Раскаты Грома

– Щщщщщ, – шипение, напоминающее лязг металла, разнеслось по аванпосту.

Тварь подобралась к ближайшему входу в ангар, остановилась, глубоко вдохнула в себя воздух. Затем резко развернулась, осматривая крыльцо казармы. Декан почувствовал, как в горле начало першить. Ещё немного и он кашлянёт. «Очкарик» сжал зубы как можно крепче и прикрыл рот ладонью. Мессия смотрела на него с испугом, приложив к губам указательный палец: «Прошу, не надо! Только не сейчас!». Джигит сидел у простенка, вжавшись в пол и слышал, как монстр подошёл к крыльцу и вот уже дотрагивается до ступеней. «Оно спиной ко мне. Сейчас!» – решился молодой спецназовец. Он резко выпрыгнул из укрытия, оттолкнувшись ногой от подоконника и выбивая плечом остатки стекла. В этом прыжке «заклинатель пуль» совместил дуло автомата с силуэтом твари, но ему не хватило секунды, чтобы выстрелить. Габаритный монстр поразительно быстро закинул свою голову на спину нижней челюстью кверху, как только услышал первый шорох со стороны окна. Из клыкастой пасти вылетел длинный кривой язык с толстой железой на конце. Струя зелёной дымящейся жижи выстрелила выпрыгнувшему бойцу прямо в грудь. Упав на землю, Джигит начал извиваться, будто охваченный пламенем, и неистово стонать. Руки лихорадочно пытались расстегнуть и сбросить разгрузку, бронежилет, форму и, казалось, саму изнывающую от боли кожу.

Старый, стоя в дверях пункта связи, выпустил очередь в мутанта. Пули задели лишь одну из лап. Командир выпрыгнул через крыльцо на землю и побежал к казарме. Тварь развернулась в его сторону и уже начала вновь открывать ужасную пасть, подкопив вторую порцию слизи в языковой железе. Вадим на ходу выстрелил в чудище из подствольного гранатомёта, угодив снарядом прямо в оскалившуюся морду.

– Шерлок, давай! – Старый перекатился влево, увернувшись от плевка второй мартерны. Она забралась на крышу ангара и выжидала там лучшего момента для нападения на спрятавшихся в кирпичной постройке людей. Маша вышла в проём двери пункта связи и прицельным огнём из автомата попала в глаз монстра, засевшего на крыше гаража. Туша свалилась на землю, истошно вереща от боли и пытаясь встать на конечности. На этой особи не было потомства, болтающегося при каждом движении. На ней остались только затягивающиеся язвы от завершённого процесса вскармливания, поэтому двигалась она куда проворнее. Палач и Рысь высунулись из окон казармы и перекрёстным огнём раздробили голову упавшей с гаража твари, а Гора тем временем почти в упор расстреливал не успевшую прийти в себя «лягушку», атаковавшую Джигита. Пулемёт перестал стрелять, только когда от тела осталось дымящееся месиво. Пулемётчик подошёл к ближайшему ошмётку – детёнышу убитой бестии – и со злости пнул его. Палач и Рысь меняли закончившиеся магазины. Мессия спешила к раненому сослуживцу, лежавшему в траве на боку, притянув ноги к груди. Он не двигался. Вадим помог Насте перевернуть бойца на спину:

– Всё, да? – сам у себя спросил командир.

Мессия шмыгнула носом: её взгляд задержался на прожжённом отверстии в пластине бронежилета. Невооружённым глазом было видно, как едкая смесь прошла сквозь все ткани на груди, обнажив оплавленную белую кость ребра и багровую рану продырявленного сердца. Рядом на колени, у трупа лучшего друга приземлился темноволосый стрелок.

– Жив? – с ходу выпалил Палач, прежде чем заметил ужасную рану.

– Погиб, – Мессия посмотрела на сослуживца мокрыми глазами.

– Сука! – командир встал и ударил носком ботинка тушу мартерны, пытаясь избавиться от злости.

