– Выполняйте приказ, товарищ солдат! – потребовал властно усатый старлей.
– Ладно, – подумал Салман, – ёжики так ёжики… в «родных» стенах старлей голос круче подаёт. Он пришел в штаб, расположенный в метрах тридцати от казармы, вошёл вовнутрь, где его встретил сержант с повязкой «дежурный по штабу», Салман прошел мимо него, не удостоив того и взглядом, тот и вовсе обрадовался, видимо, но захотел подсказать:
– Направо по коридору и в конце дверь слева.
– Не жуй сопли, салага, – бросил ему в ответ «Организм». Кабинет замполита и его расположение было Салману знакомо. Тот кабинет при его службе и дежурств по штабу, (несмотря на малый срок службы в армии, Салману доверяли это дежурство) занимал в то время майор Русов, родом из Киева. Он во время следствия по его делу хлопотал, но, увы. И Русов уже, как полгода перевелся в другой военный округ из Дальнего Востока. Салман, подходя к двери, где была прибита бронзовая табличка с надписью «зам. полит. части», остановился и осмотрелся. Поправил шапку, ремень, шинель, застегнулся как положено и постучался…
– «Войдите», – услышал Салман за дверью металлически-ржавый, охрипший голос. Он вошёл.
– Товарищ майор, рядовой Тасаев прибыл из дисциплинарного батальона номер десять для прохождения воинской службы – прикладывая руку к головному убору, Салман ощутил, как его рука отдернулась назад. За полтора года в дисбате, никто: ни дисбатовский офицер, ни сержант, ни прапорщик не смог заставить его отдать им воинскую честь, прикладывая руку к виску. В Дисбате честь отдавали только уже сломленные осужденные, а таких, как он на более тысяча осуждённых было всего пару десяток. Салман сдержал себя в руках, понимая, что он в другом месте, и нужно поскорее отделаться от этого назойливого замполита.
Майор сквозь очки внимательно осматривал «Организм». Очень чистая новая солдатская шинель, в общем неожиданно чистый, опрятный солдат. Майор ожидал увидеть полную противоположность – грязного, замызганного, запуганного, сломленного дисбатовца, а перед майором стоял Коллос. Наконец он опомнился и сказал:
– «Вольно»! А далее сразу – мечом, саблей, шашкой, пушкой, устрашением, напором – начал майор:
– Тасаев! Я хочу Вас предупредить, что Вы должны забыть все ваши дисбатовские «ржавости», которые будут нарушать воинскую дисциплину. Мы будем категорически пресекать Ваши всяческие действия, разлагающие воинский устав внутренней, строевой, боевой службы и дисциплины нашей части. Мы не позволим Вам разливать «гной» на нашу строжайшую дисциплину воинской повинности! В свое время Вы пытались это сделать, до моего прихода в эту часть на службу. Так вот, я хочу предупредить Вас, что за малейшее неповиновение и нарушение, я отправлю Вас назад или куда подальше валить лес. Вам всё понятно, или у Вас есть ко мне вопросы? Если нет, то идите в казарму, там Вас ждут, чтобы со всеми вместе протрубить отбой на сон.
– К Вам, товарищ майор, у меня не будет никогда никаких вопросов. Я к гнилым болванам не обращаюсь…
– Как Вы смеете со мной так говорить, да я Вас… тебя, солдат сейчас отправлю на гауптвахту, я отдам тебя… Вас… трибунал…, под суд…, – майор вскочил, и с пеной у рта, бегая вокруг стола туда-сюда продолжал:
– Да Вы мерзавец… Я Вас… Я тебя…
– Вы мне лично ничего не сделаете, сядьте и не гоните тихоокеанскую волну, сидя на не предназначенном для себя стуле. Вам не место в советской армии, а тем более быть замполитом части Вы не достойны. И если Вы остались сегодня, лишив Ваше семейство своего общества, чтобы предупредить, напугать, устрашить меня, то в свою очередь должен сказать Вам, что именно такие как Вы разлагают армию и воинскую дисциплину. В моих жилах течет кровь, а не гной. Это от Вас несёт гноем! – Салман развернулся, открыл дверь и вышел, хлопнув ею так, что она чуть не вылетела с петель.
