Дожить до 120

– Кто это Он? – замахал руками Пронин. – Брось свои штучки. Это какой-то нелепый розыгрыш. Костя, включайте свою программу, если она сохранилась. Сейчас проверим. А то рэбе возомнил, что Бог с ним напрямую общается, мэйлы шлет.

Я сел к компьютеру, включил программу и спросил:

– А чье имя писать?

– Да хоть мое!

Программа, как обычно, задумалась, а потом выдала какое-то бессмысленное буквосочетание.

– Нет, ты прочти по-еврейски, – потребовал Пронин у Круглянского. – Может, это по-вашему что-то означает.

– Валя, поверь, случайный набор букв, – усмехнулся тот.

– Не может такого быть. Давай, Костя, еще раз.

Я снова включил программу. С тем же результатом.

– Давай еще раз! – побагровев, закричал генерал, вошедший в раж.

– Не трудитесь, Костя, – спокойно сказал Круглянский. – Можете хоть до скончания века набирать, ничего это не даст. Сказано же – код доступа закрыт. Все, финита ля комедия.

– Но как такое возможно? – продолжал недоумевать Пронин.

– Я не знаю, как. Если бы я был на Его месте, да простятся мне эти слова, то поступил бы, например, так. Просто добавил бы одну лишнюю букву в текст Торы. И все. Все наши алгоритмы идут к чертям собачьим.

– Как это – добавил букву? В мире же миллионы библий. Можно же сличить.

– Не кипятись, Валя, – мягко сказал Круглянский. – Если Он избрал этот способ, то можешь быть уверен – в каждом из всех, какие ни есть в мире, экземплярах Книги, одновременно появилась та же лишняя буква. И теперь ее никак не обнаружить. Реальность изменилась. Пусть всего лишь на одну букву. Но этого достаточно. Мы ничего поделать не можем, а вот через тысячу лет новый Рипс или Хаскин обнаружат в этом уже измененном тексте странную закономерность и все начнут сначала.

– Так вот же оно! – вдруг услышали мы торжествующий голос до того молчавшего Хаскина. Он стал в волнении бегать по комнате, поскользнулся на лужице керосина и, чтобы не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку. Это был скелет. Тот зашатался и тут же рассыпался. На полу лежала груда костей. Череп откатился в сторону, но продолжал скалиться уже оттуда, из угла.

Мне показалось, что все вздохнули с облегчением, когда скелет превратился в то, во что и должен был, – в прах.

Но на Хаскина обрушение этой дикой конструкции, кажется, не произвело впечатления. Он продолжал метаться по комнате, время от времени бил себя кулаком по лбу и все повторял:

–Вот оно, вот оно!

– О чем вы, Илья Львович? – спросил я.

– Ну как же, Костя, помните, в начале нашего знакомства я говорил, что теперь, когда в библии обнаружились коды, мы точно знаем, что Бог был, но нет никаких оснований утверждать, что он есть и продолжает управлять этим миром. Помните?

– Прекрасно помню. Мы как раз совсем недавно с господином Круглянским об этом говорили.

– Так вот же оно, доказательство! Неопровержимое! Жив, жив курилка! И продолжает действовать. Ох, что это я… – вдруг осекся он и добавил шепотом: – В общем, все мы под Богом ходим.

– Лично я в этом ни секунды не сомневался, – сказал Круглянский.

Хаскин метался, заламывал руки и твердил свое:

– И то, что сейчас случилось, – это безусловно главное событие нашей жизни!

– Может, для вас и главное, – сказал я. – А вот мне грустно. Выходит, всё? Никаких кодов библии больше не существует? Будто и не было?

– Я вас, Костя, понимаю. Да, это печально, – сказал Круглянский. – Но кому-кому, а вам грех жаловаться. Наоборот, гордиться должны. Ведь Он ни с кем иным, как с вами, вступил в личную переписку, вошел, так сказать, в контакт. А этой чести за всю историю человечества удостаивались только праотец Авраам и Моисей. А теперь вот еще и Константин Кравцов.

Все это время Пронин сидел с каменным лицом. А тут вдруг вскочил со стула, лицо его исказилось в какой-то непередаваемой гримасе, глаза выпучились и налились кровью… И он повел себя так, как никто не ожидал. С возгласом «Господи, помилуй мя!» наш генерал опустился на колени прямо в лужу керосина и стал неумело креститься.

– Вот и тебя проняло, – сказал Круглянский. – Понял, наконец, что такое Страх Божий?