Хмурый стрелок беззвучно сложил руки на животе Джигита и опустил на них голову. Как бы он хотел, чтобы эту жуткую рану можно было просто перевязать, но Палач понимал, что уже поздно. И войди эта тварь в казарму – может рядом с Джигитом лежал бы и он сам.

Вадим опустился на корточки и прикрыл рукой веки мёртвых глаз:

– Молнии раскатов всегда уходят в землю, – он протянул руку к цепочке с жетоном и сорвал её с шеи погибшего. – Своею ли, чужою ли – будешь окроплён!

– Окроплён!

Последнее слово проговорили все трое: спокойным голосом Настя и дрожащим Палач.

Гора наблюдал за двумя извивающимися в агонии отростками, которые выползли из-под тела мутанта, шоркая задними лапами. Издавая мерзкий для человеческого слуха писк, они пытались вырваться из мёртвой туши. Ещё одна особь, более крупная, упёрлась недоразвитыми конечностями в оголённый, перебитый пулями хребет мартерны и также пыталась высвободиться. Она царапала двумя передними лапами по прослойке синей кожи: её рот сросся с материнской плотью в месте укуса. Пулемётчик подошёл к уродцу ближе и со всего размаху ударил прикладом по голове недоношенной амфибии. Хрустнул хрупкий маленький череп, змееподобная тварь взвизгнула. Гора ударил её ещё и ещё, и продолжал бить, пока на асфальте не образовалась свежая красно-серая лужа с кусками плоти фиолетового цвета. Один из придавленных детёнышей монстра к этому моменту уже задохнулся и перестал скулить. Второй всё ещё скрёб десятью лапками по асфальту, почти выбравшись из-под трупа. Пулемётчик со всей силы ударил ботинком по ножкам «кузнечика», сломав их, и одновременно вбив переломанные кости в тушку. С выводком было покончено. Гора плюнул прямо в развороченную голову мартерны.

Вдалеке возник звук реактивных двигателей. Он приближался и становился всё громче. Когда он превратился в оглушительный шум, над вершиной пролетело два штурмовика. Самолёты пустили несколько ракет в сторону растущего вдалеке леса и начали разворот, поднимаясь всё выше в небо.

– Мессия, обработай тело по инструкции. Рысь, Шерлок, за мной – пойдём смотреть на этот долбанный трансформатор за казармой! – Старый двинулся к забрызганному ошмётками монстра крыльцу.

Настя достала небольшой баллончик из разгрузки Джигита и начала опрыскивать его с головы до ног, особо уделяя внимание участкам с открытой кожей и ране на груди. Декан сидел на крыльце, странно разглядывая пустые синий и красный шприцы, которые нашёл недалеко от обнаруженной им комнаты-подсобки. И то, что он отрывочно, сквозь туман в голове, пытался вспомнить, его настораживало. Загородив солнце, к нему подошёл Палач:

– Чёрт! Ты ведь единственный из нас биолог, ты ведь вкуриваешь в поведение этих тварей, так?

– Ну да, – тихо выдавил из себя «учёный».

– Ведь мартерны способны запрыгивать на крыши домов, – Палач показал рукой на ангар, – но почему… – его голос задрожал. Спустя мгновение боец продолжил. – Почему одна из них зашла через ворота?

Декан на несколько секунд замолчал, а затем произнёс:

– Пока точно не знаю, но есть одна мысль…

Глава пятая. Афина

Дева Афина! Ты браней владычица!

Ты свой золотой Коронейский  храм

Дозором обходишь, идёшь по лугам,

Дорогой прямой, и окольной обходишь,

И словно  бы тайную песню заводишь.

И там, где поток твой священный шумит,

Глядишь, и сверкнёт на руке твоей  щит,

Иль ярко сверкнёт твой священный доспех.

К Афине, Алкей

«Гнездо», за 20 минут до начала операции.

