Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…

– А чего тут думать? – Сергей заглянул под кровать и, не найдя ни одной полной бутылки, досадливо чертыхнулся. – Дураку ясно! Подсыпал докторишка яда в микстуру, и дело с концом.

– Возможность совершения преступления основанием для подозрений не является, – осторожно возразил Платон. – Важен мотив, а у доктора его нет. Он ведь не наследник.

Литке-младший скроил презрительную гримасу.

– Какая пошлость – сводить все к деньгам! Может, у Бота была иная причина папашу порешить.

– Какая?

Сергей развел руками:

– Черт его знает! Мне известно только, что папаша накануне своей смерти хотел нанять нового врача, а Бота из дома выгнать… Вы что же, не верите мне?

Платон пожал плечами.

– Убийцы всегда подставляют под обвинение другого, – небрежно заметил он и, пока потрясенный его заявлением Сергей не пришел в себя, выпалил: – Вы погрязли в карточных долгах. Отец отказал вам в содержании, тогда вы решили его убить и получить наследство.

– Ах ты!..

Наследник обложил коллежского секретаря словами, отсутствовавшими в учебнике русской словесности, выдернул из ножен висящую на стене саблю и рубанул воздух в паре дюймов от лица Платона. Сыщик отскочил и оказался зажатым между стеной и койкой. Сергей снова рубанул, норовя отсечь оскорбителю голову. Платон присел и, потеряв равновесие, упал на четвереньки. Под рукой у него оказалась одна из пустых бутылок, и он толкнул ее под ноги нападавшему. Сергей сделал шаг, наступил на бутылку и опрокинулся на спину, выронив саблю. Не мешкая ни секунды, Платон схватил ее и приставил клинок к груди поверженного врага.

– Признавайтесь, вы убили своего отца? – грозно вопросил он.

Оглушенный и порядком струсивший Сергей замотал головой:

– Нет! Клянусь! Он бы мне и так с долгами помог!

– Подозрений с вас не снимаю, – сурово объявил Платон, – и арестовываю за нападение на полицейского.

Отсалютовав и прихватив с собой саблю, он вышел и тут же наткнулся на Чижова.

– Экий вы гусар! – рассмеялся нотариус. – Сергея Ивановича допрашивали? Ну, что дознание? Время-то к вечеру. Может, я вам чем полезен могу быть? Пойдемте ко мне, поговорим. Заодно угощу вас кофе. Я его сам по-турецки готовлю.

– Расскажите про Сиена, – попросил Платон, наблюдая, как Чижов снимает с примуса турку и разливает по чашкам ароматный напиток. – Миниатюра действительно стоит триста тысяч?

– Может и больше, – подтвердил нотариус. – Она датирована тринадцатым веком. Сейчас фотолитографию покажу.

Чижов вынул из забитого бумагами портфеля стопку документов, порылся в ней и извлек фотографию обтрепанного манускрипта с изображением Апостола Матфея со свитком в руке. На свитке ломаным готическим шрифтом было начертано: «Оmnis enim qui petit accipit et qui quaerit invenit» [18 - Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит… (лат.) – Евангелие от Матфея, 7:8.].

– Вы, видать, ценитель? – хмыкнул нотариус, заметив, с каким интересом Платон рассматривает литографию.

– Нет, – рассеяно признался тот, – просто странно…

Он не договорил, отвлекшись на протянутую ему чашку, а потом спросил:

– Литке показывал миниатюру специалистам?

– А как же!

Чижов снова ринулся перебирать бумаги и на этот раз предъявил коллежскому секретарю заключение со множеством подписей и печатей, но Платона заинтересовало не оно, а отложенный нотариусом в сторону запечатанный конверт, подписанный рукой покойного и адресованный одному из университетских преподавателей Платона. Сыщик потянулся к конверту, но нотариус уже сгреб все бумаги обратно в портфель.

– Чего же вы кофе не пьете? Не понравился? – озабоченно спросил Чижов.

Платон взглянул на стоящую перед ним чашку и вдруг вскочил.

– Простите, мне нужно идти, – торопливо проговорил он.

От нотариуса Платон поспешил к Боту. Едва он свернул в нужный коридор, как услышал за спиной торопливые шаги. Обернуться сыщик не успел, лишь почувствовал движение воздуха над ухом и тут же провалился в звенящую вязкую мглу…

– Говорил же, что вы станете моим пациентом, – невозмутимо произнес доктор Бот, ощупывая голову пришедшему в сознание Платону. – У вас замечательно крепкий череп. Кость цела, только легкое сотрясение. Как вы, русские, говорите: до свадьбы заживет.

Бот приложил к голове Платона смоченное в холодной воде полотенце. Молодой человек ойкнул и наконец понял, что лежит на походной койке в комнате доктора.

Англичанин меж тем спокойно объяснял:

– Я услышал за дверью грохот, вышел и обнаружил вас. Судя по лежавшей рядом с вами сабле, – Бот кивнул на стоящее в углу оружие, – на вас напал Литке-младший.

– Нет, – мотнул головой Платон, комната слегка закачалась, – сабля была при мне.

Он пощупал набухающую над левым ухом шишку и уверенно заявил:

– На меня напал убийца Литке, и я знаю, кто это.

Доктор нахмурился.

– Вам нужна помощь? Не врача, а джентльмена.

Сыщик испытующе посмотрел на Бота и сурово спросил:

– Почему Иван Петрович хотел вас выгнать?

Англичанин вздохнул, но ответил без колебаний:

– Он узнал, что в Англии я был лишен докторского патента из-за пагубного пристрастия к опиуму. Однажды, находясь под влиянием этого зелья, я совершил непростительную ошибку, в результате которой умер мой пациент. Мне запретили заниматься врачебной практикой. Тогда я вылечился от опиумной зависимости и отправился в другие страны, где никто моего патента не спрашивал.

– Наверное, в романе Стивенсона описано что-то подобное… – пробормотал Платон.

– Не читал, – откликнулся Бот и повторил свой вопрос: – Я могу быть вам полезен?

– Можете! – подтвердил Платон. – Во-первых, сообщите всем, что я неловко упал и пробуду в беспамятстве несколько дней. Во-вторых, отправьте две срочных телеграммы. И в-третьих, ответьте еще на один вопрос.

Расположившиеся в гостиной наследники мрачно взирали на сыскного надзирателя, который, вопреки прогнозам доктора, оказался жив-здоров и, похоже, намеревался сообщить им что-то неприятное. Бодрыми и невозмутимыми выглядели только Сомов, Чижов и Бот.

Платон взглянул на часы и объявил:

– Хотя до окончания установленного срока осталось четыре часа, я готов назвать имя убийцы Ивана Петровича Литке.

– Это было убийство? – ахнул Андрей Петрович.