Дожить до 120

А в угрозыске работал один из его друзей детства. Был он тогда в звании майора. А звали его (вы будете смеяться) Пронин. Да, однофамилец, а, может, и потомок того самого майора Пронина, героя детективов середины прошлого века и персонажа многочисленных анекдотов. Так вот этот Пронин любил иногда подкидывать Владимиру Ефимовичу разные курьезные случаи из своей богатой практики. Подкидывал и с восхищением наблюдал, как тот, получив надлежащую информацию, ненадолго задумывался, задавал несколько уточняющих вопросов, а когда все почти было выпито (понятно ведь, что без бутылки тут не разберешься), неожиданно выдавал долгожданный ответ. Когда Пронин был повышен в чинах, он несколько раз почти всерьез предлагал Владимиру Ефимовичу поменять место работы и перейти к нему «под крыло» с разными интересными перспективами. В ответ на каковые предложения Владимир Ефимович неизменно отделывался шуткой – мол, мы все у вас рано или поздно очутимся, но этот дивный миг я торопить не стану. Впрочем, на их отношения  эти отказы нисколько не влияли.

Не повлиял на их дружбу и внезапный отъезд Владимира Ефимовича в Израиль, хотя Пронину и намекали, что водить дружбу с эмигрантами – это не дело, и может сказаться на его карьере. Но Пронин намекам не внял, дружбу продолжил, да и на карьере его это не отразилось.  Конечно, теперь они виделись редко. Раза три Пронин приезжал в Израиль, а Владимир Ефимович наезжал в Москву и того чаще. И всегда в обязательном порядке навещал своего «правоохранительного друга».

Ровно через два часа генерал прибыл из Тель-Авива в Иерусалим, где ныне жил рав Зеев. Зеевами (то есть, волками) тут звали всех репатриантов, ранее носивших гордое имя Владимир. Пронин попросил таксиста остановиться в полукилометре от дома своего приятеля, где начинался религиозный квартал. В субботу (в шабат, то есть) появляться там на машине было опасно – за это можно и камнем по голове схлопотать.

Генерал шел не торопясь и с любопытством разглядывал толпу. В основном, мужчин, одетых в черные лапсердаки, из-под которых торчала белая бахрома – цициты.  На голове у каждого была надета широкополая черная же шляпа. У всех в руках молитвенники. Из синагоги возвращаются. Спешат на субботний ужин. Память у генерала была фотографическая, а потому он, хотя и не был здесь лет шесть, с легкостью нашел нужные дом и квартиру. На двери было написано по-русски «Стучать». Это явно для него, и с намеком, что в субботу звонить в дверь нельзя, ибо нажатие кнопки – тоже какая-никакая, а работа.

Дверь распахнулась, и на пороге стояла Светка. Нынче она, конечно, не Светлана, а Ора (ор – это свет на иврите), как тут принято. Юбка до пят, а на голове косынка, полностью скрывающая волосы.

– Ох, Валечка! – заулыбалась она и в нарушение всех правил бросилась его обнимать и целовать (ведь замужнюю женщину не то, что целовать, а ей и руку подать запрещено). – Как же я рада тебя видеть!

– А где благоверный?

– Еще из синагоги не вернулся. Щас прибежит… – сказала Света (или все-таки Ора?).

Владимир Ефимович в Израиле тоже работал по специальности – математиком.  А вот что этот сугубо светский человек ударится в иудейскую религию, стало для генерала ба-альшо-ой неожиданностью. Но он и к этому привык и лишь шутил: «Чем бы еврей не тешился, лишь бы не олигархничал». Генерал недолюбливал олигархов. Кстати, внезапная религиозность раби Зеева была как-то связана с его работой.

Наконец, благоверный явился и тоже кинулся обнимать гостя. Потом генерала усадили за стол, покрытый белой шелковой скатертью, на котором торжественно горели свечи. Вся семья чинно расселась вокруг. Средняя дочка, только что отслужившая в израильской армии, красавица, тоже в длинной до пят синей юбке и белоснежной блузке, младшенький, поздний ребенок, «отрада старости», мальчик лет восьми с длинными и кудрявыми золотистыми локонами (надо же, блондин, а родители-то чернявые – подумал генерал). Только старшей дочери не было – у нее уже своя семья. Хозяин дома разломил халу, налил в бокалы вина и начал творить молитву на своем тарабарском наречии. Семейство, да и сам генерал, внимательно следивший, чтобы не пропустить, повторяли в конце каждого периода «Амен».

Выпили вина. Потом Валентин Петрович достал бутылку коньяка.

