Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая

– Да, брось, Вест, – увлекает за собой подруга. – Пошлите быстрее!

Выходим, обнаруживая на диване широкий узкий прямоугольник, упакованный в подарочную бумагу и перевязанный ярким, пышным бантом. По виду картина. Сложно представить что-то ещё.

– Я надеюсь ты написала её сама, – комментирую мягко, аккуратно вскрывая подарочную упаковку. За моей спиной, в ожидании все собравшиеся, за исключением именинницы.

– Я её оплатила и за сверхскорость изготовления пришлось порядком потратиться, – выводит с осторожностью, смеривая взглядом мою реакцию.

Напрягаюсь, снимая оставшуюся упаковку. Поджимаю губы, вглядываясь в изображении. За спиной раздаётся глубокий вздох. Кажется, первая отреагировала Мария Тимофеевна. И, по-видимому, слова подобрать не смогла, или же решила отмолчаться, выслушав изначально общее мнение.

– Лизк, я говорил, что люблю тебя? – задорно выводит Верховцев, обращаясь к притихшей подруге.

– Разве что по юности и то в шутку, – отвечает бесстрастно, наверняка дожидаясь реакции остальных. И моей. Которую стараюсь сдержать где-то глубоко внутри, не спеша поворачиваться лицом к гостям.

– Это я зря, – расплывается в довольстве Верховцев, добавляя в голос бархатистые нотки. – Закажи мне такую же. Повешу в родительском доме, на радость гостям. Кстати, здесь тоже необходимо найти под неё самое почетное место. Предлагаю повесить так, чтоб упираться взглядом уже с порога.

Натянуто улыбаюсь, проговаривая тихо:

– Спасибо. Сюрприз удался.

– Очень красивая фотография, – подхватывает мама, ища поддержку в моих глазах. Киваю, отходя дальше. Со стороны действительно мило. Однако, вблизи, бросаются в глаза, значимые детали.

– Прости, я не удержалась, – процеживает подруга, одаривая извинительной улыбкой. – Фотограф был прав – это самое залипательное фото вечера.

– Я поняла чью сторону ты заняла, – замечаю посредственно, сдерживаясь от того, чтобы высказать лишнее. Даже если не брать в расчет, что впечатление, создаваемое этим фото в корне обманчиво, для чего выставлять на показ то, что должно оставаться интимным?

– Отлично смотримся вместе, – шепотом подбадривает Верховцев, приобнимая из-за спины.

– Это расхожее мнение, – заявляю открыто. – Смею согласиться, так как никогда не имела глупой привычки спорить с толпой.

Прищуривает глаза, наблюдая мою попытку не слишком резко убрать с себя его руку и отодвинуться на шаг в сторону. Качает головой, едва касаясь губами щеки и удаляется вслед за Лизкой, что решила выдержать небольшой перекур.

Мама и Мария Тимофеевна, переглянувшись, так же покидают комнату, удаляясь в сторону кухни.

– Своей принцессе так же спускаешь с рук любые шалости? – стараясь сохранять голос спокойным, уточняю у мужчины, подошедшего ближе, не отрывая взгляда от фото.

– На многое приходится смотреть сквозь пальцы, – усмехается, в миг убирая улыбку. – Только в отличие от неё я излишне дотошно подмечаю детали и не могу отказать себе в удовольствии анализировать увиденное по частям, а не умиляться всему внешнему виду.

– И что ты видишь в этой идиллии? – интересуюсь, закусывая дрожащие губы.

Повторно усмехается, выводя тише:

– Я советовал тебе быть искренней. Постарайся воспользоваться этим в полной мере. Не так трудно объяснить или придумать правдоподобную историю появления этого снимка. Сложнее обратить внимание человека на нюансы, которые мешает видеть созерцание полной картины, – ласкает слух, лёгкой хрипотцой голоса, позволяя слегка расслабиться и вздохнуть в полной мере. – Допустим, при ответе на нежный поцелуй так сильно не напрягают губы и руки; глаза на снимке не плавно сомкнуты в ожидании чего-то приятного, а скорее зажмурены от неожиданности. Уверен, последующий кадр подтверждает мои слова. Можешь запросить слить исходники, чтобы иметь на руках веские козыри. А вообще… Отучись оправдываться перед кем-либо. В любых отношениях важно не лгать. Тогда не придется доказывать, что ты не «козел», хотя большинство и твердит об обратном.

– Серёж, я боюсь, – шепчу тихо, отворачиваясь к столу. Совершая приличный глоток воды в желании орошить пересохшее горло.

– Любовь – это ходьба по острию ножа, – выводит надменно. – Думаешь я никогда не боялся оступиться?

– И всё же продолжаешь движение, в отличие от меня.

– Выверяю шаги, – по-дружески похлопывает по плечу, замечая более мягче: – Где-то необходимо замедлиться; где-то ускориться в бег, но порой необходимо даже отступить назад, чтобы оценить со стороны предстоящий путь. Это позволяет позже пройти его без потерь или свести их к минимуму. Твой бывший собственник и он не сдастся без боя. Старайся избегать ситуаций, которые неподвластны твоему контролю.

Наливает бокал вина, протягивая в мою сторону. Отказываюсь, поясняя резонно:

– Я не пью алкоголь больше года и боюсь даже представить, как повышение градуса в крови повлияет на моё моральное состояние.

