Прощение
– Многие просто дают выход своим собственным эмоциям. Те, кто уже демонстрирует ту или иную форму антисоциального поведения, гораздо опаснее. На мой взгляд, системе следует сильнее сосредоточиться на хулиганах. Но не всегда очевидно, что является причиной подобного поведения.
– Тебя послушать, так получается, что поле деятельности ты выбрал не самое легкое. – Едва сказав это, Фрейя подумала, что ее выпад не вполне обоснован. Те дела, что попадали в сферу ответственности Дома ребенка, зачастую принимали крайние формы.
– Эта область интересная и перспективная. И когда удается помочь, испытываешь чувство удовлетворения.
Акустическая система разразилась новой песней, еще более громкой и агрессивной, чем предыдущая. Посыл был ясен и прост:танцуй, танцуй, танцуй! Не самый подходящий фон для подобного разговора.
– Значит, к тебе обращаются прежде всего жертвы? – Фрейя отпила колы. Кубики льда растаяли, еще больше разбавив безвкусный напиток.
– В основном да. Хотя время от времени я принимаю и хулиганов. А еще – родителей и тех и других. В редких случаях – взрослых, подвергавшихся буллингу в детстве или на работе. Скажу так, мне приходится сталкиваться с фактами длительного эмоционального ущерба. – Кьяртан положил руку на спинку софы, и его пальцы оказались рядом с плечом Фрейи. Жест был рассчитан так, чтобы выглядеть случайным, как и выбор одежды, но она разгадала его без труда. Отстраняться тем не менее не стала. – Хотя более девяноста процентов моих клиентов – жертвы.
– Ты берешься только за дела, связанные с буллингом?
– Нет. Ты удивишься, но их не так уж много, несмотря на то что бесчисленное множество детей подвергаются издевательствам, а я – единственный специалист в стране. А ведь есть еще и абьюзеры, которым тоже необходимо психологическое консультирование. Но, как я уже сказал, люди тянут до последнего, убеждая себя в том, что все пройдет само. За консультацией обращаются, когда уже слишком поздно, если вообще обращаются. Большинство надеются, что однажды утром проснутся и обнаружат, что все снова прекрасно. Но так никогда не бывает. Не в серьезных случаях.
– Тебе случалось принимать родителей или других родственников, которые, по твоей оценке, были готовы обратиться к насилию?
Кьяртан посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.
– Любопытно.
– Что любопытно?
– Что ты спрашиваешь об этом. Потому что да, несколько таких случаев действительно было. Отец одного из моих клиентов подумывал о том, чтобы отомстить детям, которые приставали к его сыну, но у него хватило ума рассказать обо всем мне. Предвижу твой следующий вопрос и отвечаю: нет, насколько мне известно, ни один из них импульсу не поддался. – Кьяртан задумчиво посмотрел на Фрейю. – Между прочим, что это за расследование, в котором ты помогаешь полиции? Признаюсь, мне очень любопытно.
– Боюсь, дело конфиденциальное. Могу только сказать, что оно не касается буллинга напрямую. Но тема возникла, и я подумала, что будет нелишним узнать мнение консультирующего психолога. Кто знает, чем все обернется…
Взрыв смеха в том уголке бара, где обосновалась компания, на мгновение заглушил даже грохот музыки, и до Фрейи вдруг дошло, сколь несовместимо выбранное заведение с темой их беседы. Пора было уходить. Если в расследовании смерти Стеллы буллинг выдвинется на первый план, она всегда сможет обратиться к Кьяртану за помощью. Мысли внезапно вернулись к маленькой Саге.
– Если б я пришла к тебе как родитель или опекун подвергающегося буллингу ребенка, что бы ты мне посоветовал?
– Найди адвоката. Активируй все элементы школьной программы защиты от буллинга и подай на абьюзера в суд – с требованием компенсации. Доказать, что тебе причинен ущерб, не так уж трудно. Родителям жертвы постоянно приходится пропускать работу из-за того, что они вынуждены забирать из школы своего заплаканного ребенка. Это же относится и к порче имущества. И наконец, есть такой пункт как снижение качества жизни. У детей, пострадавших от буллинга, навсегда остаются эмоциональные шрамы, что влияет на их жизнь в школе и так далее.
