За долги отдам тебя

– Ты даже разговаривать с Аланом не должен был, зная то, что ты знаешь! – я почти кричу, позволяя себе быть грубой – Костя заслужил. – Но тебе есть дело лишь до самого себя. Не хочешь показаться трусом и слабаком, но вместо этого спускаешь все, что у нас есть, да еще и предлагаешь мне расплачиваться своим телом. Я не шлюха, а твоя жена!

Разворачиваюсь, чтобы уйти – пусть сам разбирается, в конце концов! Муж сам заварил эту кашу, и не мне ее расхлебывать. Мысли путаются, в голове шумит – от злости и обиды на то, что меня приравняли к вещи. К собственности, которой можно расплатиться, и которую можно попросить в уплату долга…

Оба они мерзавцы – и Алан, и Костя.

Муж хватает меня за руку, когда я уже почти добралась до лестницы. Сжимает запястье до синяков, дергает, заставляя развернуться.

– Ты не поняла? Это не шутки, – шипит он, источая неприятную для меня смесь запахов. – Я не прошу тебя с ним спать! Раньше ты неплохо крутила Аланом, и сейчас справишься. Ты должна мне, Арина. Должна! Помнишь, что я сделал для тебя?

Помню. Потому и терплю запахи других женщин. Следы помады на воротнике, царапины на спине. И Костя все это даже не скрывает, цинично вытирая ноги о мою гордость.

Да, я терплю потому, что обязана ему всем! Но Алан…

– Нет, – вырываю руку из захвата, больно ударяясь локтем о перила лестницы. – Все, что угодно, но не это! Не Алан… я его видеть не могу!

Бегу по лестнице наверх, словно за мной черти гонятся. Или муж, что еще хуже. Захожу в комнату дочери, скидываю халат, и ложусь рядом с ней. В супружескую постель этой ночью меня не тянет даже ради приличий…

Да и какие приличия могут быть теперь?

Обнимаю Алису, подозревая, что теперь точно не засну – не после рассказа мужа, не после воспоминаний об Алане. Но, словно в темную пропасть, лечу в сон спустя всего пару минут.

И снится мне то самое прошлое, которое я так стремилась вымарать из памяти.

– Арина, просыпайся. Арина!

Слышу голос брата, и хочу открыть глаза, но вспоминаю события прошлой ночи, нахлынувшие на меня бурным потоком. И хочется уже не радоваться новому дню, а рыдать кровавыми слезами.

Алан долгов не прощает!

– Доброе утро, – я решаю перестать накручивать себя, и сажусь на кровати. Алиса сладко посапывает, обняв дурацкого выцветшего зайчонка. Встаю, поправляю одеяльце, и выхожу из детской.

Брат идет за мной неотступно, входит в нашу с Костей спальню, и садится на нашу кровать.

– Я все знаю! – говорит он хмуро, и я с облегчением выдыхаю – уж брат меня всегда понимал! – Костян мне все рассказал. Ну он и идиот!

Правду говорят, что близнецы – половинки одного целого, вот и мне повезло.

– Мы как-нибудь выкрутимся, – через силу отвечаю я. – А Костя… он пьян был, вот и предложил мне пойти к Алану… черт, я же говорила, что не нужно было нам возвращаться!

Не сдерживаюсь, кричу зло – снова Алан отбирает у меня все! Деньги – это хорошо, но мне, по сути, на них плевать. Если бы только они не достались Алану…

– Не истери, – строго приказывает брат. – И головой подумай! От тебя не требуется ничего… такого, понимаешь?

– Не понимаю, – отрезаю я.

Отказываюсь понимать!

– Да брось ты строить из себя невесть что! О других подумай, а не только о себе, как привыкла, – Саша произносит это ровно и безэмоционально, но слова бьют наотмашь – хлестко и больно. – Алан – мстительная тварь и, если предпочел тебя состоянию – он поиграть захотел. Не получит тебя – развалит все, что годами создавалось! Мы все по миру пойдем, люди останутся без работы…

– Ты останешься без работы, – перебиваю я брата, в упор глядя на него.

– Да, – кивает он. – Я потеряю кресло. А с твоей дочерью что будет? Хочешь для нее той же нищеты, из которой мы вылезли? И три месяца с Аланом – небольшая цена!

Никакой поддержки – я ошиблась.

Но так ли он неправ?

– С приездом, – отец обнимает меня, привычно потрепав по щеке, и проходит в дом.

Мужу моему он уделяет куда больше внимания, чем мне и Алисе, которая обиженно дуется на такой прием. Дедушку она любит, а вот дедушка ее…

Пора признать, что любит отец только моего брата. И то, не как отдельную личность, а как продолжение самого себя.

– Проходите завтракать, – зову я, входя в привычную роль радушной хозяйки большого дома.

Сажусь напротив хмурого мужа, всем видом показывающего свое ко мне отношение, и злость снова пробирает меня – нашел крайнюю! Брат тоже не слишком рад моему обществу, и что-то шепчет отцу на ухо.

Кажется, я знаю, что именно. Слишком выразительные взгляды папа бросает на меня.

– Анна Степановна, уведите Алису, – прошу я няню.

– Но мама! – обиженно восклицает дочь, и я щелкаю ее по носу.

– Иди, детка. Анна Михайловна тебя накормит, вы чудесно проведете время.

Няня уводит мою малышку, и я жду – когда же грянет гром? К еде не притрагиваюсь, аппетита нет, да и с минуты на минуту начнется…

– Значит так, – голос отца прерывает мои мысли. – Мы – семья, Арина, но ты об этом забыла, я так понимаю?

– Не забыла.

– Почему же ты не хочешь помочь? – папа не повышает голос. Говорит он тихо, и этот его тон меня всегда пугал больше всего. – Плевать тебе и на мужа, который лишится всего, и на брата. На дочь свою, которую будущего лишаешь… на всех плевать! Встала в позу! А так в семье не поступают! Ты…

– Я пойду к Алану, успокойтесь, – раздраженно перебиваю я, взмахивая вилкой. – Ваша взяла! Но готовьтесь к тому, что вся Москва будет знать, что Константин Вольский – сутенер, торгующий своей женой!

Хватаю два круассана, и встаю из-за стола. Быстрыми, размашистыми шагами покидаю столовую, слыша за спиной едкие замечания отца и шумное дыхание Кости – пусть знают, что я о них думаю!

Отец, конечно, прав. Мы – семья, и должны быть друг за друга горой, но требовать от меня такое они не имели никакого права. Низко это.

– Можете идти, – говорю я няне, и сажусь напротив дочери. Подмигиваю моей темноволосой малышке. – Устроим чаепитие, детка?

– Не хочу, – вздыхает Алиса. – Папочка сердится на меня?

Поднимаю Алису, и усаживаю к себе на колени. Какая же она очаровательная: маленькая леди в пышном платье. Я такой не была – по деревьям карабкалась, с мальчишками играла. Одежду зашивать не успевала – всегда рвала ее о ветки деревьев, и являлась домой как трубочист: грязная, ободранная и счастливая.

Алиса же – полная моя противоположность: нежная, маленькая леди.

– Папочка сердится на меня, а не на тебя, – успокаиваю я ребенка, и накручиваю ее темные кудри на палец. – Так что не переживай, милая!