– Правильно, – выводит в ответ. – Я тоже придерживаюсь одного мудрого правила: пить надо с радости, ежели пить с горя- сопьешься.

Киваю, слыша плач дочери. Ухожу заниматься кормлением и прочими заботами в надежде избавится от осадка, что жжет изнутри от сложившейся ситуации.

К нашему возвращению, за столом ведётся размеренная беседа. Гости попеременно нахваливают кулинарный талант Марии Тимофеевны и умиляются проснувшейся имениннице. Всё как обычно, и я стараюсь не думать о большем, стойко выдерживая собравшуюся компанию до наступления вечера.

Дом пустеет. Мария Тимофеевна прощается с нами до завтра; мама занимается лёгкой уборкой; я собираю чемодан, пытаясь продумать каждую деталь необходимого гардероба; Димка, возится с дочерью, заметно обидевшись на отказ приютить его на ночь. С приходом темноты провожаю и его до двери, договариваясь о времени завтрашнего приезда.

Всё. Можно выдохнуть. Постараться уснуть и настроиться на иной лад перед отъездом. Уже в полудрёме вспоминаю про звонок. Нехотя встаю, пытаясь припомнить место, где лежит телефон. Чуть за полночь. Пролистываю входящие, не натыкаясь на пропущенный. Будить маму и переспрашивать глупо. Только… Внутри опять свербит странное чувство. Отрешаюсь, решая разобраться завтра. Утро вечера мудренее. Вроде так говорят. Всё может обождать…

***

Крепкий кофе с ложечкой кардамона. Прикрываю глаза, отпивая щедрый глоток, как только дымок от чашки становится немного слабее.

Мама в который раз уточняет о том, не следует ли ей остаться на время моего отъезда? Тактично отказываю, уверяя, что мои «помощники» справятся с поставленной им задачей.

Между делом, спрашиваю по поводу вчерашнего звонка, натыкаясь на полное недоумение, отражающееся на лице: «да, был»; «номер неизвестен»; «не знаю, почему он не виден». Пытаюсь осмыслить всё сказанное, убеждаясь, что внутри появляется явная червоточина, заставляющая искать неувязки; лишний раз отмечать изменения мимики; сканировать поведение на предмет подозрительности. Как же хочется вместо этого тишины и спокойствия…

Шесть тридцать. Рассвет едва освещает тёмное небо. Накинув мягкий халат, стою перед окном, выстраивая в мыслях план предстоящих действий. Выверяю каждый пункт, отмечая для него определенное время. Чтобы действовать спокойно и четко нельзя терять драгоценные минуты на суету. Необходимо сейчас разложить всё по полочкам; определиться в приоритетах исполнения каждого дела.

Димка обязался приехать к восьми. Обернуться до вокзала и назад возможно в течении полутора часа. Следовательно, с десяти до двух мне необходимо разобраться со всем оставшимся и успеть привести себя в идеальный порядок. Самолёт в пять. В два необходимо выйти из дома. В лучшем случае прогуляюсь по duty free, в худшем-прибуду в аэропорт вовремя.

Мама проверяет вещи, что собраны внучке для «переезда». Горы сумок складируются у порога детской комнаты в то время, как я уезжаю с небольшим чемоданом.

Димка заявляется на полчаса раньше. Усталый. Небритый. Невыспавшийся. «Падает» за стол, требуя плотный завтрак и двойную порцию кофе. Мама тут же спешит исправлять ситуацию. Я же стараюсь держаться нейтрально. В приоритете дел на сегодня отсутствует пункт вести себя с ним лояльно и мягко. Данная линия поведения убеждает его в чём-то большем, нежели есть, между нами, на самом деле. Всё, итак, слишком сложно, а пустые надежды способны лишь отправить наши жизни.

– Не подозревал, что, в подобном возрасте, буду рад несколько дней пожить у родителей, – протягивает Верховцев за чашкой кофе, отъедаясь омлетом с беконом. – Оказывается, когда тебе имеют мозг две женщины – сразу-это то ещё удовольствие.

– Заведи любовницу, – произношу я мимоходом. – Почувствуешь разницу. Их станет три.

– Анжелика, ну что ты издеваешься над бедным мальчиком? – пресекает дискуссию мама. – Димочке, итак, нелегко в сложившейся ситуации!

– Конечно, – поддакиваю, выдавливая из себя улыбку. – Прошу извинить за моё неуместное чувство юмора.

– Нелли Борисовна, – умиляюще сладко выводит Верховцев, обращаясь к моей маме. – Ради всего святого прошу, дайте своё родительское благословение на то, чтобы я как следует выпорол вашу дочку! Вот никакого ж сочувствия у неё, да уважения к старшим!

Мама смеётся, подписываясь на всё, под этим умоляющим взглядом и открытой улыбкой. Я лишь презрительно фыркаю. Удаляюсь в другую комнату, не нарушая сложившейся между ними идиллии.

Спустя двадцать минут они готовы отчалить. Обнимаю у порога маму, интенсивно кивая на её уговоры звонить при первой необходимости в какой-либо помощи. Плавно выпроваживаю обоих из своего жилища, готовясь вздохнуть полной грудью, наконец обретя некое расслабление.

– Мне дали зелёный свет на все методы твоего перевоспитания, – озорным шепотом бросает Верховцев, поравнявшись плечом к плечу.

Не сильно ударяю в широкую спину, мысленно желая ему поскорее убраться подальше.