Кьяртан отставил стакан, вытер губы и с улыбкой продолжил:
– Разумеется, на практике дело никогда не заходит так далеко. Как-никак, ребенок – несовершеннолетний, и отдуваться за него приходится родителям. А они гораздо быстрее принимают меры, когда появляется угроза пострадать финансово. Серьезно, это лучший из возможных шагов. Не помешает также прийти ко мне. Я могу помочь справиться с эмоциональным кризисом. Но вот с решением самой проблемы на меня рассчитывать не стоит.
– Буду иметь в виду. Кто-нибудь уже опробовал этот метод? Я про обращение в суд.
Он покачал головой.
– Почему нет?
– Не знаю. Думаю, такой ход вряд ли поддержит школа. Но рано или поздно это случится.
Фрейя кивнула.
Только бы Бальдуру никогда не пришлось обращаться к таким мерам для защиты Саги.
– Можешь посоветовать статьи или исследования о насилии в связи с буллингом?
Ей охотно назвали несколько работ, пообещав прислать позднее более полный список. Допив пиво, Кьяртан повернулся и без лишних экивоков спросил:
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– В данный момент нет. – Фрейя выдержала взгляд, постаравшись не нарушить зрительный контакт и не покраснеть, как скромница-школьница. – А ты почему спрашиваешь?
Вопрос она задала нарочно – пусть немного попыхтит. Еще раз взглянув на его руки, заметила бледную полоску на безымянном пальце. Ничего хорошего это не предвещало. Оставалось только надеяться, что он не из тех идиотов, которые снимают и прячут в карман кольцо, прежде чем выйти из дома.
Кьяртан не ответил.
– Кто такой Бальдур? – спросил он и смущенно пояснил: – Я поискал информацию в интернете и увидел, что ты зарегистрирована по одному адресу с неким парнем по имени Бальдур.
К тому факту, что о ней наводили справки, Фрейя отнеслась совершенно спокойно. Ничего удивительного и необычного – вполне естественный шаг.
– Бальдур – мой брат. Сейчас я временно живу в его квартире. Он… в другом месте. – Она с любопытством посмотрела на него. – А кто твоя жена? Я ее знаю?
– Вообще-то, мы готовимся к разводу. – Кьяртан оглянулся. – Жаль, конечно, потому что детям это на пользу не пойдет, но мы пришли к выводу, что наши отношения исчерпались. – Он улыбнулся; Фрейя ответила тем же. Значит, полоска на пальце имеет вполне законное объяснение. – Что скажешь, если я предложу перекусить где-нибудь? Угощение за мной.
– Я не против. – Предложение поступило в тот момент, когда она потянулась за стаканом колы; теперь он остался недопитым. – Так чего же мы ждем?
Глава 17
Еще одна утренняя летучка прошла без упоминания о буллинге. Стелла по-прежнему оставалась милой девочкой, которая и мухи не обидит, отличаясь от среднестатистической диснеевской принцессы лишь тем, что ее мать до сих пор жива. Версий предлагалось несколько, в том числе та, что убийца – раз уж он пользовался маской из «Звездных войн» – чокнутый тип. Когда эта теория не получила поддержки, ее автор добавил, защищаясь, что все остальные выбрали бы клоунскую маску, ведь клоун-убийца – популярная и даже модная тема.
Поскольку новых достойных внимания версий предложено не было, дальнейшее обсуждение свелось к повторению уже отвергнутых – близкие члены семьи, бойфренд, друзья. Все они либо имели стопроцентное алиби, либо их физические параметры не соответствовали параметрам преступника. Проверили и список купивших билеты. Процесс занял немалое время, но после отсеивания осталось едва ли с десяток потенциальных подозреваемых. Теперь к ним предстояло присмотреться внимательнее.
В какой-то момент Хюльдар чуть было не поднял руку, чтобы привлечь внимание к теории о буллинге, но, подумав, решил воздержаться. Отношения между Стеллой и одноклассницей вряд ли могли быть как-то связаны с убийством. Разумеется, он не предполагал, что еще пожалеет о своей сдержанности. Если логического объяснения жестокого нападения на девушку нет, то почему бы не рассмотреть возможность того, что мотивом послужила месть?