– Кошерный? – подозрительно глядя на бутылку, спросил хозяин.

– Да кошерный, кошерный, успокойся, рабби, – сказал генерал. – Специально в Москве в еврейском магазине покупал.

– Знаем мы эти ваши еврейские магазины, – сказал хозяин, рассматривая этикетку, но потом, видимо, удостоверился и коньяк разлил.

– Мда, хорош коньячок, – Пронин стал причмокивать губами, как заправский сомелье.

Круглянский улыбнулся. Он знал, что ни в коньяках, ни в винах генерал не разбирается, а все приемчики усвоил из смешной английской книжки, которая называлась «Как прослыть знатоком, ничего не понимая в винах» или что-то в этом роде.

– Рассказывай, с чем пришел.

– Эта история не для праздничного стола. Давай уж после ужина, с глазу на глаз, – сказал генерал.

Наконец, оттрапезничали, и рабби Зеев увлек гостя в свой кабинет, не забыв прихватить коньяк и блюдце с лимоном.

Там еще приняли по рюмке.

– Да чего там… – выдохнул Пронин, морщась от лимона. – Есть одно дельце. Правда, безнадежное. Из архива достали и на меня повесили – дескать, в порядке надзора. Собственно, не дело даже, а дела. Каждое в своем – отдельном производстве.  А всего их, висяков этих, более двухсот.

– Сколько-сколько? – не поверил и удивился рабби Круглянский. – У вас же количество преступлений по официальным сводкам каждый год снижается. Или все эти сводки – липа?

– Да в том-то и дело, что не липа. И вправду снижалось. И вдруг такое…

Генерал рассказал другу про ничем не мотивированные убийства, которые вполне можно назвать массовыми.

– Хоть убей, не пойму, кому они могли понадобиться?! – вскричал он, ударив себя рукой по колену. – Зачем? И почему именно эти? Зачем понадобилось иногда в глушь тащиться? Словом, если бы мы могли обнаружить у этих убитых что-нибудь общее, сходство какое-нибудь. Но нет, ничего. В Москве вообще никаких следов, но в глубинке – а там ведь все на виду – свидетели показывали, что за день – за два до убийства объявлялись какие-то нездешние, на машине всегда. Ну, и крутились вокруг. А после убийства их больше никто не видел.

– Машина хоть одна и та же?

– Да нет, и машины разные – то «Волга», то «Мерседес», а то и просто «машина». Чего ты хочешь, глушь! Марок не различают. Но всегда, как они говорят, «хорошая машина, новая почти…»

Возраст жертв тоже самый разный. В первый год, когда убийства начались, от двадцати лет до пятидесяти. Стариков среди убитых не было. И детей тоже. Но это только в первый год. А во второй мало того, что число таких безмотивных убийств выросло втрое, но, самое страшное, что среди них и дети появились. А в минувшем году вообще ужас. Детей среди убитых оказалось чуть ли не половина. Дети, подростки. А пять раз убивали совсем младенцев, несколько месяцев всего. Однажды убили вместе с  младенцем мать, и еще раз – деда, который с колясочкой во дворе у дома сидел. Причем было ясно, что не взрослые, а именно дети были целью преступника или преступников. А мать и дед попали «под раздачу», пытаясь их спасти.

– Просто царь Ирод какой-то, – заметил Круглянский. – Тоже ведь всех младенцев велел убить.

Такая лавина убийств не могла остаться незамеченной. Поползли слухи самого фантастического свойства. Разумеется, и пресса не осталась в стороне. Население было близко к панике. А уж когда жертвами оказались дети, всё это утысячерилось. Начальство устраивало разносы, а потом и головы полетели.

– Вот и моя скоро полетит, – с грустью сказал генерал. – Может, и к лучшему? Уйду на пенсию, козла во дворе стану забивать. Или к вам махну, в Израиль. На грязи. Говорят, на Мертвом море грязи какие-то чудодейственные. Эхма!..

Выпили еще по одной.

– Но все-таки во всех этих делах есть одна странность, да какая! Небывалая, можно сказать. Она-то и связывает все убийства. Мы, правда, этот факт не афишируем. Деньги и ценности у жертвы убийцы ни разу не тронули, даже если они были. Ни деньги, ни часы, ни бумажники, ни брошки или бусы у женщин. Их не просто не грабили, а скорее наоборот.

– То есть как это – наоборот?

– Вообрази себе, вскоре после убийства, самое большее через неделю, семья жертвы получает солидную сумму денег. Не рублей, заметь, а долларов! Как бы в качестве компенсации. Просто страховая компания – ни больше, ни меньше!