Её указательный палец обвёл на клавиатуре чёрного ноутбука клавишу «Deletе». Сорокалетняя женщина сидела перед потухшим экраном уже 20 минут, ожидая, когда в рубку центра связи войдёт командование оперативного штаба. Стройная дама, брюнетка от природы с выкрашенными под блондинку волосами. Этот милый блеф было тяжело скрыть: на проборе убранной «в хвост» копны отчётливо выступали предательские миллиметры её истинного цвета. Несколько морщин на лбу придавали серьёзность приятному, выразительному лицу. Кому-то оно дарило располагающую улыбку, в отношении кого-то выражало недовольство, а иногда серые близко посаженные глаза и красные губы на бледноватой коже объединялись даже в пугающую гримасу. Чаще лицо этой женщины всё же было приветливо-нейтральным. Сейчас на ней хорошо сидела чёрная юбка длиной чуть ниже колен. Привычно скрещенные ноги заканчивались чёрными туфлями с низким каблуком. Погоны на её серой блузке скрывались под накинутой на плечи курткой с нашивкой ФББ на рукаве. Кроме нашивки на верхней одежде больше не было никаких знаков различий. Неуставная курточка, конечно, но ей никто не сказал ни слова: от окна веяло холодом. За стеклом был зябкий, пасмурный летний день с пробирающим до костей ветром. Кроме «блондинки» в помещении находилось двое дежурных: следивший за эфиром коротко стриженый сержант и засыпавший лейтенант с полубоксом на голове. Офицер сидел чуть в стороне от радиостанции и своего подчинённого. Сейчас у мужчины были красные уставшие глаза. Он почёсывал свои тёмные волосы тупым концом синей шариковой ручки, зажатой в смуглых пальцах. Лейтенат верил, что такая мера поможет отбить сон. Перед старшим дежурным на небольшой тумбе лежал раскрытый журнал с номерами входящих и исходящих сообщений. За спинами этого суточного наряда по связи, справа от женщины, в центре комнаты был собран импровизированный стол для совещаний. Его составили из небольших парт учебного класса, находящегося в соседнем помещении. Поставили их две в ширину и три в длину – парты загородили собой почти всё оставшееся пространство радиорубки. Запертые на замок столы сохранились в хорошем состоянии: занятия с прибывающими на службу солдатами последний раз проводились ещё в прошлом десятилетии. Сама радиорубка располагалась в старом двухэтажном здании. Просторное помещение было уставлено передвижными тумбами-серверами и радиостанцией. Деревянный пол здесь месяц назад наспех покрыли лаком, но он уже начал шелушиться – ничего страшного. Штукатурка на кирпичных стенах медленно отслаивалась от кладки – никого это не волновало: покрыли на полтора метра от пола в зелёный цвет, а выше замазали дешёвым белым составом. Местами краска уже отошла от шпатлёвки. Потолок тоже исправно шелушился крошкой. Вместе с кривыми трещинами стен он хорошо вписывался в атмосферу ветхости, дополняя её. В целом, ремонт опаздывал лет на десять. В обычном режиме аэродром «Гнезда» принимал только терпящие бедствие гражданские и военные рейсы, которым повезло дотянуть до запасной полосы. И поэтому все технические средства и новшества находились на другом конце взлётной полосы – в диспетчерской. Центр связи просто не был рассчитан на те задачи, которые сейчас перед ним стояли. Но «Гнездо» не всегда было Богом забытым местом, но всегда особенным.

Чуть более полувека назад здесь ещё стоял охотничий двор – небольшая деревня, где можно было отдохнуть и согреться в тёплых хижинах. Местная традиция требовала от мужчин выслеживать зверя как можно дальше от становища. В районе деревни никогда не охотились, лишь отбивали зимой нападения голодных волчьих стай. В остальное время различные дикие животные мигрировали в сотнях метров от деревеньки, не чуя опасности. Охотничий двор располагался в центре пересекающихся звериных троп, и поэтому охотники могли отходить для своего промысла в любом направлении, следуя заветам предков. Лес таил в себе изобилие мяса и меха, нужно было лишь уметь их добывать. Места облав менялись, звериные маршруты отмечались особыми камнями, и люди веками оставались незаметными убийцами, находясь под самым носом у добычи. Но эти времена закончились.