Но было поздно. Все его коллеги уже отрабатывали полученные задания, и он выглядел бы нелепо, если б встал, вышел на середину офиса и принялся излагать свою теорию. Так что Хюльдар терпеливо сидел на жестком пластиковом стуле, ожидая, когда прозвучат их с Гвюдлёйгюром имена и они получат наконец какое-нибудь смертельно скучное поручение. Но Эртла закончила, так и не упомянув их двоих. В конце летучки Хюльдар все-таки поднялся и указал ей на упущение. Но вместо того чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу и сказать, мол, как же это я так, Эртла уставилась на него с нескрываемой злобой и заявила, что оставляет их в резерве, чтобы они были под рукой, если вдруг случится что-то непредвиденное. Преступный элемент отнюдь не взял паузу, чтобы полиция могла всецело посвятить себя расследованию убийства.
Вернувшись к своему столу, Хюльдар хотел было в обход установленного порядка обратиться с жалобой к ее непосредственному начальнику. Но даже сквозь красный туман гнева он осознал простую истину: ни к чему хорошему это не приведет. Во-первых, ее замечание о резерве имело под собой основание, а во-вторых, он терпеть не мог кляузничать.
– Ну и дурость. – Гвюдлёйгюр расстроился ничуть не меньше. – Нам что, так и сидеть теперь, ждать, пока кто-то разобьет окно в машине и украдет пакет с покупками? – Он бросил взгляд на коллегу за соседним столом, просматривавшего записи с камер наблюдения возле продовольственного магазина. По мнению Хюльдара, толку от этого не было никакого, так как камеры находились в нескольких улицах от места, где нашли Стеллу, и лишь несколько из них смотрели на дорогу. Но, как говорится, перевернуть нужно каждый камень.
– Если они на самом деле верят, что где-то там есть первая жертва, то это полнейший позор. – Гвюдлёйгюр раздраженно почесал голову, от чего его обычно приглаженные волосы встали дыбом.
– Думаешь, мы смогли бы решить эту задачку, если б получили шанс? – усмехнулся Хюльдар, хотя, вообще-то, ему было не до шуток. Злило упрямство напарника, твердившего, будто он понятия не имеет, откуда его знает Ауста. Стоило поднять этот вопрос, как он умолкал, отводил глаза, и как ни хотелось Хюльдару вытрясти из него правду, пришлось принять решение отступить. Пока.
– Нет. Необязательно. Но мы могли бы внести свой вклад. – На щеках молодого детектива еще раньше проступили красные пятна, но теперь они потемнели и распространились на шею.
Из офиса Эртлы вышел и направился в их сторону Йоуэль, самый, на взгляд Хюльдара, неприятный член следственной группы. В руке он держал сложенный листок, а к его лицу приклеилось блаженное выражение человека, несущего недобрые вести злейшему врагу.
Когда-то они одновременно поступили в полицейский колледж, потом так же одновременно приступили к работе и на протяжении нескольких лет шли более или менее равно. Отношения между ними не заладились с первого дня и за прошедшее время только ухудшились.
Пару лет назад, когда Хюльдар получил повышение и стал шефом отдела, Йоуэль, должно быть, чувствовал себя проигравшим и только что не приходил на работу с траурной повязкой на рукаве. Но в начальниках Хюльдар не задержался, а когда был разжалован, злорадство соперника не имело предела.
– Ну что, парни? Вы тут прямо как сладкая парочка! – Йоуэль вещал нарочито громко, чтобы его слышали остальные. – У меня для вас работенка от Эртлы. – Вестника она, понятно, выбрала не случайно: о том, что эти двое друг друга на дух не переносят, знал весь участок. Хюльдар не стал отвечать на подколку, понимая, что любая реакция сыграет Йоуэлю на руку, но мысленно пообещал себе, что Эртла ему за это еще заплатит. Гвюдлёйгюр стиснул зубы, но тоже промолчал и лишь приник экрану компьютера.
– Либо помолчи, либо выкладывай, что там у тебя. – Усилием воли Хюльдару удалось не сорваться. – Или с чтением проблемы? Тогда просто дай листок мне.
– Ха-ха, – сухо ухмыльнулся Йоуэль и, развернув листок, звенящим театральным голосом зачитал: – Позвонила уборщица. Не может попасть в дом, где должна работать сегодня утром. Хозяйская собака на улице. Женщина боится, что там что-то случилось. – Лицо расщепила широкая ухмылка, обнажившая кривые зубы, которые он обычно прятал. Хюльдар с удовольствием поправил бы их кулаком, но сдержался и позволил неприятелю насладиться моментом.
