Найденная дважды. Дай мне руку, малыш

– Конечно. Все, про кого пишут в сказках, или придуманных историях, рождаются в фантазии.

– Здорово! А я даже и не знал, что внутри меня есть какая-то страна. Выходит, твоя страна богатая?

– Ну, да.

– Интересно, а моя бедная или тоже богатая? Я бы не хотел, чтобы она была как пустыня. А как это можно узнать? Надо идти к врачу?

– Нет, к врачу не обязательно. Просто, если ты много выдумываешь, значит, она богатая. А если вообще не умеешь выдумывать, то, – как пустыня.

– А…, – Алеша почесал в затылке. – А если я научусь выдумывать, она разбогатеет?

– Наверное. Я думаю, что разбогатеет.

– Хорошо, что ты мне про нее рассказала, а-то я бы так всю жизнь с пустыней внутри прожил и ничего бы не знал. А это тот бак, в котором живет этот, как его, – указывая на большой покрывшийся ржавчиной бак с водой, Алеша, напрягая мысли, принялся жевать губу, – водяной, кажется?

– Не водяной, а водянчик, – засмеялась Саша. – Да, он живет в этом баке. Хочешь с ним поговорить?

– Хочу!

Подойдя к баку, дети поднялись на носочки и заглянули в него.

– Ой, а там головастики плавают! – воскликнул Алеша и сам удивился своему голосу. – Кажется, что это не я сказал.

– Правильно. Это водянчик вместе с тобой говорил, – он так всегда шутит. А головастики – это его маленькие детки. Они, когда вырастут, тоже водянчиками станут, только тогда им придется покинуть этот бак.

– А куда же они уйдут?

– В речку, или в озеро, а может, даже в море.

Еще не менее десяти минут дети, чуть ли не вися на баке, выкрикивали в него разные фразы и громко смеялись.

– Ну, что, нравится тебе мой друг? – спросила Саша, отрясая курточку.

– Очень. Мне даже показалось, что я видел его. Тень там внизу какая-то проплывала, – весело ответил Алеша.

– Значит, тебе повезло. Ты ему понравился, и он решил тебе показаться.

– Я и невидимке понравился. А мне понравилось есть с ним вместе, только он больше чем я ел.

– Ну, конечно, он-то большой, гораздо больше тебя.

– Ну, да. А почему у вас в огороде гора? – Алеша с интересом смотрел на большую земляную гору, растянувшуюся от начала гаража, до конца свинарника.

– Это не гора, – это омшаник.

– А что такое омшаник?

– В нем зимой пчел держат. Знаешь, в нем так интересно. Там темно и сыро.

– Бр-р…, это под землей, да?

– Да. Видишь, – Саша кивнула на козырек омшаника и показала на лестницу под ним, – туда надо спускаться.

– А нам туда можно?

– Нет, туда без папы нельзя. И дверь все равно закрыта. Папа говорит, что если бы началась война, то мы бы смогли в нем спрятаться. Она когда-то уже была, – война эта. Только давно-предавно-предавно, когда бабушка с дедушкой еще маленькими были, такими как мы. Они даже в школу ходить не могли из-за этой войны.

– Ух, ты!

– Почему «ух, ты»? – девочка посмотрела на друга очень удивленно. – Мне нравится в школу ходить. Папа говорит, что только лентяи не любят учиться. А ты что – лентяй?

– Н-нет, мне тоже нравится учиться, – Алеша понял, что его «ух, ты!» оказалось не к месту.

– А зачем ты тогда сказал «ух, ты»?

– Я просто пошутил.

– А. Ну, тогда ладно. Только ты так больше не шути, а то я могу поверить. Хочешь там посидеть?

– На крыше омшаника? – Алеша чуть не подпрыгнул от восторга.

– Да. Мы там часто сидим. – Забравшись на омшаник первой, Саша поднялась на козырек и свесила с него ноги. – Ну, где ты? – я жду.

– Я боюсь, – Алеша легко взбежал на гору, но, глядящий в небо козырек, испугал его.

– Давай я тебе помогу, – повернувшись к мальчику, Саша немного скатилась вниз и протянула руку. – Держись.

С трудом вскарабкавшись наверх, Алеша сел рядом с девочкой.

– Я еще просто не привык, – тихо сказал он. – У нас же негде лазить.

– Ну, ничего, – Саша снисходительно улыбнулась. – А мы зимой отсюда даже в сугробы прыгали. Знаешь, как интересно. Правда потом нам родители запретили прыгать, потому, что я один раз чуть ли не упала на бочку, которая стояла возле сугроба. Мама сказала, что мы так убиться можем.

– Значит, мы зимой не будем прыгать?

– Нет, не будем, но у нас зимой все равно весело. И у меня зимой день рождения. Ты ведь придешь на мой день рождения?

– Приду. – Алеша мечтательно оглянулся назад, – а я думал, что в таких горах клад зарывают.

– А это правда.

– Что, у вас есть клад?

– Конечно! У нас и под домом был клад. То есть, не клад – там был какой-то поп похоронен, а с ним крест серебряный. Папа, когда пол новый делал, этот крест нашел. А серебряный крест – это настоящий клад, правда? Он ведь большой был. Только папа его дяде Вите отдал. Дядя Витя мне не нравится, но мама с папой говорят, что он хороший. Если бы не он, мы бы жили сейчас в очень маленьком домике. Этот дом раньше его был. Он и сейчас его. Вернее, он наш, но если мы будем где-нибудь писать, что он наш, то папе не дадут четырехкомнатную квартиру, а мы хотим, чтобы она у нас была. Ему на работе ее обещали дать.

– Что, нигде-нигде писать нельзя? Ну, что дом ваш?

– Нигде-нигде.