– И впрямь неожиданно! – всерьез удивился Владимир Ефимович. – И какова же сумма?

– Да сумма-то всегда разная. И тут никакой системы нет. Но значительная. Да у меня все записано… – Пронин порылся в кейсе и достал свой ежедневник. – Ну-ка, где это?.. А, тут они, голубчики. В списочке этом. Не желаешь взглянуть?

Владимир Ефимович взял ежедневник и рассеяно взглянул на записи. Пронин между тем развивал тему:

– Иногда убийство происходило в доме потерпевшего. Естественно, когда другие члены семьи отсутствовали. В этом случае доллары находили прямо на месте преступления. Не стоит и говорить, что из дома ничего не исчезало. Вообще, не было следов каких-нибудь поисков. Словом, как будто почтальон деньги принес. Правда, при этом еще и хозяина убил.

А если на улице убивали, то через несколько дней деньги находили то в почтовом ящике в конверте, а то и прямо в доме – в какой-нибудь банке на столе лежат или на комоде.

– И что ж, все родственники вам об этих долларах сразу сообщали? Что-то не верится…

– Некоторые сообщали, а большинство утаило. Уже потом, когда ко мне в порядке надзора все дела попали, я велел снова всех допросить на предмет денег, будто с неба свалившихся. Ну, тогда родственники и признались. Словом, во всех случаях без исключения деньги были. Даже когда у жертв своей семьи не было, выяснилось, что доллары эти, пусть какой-нибудь троюродной сестре, но поступали. Я уж было обрадовался поначалу – вот он и мотив: убитый копил-копил, складывал в кубышку, ну, а родственнички позарились. Но нет, версия, как говорится, отпала. В общем, странно все это.

Пронин задумался. Возникла небольшая пауза, которую сам же генерал и оборвал:

– Я долго бился, искал хоть какую-то зацепку. Результатов – ноль! А я ведь въедливый, ты знаешь. Даже не поленился запрос сделать в Интерпол, не было ли у них чего похожего.

– Ну и как?

– Как? Ты только со стула не упади. За тот же период – 19 очень похожих убийств. В разных концах света – от Австралии до Зулусии какой-нибудь. И все тот же стиль. Пуля в лоб, свидетели видели автомобиль, а потом (или сразу) семья получала деньги. Мужчины, женщины – примерно в равной пропорции. Возраст разный. И там  стариков нет. Все, за исключением одной немки, не старше 50-и. Да и немке было только 52 годочка.

Кстати, по словам очевидцев, на автомобиле приезжали явно иностранцы, говорили с сильным акцентом. Некоторые утверждают, что между собой они общались на каком-то славянском языке. Вроде бы не мало, правда? Ну и что? Ни-че-го! Никто не был задержан. Пару раз по описаниям свидетелей составляли фоторобот – бесполезно!

Версия Интерпола: по всему миру действует какая-то банда (возможно, русская), хотя никаких связей ни с нашей, ни с какой другой мафией не прослеживается. Ни один из убитых никогда не был ни в чем замешан. Мотивы убийства неясны. Получение семьями денег после совершения преступления отмечено, но никаким рациональным объяснениям не поддается. Словом, та же пустота, что и у нас. Зацепиться абсолютно не за что. А, главное, никакого мотива. Дело безнадежное. А я ведь нутром чую, что за этим скрывается тайна. Ты-то что думаешь?

– Боюсь, сказать мне особо нечего, – развел руками Круглянский. – Вот разве что в суммах «компенсации», как ты изволил выразиться, определенный принцип прослеживается. Если следовать твоему списочку, то… Вот, например, Грибов Александр Юрьевич, 1993 г.р. Убит в 2022 году. То есть, ему было 29 лет. Семья получила 31 тысячу долларов. Зубкова Антонина Сергеевна, 1979 г. р., застрелена в том же 22 году. Ей было, стало быть, 43 года. Семья «получила» 17 тысяч. И так в каждом случае. Если сложить возраст погибшего и «размер компенсации» в тысячах долларов, то в сумме всегда получается 60. Полагаю, что среди Интерполовских случаев – та же история.

– Как же я не заметил… Действительно так, – стал сокрушаться Пронин, изучая список и совершая в уме несложные арифметические действия. – А насчет Интерпола мы сейчас проверим. Где тут мой лэптоп?… Минуточку… Да, вот та немка, самая старшая. Точно – семья получила 8 тысяч. А вот француз… Жене досталось 36 тысяч. А ему было, секундочку,.. ну да, 24 года. Все сходится. Оч-ч-чень ин-те-рес-но-о…