– Ах да, она почти не говорит по-исландски. Эртла интересовалась, есть ли у тебя допуск, чтобы поговорить с ней через Гугл-переводчик. – Он положил записку на стол. – Остальное здесь. – Соблазн продлить упивание победой и унижением врага был так велик, что Йоуэль задержался и отпустил еще одну ухмылку: – Дело, по-видимому, срочное, так что не стану задерживать.
Он повернулся и фланирующей походкой двинулся прочь. Хюльдар до боли в пальцах сжал подлокотники кресла.
* * *– Йоуэль – тот еще хрен. Не поддавайся. Не показывай, что он тебя достал. Я зол за нас двоих. – Хюльдар свернул в жилой квартал, где – как он надеялся – их ждала уборщица. По крайней мере, об этом они условились, когда разговаривали по телефону, вот только связь была крайне хреновой. – Не расстраивайся. Рано или поздно Эртла уймется и поручит нам настоящее дело.
Гвюдлёйгюр смотрел в окно. Будучи человеком чувствительным и легкоранимым, он принимал все происходящее близко к сердцу и, возможно, подумывал о переводе в другой департамент или отдел. Желательно подальше от Хюльдара. Понять его было нетрудно: парень расплачивался за то, что просто ассоциировался с ним.
– Попросишь о переводе – и этот поганец, как и все прочие, оставит тебя в покое. Будешь получать нормальные задания. Я тебя не виню. – Хюльдар упорно не сводил глаз с дороги, сопротивляясь желанию взглянуть на напарника и проверить его реакцию. Меньше всего ему хотелось, чтобы Гвюдлёйгюр уходил. Он будет скучать по нему. Несмотря на относительную неопытность и застенчивость, молодой детектив мог быть внимательным и наблюдательным, когда это имело значение. Да и кто его заменит, если что? Хюльдар порадовался, что утром не стал донимать младшего товарища вопросами об Аусте – это вполне могло бы стать тем самым последним перышком.
Гвюдлёйгюр не ответил. То ли потому, что хотел как следует все обдумать, то ли потому, что впереди показался нужный дом.
– Туда. – Он показал на большое одноэтажное строение, воздвигнутое на элитной стороне улицы. Позади дома тянулось лавовое поле. Тут и там были воздвигнуты отдельные бетонные стены, наличники сняты; типичная для Исландии кровля из гофрированного железа заменена медными листами, соединенными стоячим фальцем. Передний дворик заасфальтирован.
Работы в таком же стиле проводились и в соседних домах, и только на противоположной стороне улицы сохранилось строение с оригинальными чертами и даже выкрашенное в отличный от преобладающего здесь белого и серого цвет.
– Думаешь, она? – Гвюдлёйгюр указал на худощавую женщину, переминающуюся с ноги на ногу у передней двери. Она была в ярком анораке из какого-то тонкого материала и, похоже, успела замерзнуть, хотя и не так сильно, как жмущаяся к ее ногам собачонка. Шапку женщина не носила, и тонкие, до плеч, волосы то и дело падали на лицо. Она убирала их назад, но ветер тут же сводил на нет все ее старания.
Хюльдар припарковался рядом с маленькой, видавшей лучшие времена машиной. Заметив безнадежно просроченный сертификат техосмотра, дипломатично отвел глаза.
Вдоль ведущей к передней двери дорожке стояли невысокие фонари уличного освещения, в данный момент выключенные. Одинаковые красно-бурые столбики выглядели так, словно эффект ржавчины был частью дизайнерского замысла. Интересно, сколько пришлось выложить за эту причуду? И участок, и дом производили солидное впечатление и определенно принадлежали людям со средствами.
Полицейские представились женщине и пожали ее сухенькую, костлявую руку. Уборщица назвалась каким-то, похоже, славянским именем, потом показала на дверь и жестом объяснила, что она заперта.
– Не дома.
Хюльдар едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Интересно, какие еще сообщения о городских происшествиях отвергла Эртла, прежде чем выбрала для них вот это?
Женщина посмотрела на собачку и кивнула в сторону угла дома.
– Песик. На улице. Замерз.
– Да, замерз, – подтвердил Хюльдар, подбирая слова попроще, чтобы объяснить, что да, такое случается, но бродячими собаками занимается не полиция, а местный совет. Не успел он, однако, сказать что-то еще, как уборщица наклонилась, взяла собачонку на руки и показала им ее передние лапы.
– Кровь. Много крови. – И действительно, на короткой коричневой шерсти виднелись красно-бурые пятна. – Кровь. Много крови. – Уборщица снова показала на угол дома.
