Зорич

– Он самый. Человек силы необыкновенной! По осени со своим племянником спугнули с лёжки секача-одинца. Всё произошло мгновенно. Ивана спасла ветка дерева. Он ухватился за неё и подогнул ноги. Кабан проскочил под ним. А на его беду, следующим шёл Фрол Иванович. Так он с одного маху голову кабану снёс. Его так и доставили – в двух частях. Казаки уверяют, что вес его был не менее двадцати пудов. Фрол – лихой рубака! Над ним подшучивают казаки, что он и шашку-то на ночь кладёт под подушку! – засмеялся есаул.

Посерьёзнев, сдвинул брови. Посмотрел в глаза ротмистра:

– А теперь давайте-ка о деле. Что вас привело сюда?

– Евгений Иванович, – не спеша начал ротмистр, – я вас посвящу в ситуацию, не вдаваясь в детали. Возможно, кое-что вы знаете, но не в курсе последних новостей. А дело в том, что за последний год из приисков было похищено очень много золота. Участились вооружённые нападения с гибелью людей. Случай нападения на фельдъегерскую службу – это не акция одиночек, это действия хорошо организованной группы. Сначала думали решить дело своими силами, и это привело к человеческим жертвам с нулевым результатом. Когда известие о том, что происходит здесь, дошло до центра, механизм пришёл в действие. Задействовали даже армию. К нам сюда прибыл автор многих карательных акций полковник Жлуктов. Начались повальные облавы и обыски. Очень жёсткие. Случился очень серьёзный инцидент. В нескольких верстах от порта обосновалась колония промысловиков: норвежцы, англичане, кого там только нет! Жлуктов послал туда небольшой отряд, чтобы произвести осмотр, обыск, возможно аресты, если потребуется. Это злачное место давно беспокоило местную власть. В кабаке пьяные смутьяны воспротивились действиям солдат. Отобрали винтовки, зверски избили молодых ребят и вытолкали их за ворота этого городища. И стали, запугивая, стрелять в воздух. Прибыл Жлуктов. Растянул цепь солдат, отправил переговорщика к воротам. А те стали стрелять. Жлуктов скомандовал сначала «товьсь», а потом и «пли». И так дважды. В результате трое убитых, много раненых. Но а потом, как обычно, отплата за своих. Снесли ворота, выгнали всех на снег – и два часа на разграбление. Как в Карфагене каком-нибудь. Снесли, поломали всё, до чего руки дошли. В обысках криминального не нашли. Определились с зачинщиками. Забрали их и вернулись в казармы. А Жлуктова – на ковёр к губернатору. Тот, рассказывают, орал на Жлуктова, как на холопа, стёкла тряслись. А Жлуктов – крутой! Сделал поворот и вышел вон. А дверью хлопнул так, что картины на пол грохнулись. Ну а дальше думали ввести комендантский час, но не стали, но улицы патрулируют. Наша служба ночами не спит. Всё перекрыто. Когда я уезжал – никаких результатов, но всех проверяем и перепроверяем всякие версии. Должна быть полная уверенность в том, что закрытую зону с грузом золота покинуть нельзя. Вот почему я здесь.

Помолчали. И тут в приоткрытую дверь просунул патлатую голову Ерофеич:

– Готово, господин есаул!

Евгений Иванович встал.

– Пойдёмте, Станислав Казимирович. Перекусим – и в баньку.

* * *

Назавтра после позднего завтрака или раннего обеда – это уж как кому показалось, как рассмешил всех Радович, – вышли, чтобы привести себя в порядок. Пошли к реке. Окружённая белыми берегами Песчаная с монотонным гулом проносила мимо свои мутные жёлто-зелёные воды.

Ледяная десятисаженная полоса со вмёрзшими кустами тянулась вдоль берега. Справа по течению в реку вползла громадная, опоясанная ледяным припоем, в три этажа скала.

– А что это там? – протянул руку ротмистр.

– А там, уважаемый Станислав Казимирович, и ловится та самая рыбка, которая вам так пришлась по вкусу. Лёд там тонкий, потому казаки и набросали туда досок. По ним и ходят. Завтра прибудет Исидор Игнатьевич, большой любитель этого дела. Можете составить ему компанию.

– Я хочу посмотреть поближе, – заикнулся Кирюшин.