Услышав шум, ему навстречу выскочил дежурный по штабу сержант. Но, заметив несущуюся на себя лавину гнева, ринулся в сторону. Вернувшись в казарму, Тасаев крикнул:
– Дневальный, эй на тумбочке, ко мне!
Дневальный тут же подскочил, бросив свою тумбочку.
– Что надо? – запинаясь спросил дневальный.
– Найди каптерщика, скажи ему, что я велел, чтобы выделил вон на ту нижнюю кровать у окна в дальнем углу, чистый матрас, белье и всё необходимое для гигиены. И скажи, чтобы кровать второго яруса убрал над моей кроватью. А сейчас принеси мне ключи от душевой, (бани – душевые, работали только по субботам) но это уже не волновало Салмана.
– Хорошо, мы всё сделаем, но ключ, душ, взводный… дежурный…
– Скажешь я велел! Бегом!
Он помылся в душе на первом этаже, поднялся, а в расположении казармы уже не было никого. Всех повели на вечернюю прогулку с музыкой, где с улицы с плаца доносились слова из песни «Серая шинель» – согревает лааасково, сееерая шинель…
Салман разделся, лёг спать, не дожидаясь вечерней поверки. В армии каждый день перед отбоем проводят вечернюю поверку – перекличку, и расход людей по нарядам, по караульной службе и т. д. Перед сном он думал и понимал, почему сегодня затянули время отбоя – хотят приструнить, заровнять, показать кто есть кто, при всех, привзводно, приротно, батарейно и т.д…
IV
А потом все изнутри захватили неожиданные воспоминания о Родине, будто совсем рядом чувствовался волшебный запах ее лесов и чистых рек. Думал о родителях, братьях и сестрах, о светлом доме, где всегда так вкусно пахло чеченской едой. Салман и не заметил, как уснул в объятиях памяти и не услышал, как все вернулись с вечерней, т.е. уже с ночной прогулки, и как все разошлись по бытовым и туалетным комнатам на пять минут, чтобы приготовиться после поверки ко сну…
Через некоторое время, дневальный громко подал команду:
– Всем строиться на вечернюю поверку! Все, повзводно, по отделениям выстроились по центральному проходу казармы. Дежурный по роте сержант подал команду:
– Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! И приложив руку к виску, строевым шагом пошел к стоявшему по середине старшему лейтенанту для того, чтобы доложить о построении на поверку, держа в одной руке журнал с данными личного состава.
– Товарищ старший лейтенант! Личный состав на вечернюю поверку построен. Дежурный по роте сержант Молчанов! Взводный, не давая команды – «Вольно»! прошёлся перед строем, и сказал обращаясь к сержанту:
– Почему я не вижу прибывшего с Дисбата рядового Тасаева?
– Товарищ старший лейтенант, рядовой Тасаев отпросился спать, с жалобой на усталость и головные боли – соврал сержант офицеру.
– Поднять и поставить в строй, немедленно! – приказал офицер, сам отходя в сторонку, в сторону тумбочки дневального.
– Есть! – ответил сержант и поплелся в глубь расположения казармы, где уже давно спал Тасаев. Сержант растолкал Тасаева и сказал обращаясь по имени:
– Салман, пожалуйста, он не успокоится, встань в строй, а то он заставит всех стоять, чтобы на тебя это воздействовало!