Детективы переглянулись. Что она имеет в виду? Где много крови? И что такое в ее пониманиимного крови? Больше, чем в венах этого песика? Видимых ран на лапах заметно не было, но их могла скрывать косматая шерсть.
– Можете показать?
Женщина кивнула и опустила собачонку на землю. Но не успели они сделать несколько шагов, как Хюльдар жестом остановил их и повернулся к уборщице.
– Можно обойти с другой стороны?
Та кивнула.
Прежде чем повернуть, он привлек внимание напарника к следу на снегу. След был примерно в полметра шириной и шел от дома через двор в направлении дороги. Санки оставить его не могли – слишком неровно. Да еще и сплошной, без явно выделенных полос от полозьев. Тут и там виднелись розовые пятна. Картина напоминала ту, что они видели за кинотеатром, откуда преступник утащил Стеллу к парковочной площадке. Конечно, это могло быть совпадением, но тем не менее Хюльдар не хотел затаптывать то, что могло обернуться местом происшествия куда более серьезного, чем оставленная на улице собака.
Гвюдлёйгюр уже достал телефон и, не сбавляя шага, постукивал пальцами по экрану.
– По даннымjá.is[9], в доме живет семья из четырех человек. Отец – исполнительный директор фирмы, двое детей – учащиеся, мать – должность не указана. Позвонить?
– Нет, подожди. – Мысленно Хюльдар уже дал себе пендаля за упущение – надо было сказать товарищу, чтобы поискал информацию по пути. Такова обычная процедура. А он забыл. Потому что злился на Эртлу и Йоуэля и не думал о деле. На курсах по управлению гневом об этом, конечно, говорили, но он прозевал, и прозевал как раз потому, что злился – надо же, заставили посещать какие-то лекции! – и слушал невнимательно.
Позади дома находился еще один сад, побольше и с террасой, частично отгороженной невысокой бетонной стеной. Садовую мебель собрали на зиму, и ее контуры угадывались под чехлами, нарушавшими строгий геометрический эффект. Неуместной выглядела и темная полоса, протянувшаяся от большой раздвижной стеклянной двери через террасу и заснеженную лужайку, исчезая за углом дома на противоположной стороне.
– Вот дерьмо. – Хюльдар поднял руку. Все остановились.
– Много крови. – Женщина печально покачала головой. – Много крови.
Красная полоса на светлых каменных плитах бросалась в глаза так же, как и на белом снегу. Повсюду темнели отпечатки лап – по-видимому, собака побывала и здесь. В двух-трех местах след выглядел так, словно его облизали. Подтверждая это предположение, пес прошмыгнул у них между ногами и принялся лизать измазанный красным камень.
– Прочь! – взревел Хюльдар, но собака даже не оглянулась, и ему ничего не оставалось, как схватить ее – щенок оказался легким как пушинка – и осторожно сойти с террасы. Сомнений не оставалось. Кровь. Но чья кровь, человека или животного? Не исключено, что хозяин дома был охотником.
– Номер владельца дома?
Гвюдлёйгюр продиктовал номер, и Хюльдар, зажав под мышкой животное, набрал его на своем телефоне. Судя по тону звонка, мобильник находился за границей. Никто не ответил. Не повезло и с другими номерами – жены, дочери и сына. Телефон сына сразу переключился на записанное сообщение: аппарат либо выключен, либо находится вне зоны досягаемости.
Гвюдлёйгюр тронул Хюльдара за плечо.
– А что это там в окне?
Хюльдар оторвал взгляд от экрана и посмотрел на большое окно рядом с раздвижной дверью. Лучи низкого солнца отражались от стеклянной панели, мешая рассмотреть то, на что указывал Гвюдлёйгюр. Хюльдар прищурился и наконец увидел. Изнутри к стеклу был приклеен лист белой бумаги. Стараясь удержать одной рукой вертлявого щенка, он повернулся к женщине и резко спросил:
– У вас точно нет ключа?
Уборщица испуганно покачала головой, словно боялась, что ее арестуют, если она забыла или потеряла ключ, или просто за то, что ей не поверят.
– Возьми собаку. – Хюльдар передал пса напарнику, и тот мгновенно успокоился на руках молодого детектива. Стараясь шагать как можно шире и переступив кровавую полосу, Хюльдар подошел к окну.