Когда началось строительство «Объекта 60», животные удалились от насиженных мест: шум вертолётов, прокладка железнодорожной ветки, рёв двигателей тягачей вызывал у четвероногих обитателей леса неподдельный ужас. Ушёл зверь – ушла былая жизнь. Поначалу люди из деревни были разгневаны приходом солдат, но позже, когда представители государственной власти начали завозить лекарства, консервы и алкоголь, стали воспринимать перемены как добрый знак. Военные были не против заручиться поддержкой местных охотников для обезвреживания волчьих ям и прочих расставленных ловушек, а также изучения местности. Пути, пролегавшие через заросли, под кронами вековых деревьев, становились в разы безопасней, если в поисковой команде присутствовал кто-то из мужчин этого стана. Со временем, благодаря туземцам армейская разведка обнаружила подходящие места для размещения опорных пунктов – сети гарнизонов и оборонительных сооружений региона. И поскольку охотничий двор находился почти в центре этой сложившейся системы, то именно на его месте решили устроить посадочную полосу.

«Гнездо». Во время работ по расчистке территории оголённая поляна была окружена поваленными деревьями, отбуксированными со стройплощадки. Ветки большинства из них хитро переплетались. При разравнивании площадки ездившие туда-сюда бульдозеры и тракторы походили на боявшийся уйти из отгороженного места выводок. Да и военные, точно птенцы, собирались вокруг очередного груза, который приносил на площадку транспортный вертолёт. Тогда и родилось новое имя этого места, ставшее впоследствии неофициальным названием воинской части – «Гнездо». Получив заасфальтированную длинную полосу, оно стало принимать грузы вдвое больше, чем раньше: садиться теперь могли и самолёты. Ещё больше солдат, больше персонала, больше строителей секретного объекта. Служба в этой части была одним из лучших вариантов для оказавшегося в рядах армии юноши: тихое место – пункт приёма ресурсов, но увеличенные «за вредность» пайки и льготы от государства после завершения службы. Мало кто мог в то время догадаться, что именно происходило на «Объекте 60». А «вредность» друг другу пытались объяснять климатом, отдалённостью от населённых пунктов и ещё бог весть чем. Место-то было тихим. Почти. Лишь пару раз за 25 лет своего существования аэродром потерпел ущерб – выбитые стёкла по всей части. Тогда громкий далёкий взрыв, казалось, мог лишить слуха напрочь. Но этого ни с кем не случилось. Барабанные перепонки восстановились, стёкла в окнах заменили, а командный состав сделал вид, что вообще ничего не произошло: «Просто ветер разыгрался, всего лишь ураган. Забудьте и никогда не упоминайте!» Так было, но и этого в определённый момент не стало. Потом взлётная полоса с десяток лет крошилась по краям, разметка исчезала, а опустевшие здания медленно осыпались под воздействием мороза местных зим. Объект законсервировали, воинские части расформировали, и поэтому «Гнездо» оказалось в запустении. Когда в глухой край вновь начали летать грузовые самолёты, пункт как будто обрёл новую жизнь, но ненадолго. Разросшаяся инфраструктура развивала регион с противоположной стороны, и аэродром стал необходим на время превращения «Объекта 60» в «Объект 80». После этого, с охраной в одну роту и штатным устаревшим оборудованием, «птичья» полоса вошла в список резервных. Артерией для нового секретного объекта стала скрытая железнодорожная ветка и виляющая среди густых зарослей автодорога от ближайшего крупного населённого пункта.

В первые часы после получения сигнала «Лавина», гарнизон полузаброшенного аэродрома не понимал, как на их территории возможно уместить столько авиационной техники, садившейся и взлетавшей вновь. Адский шум бомбометания, гул лопастей и крики лежавших на носилках потрёпанных, раненых солдат будто слились в единый гомон переродившегося «Гнезда». Но нет, «Гнездо» слишком молодо, «Гнездо» – лишь маска. Это был клич вновь ожившего охотничьего становища, и его хищный взгляд в серое небо теперь скрывался в прожекторах, что стояли вдоль взлётной полосы.