– Передай ему, что я сплю, – отворачиваясь на другой бок, ответил Салман сержанту. Сержант, подойдя к офицеру доложил:
– Он не встаёт, он болен…
– Поднять и привести его в мою канцелярию, – повысив тон на сержанта, офицер пошел в сторону своей канцелярии, которая находилась на том же этаже за тумбочкой дневального. Сержант вернулся ни с чем. Тогда из канцелярии выскочил разъяренный старлей и, громко стуча каблуками хромовых сапог, пошел искать Тасаева в дальний угол расположения. Подойдя к кровати, офицер сбросил с Тасаева одеяло, и громко скомандовал:
– Встать! Подъём!
«Организм» приподнялся, поднял с пола одеяло, и накрылся им вновь.
– Рядовой Тасаев! – приложив руку к виску и головному убору – шапке, продолжал офицер, уже отдавая официальный приказ, – я приказываю Вам подняться и встать в строй! «Организм» не подавал признаков жизни. Следующий приказ гласил:
– Рядовой Тасаев! Я приказываю Вам перед всем личным составом подняться и пройти за мной в канцелярию. В противном случае, я вынужден буду подать на Вас рапорт в Военную прокуратуру за неподчинение приказу дежурного офицера по воинской части, – номер такой-то, при присутствии всего личного состава. К Вам будет применена мера пресечения прямо сейчас, и Вы будете сопровождены на гарнизонную гауптвахту или в дисбатовскую гауптвахту. Через три минуты я вынужден буду снарядить конвой по вашей доставке туда! – отчеканив угрозы, офицер быстро удалился в канцелярию.
Строй стоял и «кипел» в шёпоте. Салман повернулся на спину, забросил руки за голову и стал размышлять о том, как ему всё это осточертело и как же теперь было плевать ему на всё, пусть сажают…
Подошёл сержант Молчанов и стал уговаривать Салмана:
– Пойми, они с замполитом что-то задумали, не ломай себе жизнь. Хотя бы дождись нормально завтрашнего дня. Приедут офицеры, приедет командир части, твой друг старшина батареи прапорщик Крылов – он про тебя много рассказывал, какой ты. У тебя здесь в части больше друзей, чем врагов. Ты и так много испытал и пережил. Мы с моим другом младшим сержантом, в увольнительные дни, случайно в портовском клубе «Маяк» встретились с сержантами Дисбата, которые нам рассказывали про тебя, когда мы спросили знают ли они тебя. Мы, вернувшись в часть, рассказывали про тебя многим из нашей части. И офицеры, встречались дисбатовские с нашими, в гарнизонном доме офицеров, и им про тебя много известно. Здесь про тебя такое говорят. Этот старлей, и замполит недавно в нашей части, а замполит вообще не кадровый офицер, он попал в армию из парткома, какого-то гражданского хозяйства по блату, чтобы сделать в Северном регионе выслугу лет, здесь год за полтора идёт, плюс надбавки. Идём, зайди к нему, отпросись спать, или встань в строй, я быстро закончу перекличку. Салман встал, одел солдатские тапки на босу ногу, как был в одних трусах, так и пошел перед строем в канцелярию.
Строй замер, «кипение» шептаний затихло. Дневальный у тумбочки провалился за тумбу с грохотом, когда он подходил к двери канцелярии. Салман резко дёрнул дверь от себя, она не поддалась, потом на себя, и он вошёл, как в «баню», и тут же услышал топот солдатских сапог за дверью. Строй сломался и подался к двери канцелярии.
Сидевший за своим рабочим столом офицер подскочил и, заикаясь, вымолвил:
– Рядовой Тасаев, немедленно привести себя в порядок, наденьте на себя форму одежды и войдите заново надлежащим образом, иначе я Вас выкину с кабинета!!!!
– Вы меня разбудили и позвали в канцелярию, я пришел, но вы не говорили мне о форме одежды абсолютно ничего.
– Я сейчас выброшу Вас отсюда…
– Никуда Вы меня отсюда не выбросите, а если попытаетесь, это будет последняя попытка в Вашей жизни вообще что-либо сделать… И вообще, летёха, запомни, меня пугать – без зубов остаться.
Офицер потянулся к кобуре, где находился его табельный пистолет…