Если их случайная связь была проверкой, то по результатам теста она, вероятно, выходила безбашенной, невоздержанной и сексуально озабоченной. Фрейя, покраснев, порадовалась тому, что видеозвонки пока не вошли в моду.
– Мне очень жаль, но тут должен быть какой-то другой выход.
– Другого выхода нет. – Голос Йоунаса звучал категорично.
И хотя Фрейя продолжала упираться, глубоко внутри она знала, чем все кончится – девочка, скорее всего, окажется у нее на руках еще до наступления вечера. Хорошо, если ее где-то предварительно накормят – того, что было в пакете, на двоих не хватит.