***

Пошаркивая левой ногой, в сторону центра связи шёл майор Яргин. Прохладный ветер не мог остудить его красное лицо, с тела лил пот, началась одышка. Не помогали ни расстёгнутый сверху китель, ни ненастная погодка: он опаздывал. У входа в кирпичное здание стояли трое: улыбающийся Лешаков, то и дело стряхивавший пепел с сигареты в левой руке, рядом с ним Лыкоренко, травивший очередную байку и при этом умудрявшийся не выпускать деревянную зубочистку изо рта, и опёршийся спиной на стену Громов. Глава «Раскатов» смеялся, прикрыв рот кулаком, будто в приступе кашля.

Командующий операцией подыгрывал голосом, активно жестикулировал:

– … и я переспрашиваю: «Три?», а он головой кивает: «Да, с тремя глазами, и с четырьмя лапами!» Говорит: «По берегу, каждый вечер слоняется. Мы его в засаде караулим с лопатами, чтоб забить и зарыть сразу!» Говорит: «Да! Эта тварюга кур треплет. Карась этот! За кур его убить надо! Лопатой! И зарыть! Карася этого – куротрёпа!» – не выдержав подкатившее веселье, Лыкоренко несколько раз хихикнул, чуть не выронив зубочистку. Лешаков зашёлся в шипящем смехе – сигарета теперь просто тлела, вхолостую укорачиваясь до бычка. Яргин сбавил шаг на подходе к компании. Одышка была и неприятным следствием его пищевой распущенности и предметом смятения перед товарищами по службе, если они были равны или выше по званию. Но когда майор находился в своём штабе, в своей авиабригаде, то ничто не могло выбить его из колеи. А сейчас бывший лётчик в «Гнезде», на чужой территории. Переведя дух, Яргин подхватил общую волну веселья и улыбался своим мокрым красным лицом с широким носом и вторым подбородком. Лыкоренко посмотрел на часы, выбросил зубочистку в траву:

– Так, всем на позицию!

– Есть, – произнёс с дружеской интонацией Громов.

Офицер ФББ кинул окурок в урну, улыбка на его лице исчезла, будто её и не было вовсе. Яргин зашёл последним и по привычке потянулся закрывать за собой стальную дверь, но вовремя увидел доводчик сверху. Затем он спустился на ступень вниз и пошёл по коридору, покрытому мелкой синей плиткой с кучей крохотных выбоин и трещин, догоняя остальных офицеров. В середине коридора за столом сидел дневальный. Солдат вскочил со стула, как только разглядел погоны приближающегося генерала.

–Да сиди-сиди, – махнул дневальному Лыкоренко.

Лишь Лешаков, проходя мимо стола, приложил ладонь к чёрной фуражке, поприветствовав рядового в ответ. Четыре пары чёрных берец зашагали дальше по коридору, одна за другой. Повернули налево, проследовали мимо доски с прикреплёнными на канцелярские кнопки распоряжениями. Затем их ждал подъём по бетонным ступеням лестницы, протёртым по центру. Громов скользил ладонью по пластмассовому покрытию металлического поручня. Яргин же крепко хватался за эту розовую накладную полосу – ограждение не переставало вибрировать. У майора опять началась одышка. Коридор верхнего этажа был весь выкрашен в жёлтый цвет, кроме дощатого пола – тот был коричневым. Пройдя прямо и повернув налево, офицеры вошли в открытую деревянную дверь с табличкой: «Пост 56. Пост 57».

Женщина за компьютером оживилась, когда в комнате появились командиры: оглянулась через плечо, спокойно встала из-за стола. Светловолосый старший лейтенант, только что сменивший сослуживца на посту, вскочил со стула. Губы уже начинали выдавать первый слог заученного доклада, но генерал его прервал:

– Садись. Всё готово? Эфир без помех?