– Что-нибудь есть? – подал голос Гвюдлёйгюр.
– Да. Вот только надпись с другой стороны. Попробую прочитать…
Он отступил чуть в сторону, чтобы тень не падала на бумагу, – и как раз в этот момент на помощь пришел луч солнца.
На листке красовалась гигантская жирная цифра 3.
Хюльдар достал телефон и набрал номер Эртлы. Отправляясь сюда, он и подумать не мог, что сделает такой звонок. И хотя сама новость была ужасная, он испытал злорадство при мысли о том, какую шутку судьба сыграла с боссом.
Глава 18
Захватить фонарик он забыл, так что пришлось воспользоваться телефонным. Света было мало, но хватило, чтобы понять – и это стало неприятным, тошнотворным сюрпризом, – что мальчишка еще не совсем мертв. Серая, как у старой рыбины, кожа, и запах под стать. Подросток лежал там, где его бросили, но двигаться не мог. Одна рука была, по всей видимости, сломана, голова разбита, лодыжка и колено распухли.
И при всем при этом мальчишка не умер. С девчонкой получилось иначе. Она отдала концы практически сразу, не доставив особых проблем. Не то что при жизни.
Надо бы его прикончить, чтоб не мучился. Одного сильного удара по голове чем-то тяжелым – например огнетушителем – будет вполне достаточно. Но, как назло, ничего подходящего под рукой не оказалось. Может, оно и к лучшему – по крайней мере, не надо подходить ближе, вдыхать эту вонь, предвестницу смерти… Он едва терпел ее, находясь в двух метрах от жертвы, и одному богу известно, каково было бы стоять прямо над телом.
Парень лежал на спине, лицом вверх. Видел он что-то или нет, оставалось неясным, но прибить бедолагу ударом по лицу… нет, это было ему не по силам. Тем более после того, что стало с лицом девчонки. Поставить точку мог бы удар по затылку, но для этого пришлось бы подойти и перевернуть… нет, лучше и не думать.
Скоро все кончится само собой. Долго мальчишка не протянет. Задушить? Это не для него. Снять одежду и вытащить на холод? Тоже не вариант. Значит, надо подождать дня три. Или даже меньше, учитывая, сколько крови было потеряно. Вся одежда в пятнах, давно высохших и уже не красных.
Все его естество противилось этому, требовало уйти. Не только нос и глаза, но и уши, для которых становился пыткой каждый хрип, время от времени вырывающийся из горла умирающего. Всё здесь вызывало отвращение. Он не мог заставить себя прикоснуться к чему-либо, не мог даже сплюнуть, чтобы избавиться от привкуса железа на языке. Для всего этого была и другая причина: риск оставить биологический след.
Еще один хрип. Слабый, жалкий, как бормотание новорожденного. Звук совершенно неуместный в этой мрачности. В какой-то момент он даже испытал сожаление и спросил себя, как оказался в этом положении. Но тут же сурово напомнил себе, что мальчишка заслужил наказание. И все же в каком-то уголке сознания билось сомнение:а так ли оно на самом деле?
Предательская мысль была отогнана: нет смысла думать, что все было ошибкой. Ужасной, фатальной ошибкой. Что сделано, того не переделаешь. А значит, остается только использовать ситуацию по полной, себе на пользу. Сейчас это означало ждать. Что не так уж и сложно и не требует никаких усилий.
Снова хрип… голова мальчишки медленно скатилась набок. Глаза ненадолго закрылись и снова открылись. Они смотрели прямо на него; этот взгляд действовал на нервы. Слава богу, он принес с собой маску – на случай, если парня вдруг нашли бы. Впрочем, даже если б он и видел его, то образ вряд ли попал бы в мозг. Тем более при такой травме головы.
Нет, долго не протянет. Просто не сможет.
Сухие, потрескавшиеся губы шевельнулись. Что за чертовщина? Он пришел сюда, чтобы убрать тело, а не смотреть в глаза и не слышать, что шепчут губы. Если мальчишка сможет сказать хоть слово, это будет плохой знак.
Но нет, только выдох, слабое движение воздуха… Хотя можно разобрать звуки, разные звуки, похожие на слова. Возможно ли такое?
Чтобы ответить, нужно подойти поближе. Что такое он там пытается сказать? Молит о милосердии? О помощи? Если да, то получается, что он не помнит, что случилось до того, как он потерял сознание, а иначе знал бы, что милосердия ждать не следует.