За долги отдам тебя

Жалела, конечно. Многие женщины такие: любят не тех мужчин, и жалеют тех, кого эта жалость оскорбляет. Алан всегда презирал это чувство – с детства. Его жалели сердобольные пожилые соседки, дарившие ему поношенную одежду. Подкармливали иногда, если сами могли себе это позволить – и Алан через силу принимал такие подношения.

Не принимал бы – не выжил.

– Жалела, значит, – глухим от ярости голосом произносит Алан, и я ежусь от этого стылого холода. – Вот и раскрыта загадка. А я все думал, что ты ко мне прилепилась тогда… теперь ясно.

– Знаешь, – начинаю я злиться, – я не люблю, когда в прошлом ищут поводы для обид в настоящем. Да, жалела, и что? Это повод, чтобы свою совесть отчистить, если она у тебя есть?

– О чем ты? – подается Алан вперед. – Меня совесть не грызет, так как я ни в чем перед тобой не виноват!

Ну все! Не виноват… выставил меня на улицу, отбросив наши общие пятнадцать лет – и не виноват.

– Какого дьявола тебе нужно от меня? – злюсь я, мечтая выплеснуть на Алана все обиды, накопившиеся за эти годы.

– Сама знаешь, не маленькая.

Он медленно оглядывает меня снизу-вверх, и кожа горит от взгляда Алана, проникающего сквозь неприметную одежду. Смотрит на мои губы, и я нервно прикусываю их, заставляя темнеть грозовые глаза Алана.

– Давай уже покончим с этим! – выпаливаю я, и подхожу к мужчине вплотную. – Хочешь – бери, что хочешь делай! Три месяца я потерплю!

– Потерпишь, значит? Ты и тогда лишь терпела меня? – бьет он своими словами наотмашь. – Вышла за это ничтожество, ребенка родила, выкинув меня из своей жизни! Чего ты еще ждала, возвращаясь в Россию?

«Знал бы ты, кому я родила ребенка, – думаю я горько, вспоминая дочь. – Но лучше тебе не узнать этого никогда!»

– Говори, что делать, Алан, – повторяю я, и Алан поднимается со стула.

Возвышается надо мной – такой чужой и родной. Обхватывает мою шею рукой, поглаживает большим пальцем чувствительную кожу. А мне перестает хватать воздуха – кажется, что сейчас умру на месте – слишком давно он меня касался.

– Сейчас, Арина, ты меня поцелуешь, – Алан смотрит своим гипнотическим взглядом. – Потом опустишься на колени, и хорошенько отсосешь. Как раньше. Приступай!

Шея огнем горит от его прикосновений. Алан чуть надавливает, заставляя меня податься вперед для поцелуя, а я понимаю, что эта ласка меня сломает.

– Пожалуй, обойдемся без поцелуев. Хочешь минет – пожалуйста, только отпусти, – твердо произношу я, и с темным удовольствием наблюдаю, как меняется выражение лица Алана.

Лучше так. Сразу.

Боли будет меньше.

Отвожу взгляд от глаз Алана – слишком тяжелый у него взгляд, полный неизбывной тоски и ярости. Опускаюсь перед ним на колени, и понимаю – это я смогу сделать. Так странно…

Мне легко было бы поцеловать незнакомца, но Алана – невозможно. И минет кажется почти послаблением.

«Чувствую себя Вивиан из «Красотки», —думаю я, и берусь за пряжку ремня Алана. – Та тоже, помнится, была против поцелуев.»

– Арина, подожди, – Алан останавливает меня, держит за подбородок. – Ты хочешь так? На мою совесть давишь, или цену хочешь себе набить?

Ремень расстегнут. Держусь пальцами за верхнюю пуговицу его брюк, и смотрю снизу-вверх на лицо Алана.

– Вор всегда подозревает других в воровстве, как и предатель в предательстве, – замечаю я, устав спорить с ним.

Зачем я так унижаюсь? Ради чего? Встать бы и уйти, ведь с Костей меня ждет разрыв…

… – не делай аборт! Арина, я помогу, – горячится Костя. Держит меня за руки, на краю пропасти держит, не позволяя упасть. – Буду рядом всегда, ребенка воспитаю как своего, веришь? Ты ведь знаешь, что я к тебе чувствую!

Киваю. Знаю, конечно. Все школьные годы я гонялась за Аланом – чуть ли не молилась на него. А Костя гонялся за мной. И сейчас приютил – разбитую, беременную и брошенную. Не нужную никому, как оказалось.

– Прости, не время для всего этого, – шепчет Костя, и укутывает меня в плед. – Я как друг буду рядом, а о деньгах для себя и маленького не беспокойся – ты ни в чем не будешь нуждаться. Просто позволь рядом быть…

– Сейчас самое время, – перебиваю я Костю. – Если я тебе нужна – я твоя.

Клин клином, как говорят…

Перед глазами проносятся кадры нашей совместной жизни: временами счастливой, а временами – больной. Не могу я не помочь тому, кто вытащил меня из ямы. Даже несмотря на все измены Кости… да и в них ведь есть моя вина.

Он все ждал, что полюблю. Мужем был хорошим – другим на зависть. Ждал, надеялся, и устал, должно быть. Костя тоже захотел сделать мне больно – вот и не скрывает свои измены.

– Алан, ты ведь сам сказал, чего хочешь, —напоминаю я. – Так зачем мешаешь?

– Встань, – он отступает на шаг.

Упираюсь ладонью в пол, и поднимаюсь. Странно, я ведь уже готова была ко всему.

– С послушной куклой неинтересно, —поясняет Алан, и нажимает кнопку вызова официанта. – Хватит играть роль исполнительной и принципиальной проститутки, Арина. Ты ведь любишь секс – хороший секс. В этом ты меня не обманешь. Помню, как ты стонала подо мной, какой ты можешь быть… вот, чего я хочу! Не тупой отсос, а страсть!

В наше странное и пугающее уединение входит официант, кажущийся неуместным здесь и сейчас. Чуждым нам и нашему миру, или это мы здесь чужаки? Оба мы – я и Алан.

–Ты слишком много хочешь, —произношу я, когда официант нас покидает.

– Понимаю, – со странной улыбкой кивает Алан. А я вот не понимаю, о чем он. – Ладно, я пока не буду тебя трогать.

Сначала приходит радость – он освободит меня от этой постыдной обязанности, а затем я вспоминаю, с кем имею дело.

– Пока?

– Да, Арина. Я не спешу. Три месяца у нас есть.

Алан доволен, и не скрывает своей радости с оттенком злости. Что задумал? Чему радуется, ведь все пошло не по его плану?

Вовек мне его не понять!

–Ты ведь упрекала меня в жадности, —кивает Алан на принесенные официантом блюда, и придвигает к себе соусницу. – Ешь.

Мужчина принимается за мясо, а я придвигаю к себе десерт, решив плюнуть на правила. К черту их!

– Алан, а почему именно три месяца? – решаюсь я на вопрос. – И зачем тебе я? Ты ведь не хочешь меня вернуть. Не любишь, не любил… так зачем?

Жду его ответ. С проклятым трепетом жду, ненавидя себя за это. Ведь даже солги он, что любит – я бы не простила Алана. Некоторые поступки простить нельзя.

–Три месяца – достаточный срок, – отвечает Алан. – А почему именно ты? Я тебя хочу! В постели ты, Арина, идеальна – точно под меня. Цена была велика, но в деньгах я теперь не нуждаюсь. Все вышло как нельзя кстати.