Подошли к утоптанной тропке, которая по наклонной тянулась вниз. Кирюшин, цепляясь руками за торчащие из снега кусты, стал спускаться вниз. На какое-то время он исчез из виду.

– Куда он делся? – удивился ротмистр.

– Там козырёк, он под ним. Сейчас он опустится ниже, и мы его увидим.

Через некоторое время Кирюшин появился на льду и помахал руками.

– Там удивительно много рыбы, – рассказывал есаул. – В этом затоне река вымыла глубокие омуты. Корф говорил, что рыба там кишит.

– Что это он там делает? Зачем ему это?! – прервал их Волков.

Радович и есаул, прекратив разговор, посмотрели вниз. Кирюшин, протолкнув доску к ледяной кромке, встал на неё.

– Сейчас же брось это! – закричал ротмистр.

– Он не слышит, – предчувствуя беду, прошептал одеревеневшими губами есаул.

Отсюда видно было, с какой неистовой силой бился поток в кромку скалы. Кирюшин, балансируя, медленными шажками приближался к краю ледяного поля. И тут все вскрикнули разом. Большая трещина под углом протянулась из-под ног Кирюшина. Множество мелких расползлись во все стороны. Конец доски ушёл вниз, смахнув Кирюшина в воду. Стремительный поток вынес его за угол скалы, перевернул и выбросил на стремнину. Безжизненно взмахнув руками, несчастный исчез из виду.

Есаул успел, схватив за полу полушубка, остановить с диким криком кинувшегося к тропе Сашу Волкова. Прижал к себе и тихо сказал:

– Шансов нет. К нему не подобраться никак.

Парень выскользнул из рук есаула вниз. Упал на колени и, обхватив голову руками, рухнул в снег. Ротмистр, согнувшись, закрыл шапкой лицо и покачивался из стороны в сторону. Евгений Иванович, наклонившись, сгрёб руками большой ком рыхлого снега и уткнулся в него лицом. И стоял так, пока не заныли от холода зубы.

Обратно шли молча, занятые своими горестными мыслями. Что его туда тянуло? Зачем он это делал? А теперь этого не узнать никому. Всё это было так скоротечно, страшно и бессмысленно.

А на затоптанной площадке между домами Ерофеич составил компанию не знавшему печали и уныния Буяну. Бросал палку куда подальше. Буян провожал её глазами и с лаем пускался в погоню. Приносил обратно, клал у ног Ерофеича, и так бесконечно долго.

Игра закончилась, когда замотанный Ерофеич стоял с палкой в руке, раздумывая, куда её бросить. На крышу дома, что ли? Оттуда-то наверняка не достанет.

Буян, разом потерявший интерес к Ерофеичу, бросился навстречу медленно бредущим людям. Ерофеич с первого взгляда осознал – беда. Поравнявшись, есаул взял его за локоть и проговорил еле слышно:

– Несчастье у нас, Ерофеич, помянуть надо.

Зашли в столовую, сели за длинный стол. И с подошедшими казаками пили долго и много. Дольше всех держался есаул. Радович и его спутник пили молча. Глаза их, потеряв осмысленное выражение, остекленели. И когда они ткнулись головами в стол, казаки бережно отнесли их к кроватям. Сняв куртки и сапоги, уложили поверх одеял.

Есаул встал, покачиваясь, отстранил руку Ерофеича и вышел наружу. Придя к себе, с третьей попытки зажёг лампу. Посидел с закрытыми глазами. Взял в руки Байрона, полистал бессмысленно, размахнувшись, швырнул его в сторону и уткнулся лицом, стукнувшись лбом, в стол. И отключился мгновенно.

* * *

Неделю назад на базу вернулись Корф и Фрол Заглобин с лошадью и санями, доверху нагруженными подарками от Силуянова. А сегодня – день отъезда. Все собраны, одеты по-походному. Последние тягостные минуты прощания.

Есаул подошёл к Волкову. Нагнулся, посмотрел ему в лицо и сказал тихо:

– Это жизнь, Саша, будь крепким.

Паренёк кивнул головой, глаза его наполнились слезами. Опустив голову, он сказал еле слышно:

– Спасибо вам, Евгений Иванович.

Есаул положил руку на его плечо ободряюще и отошёл к Радовичу.

– Прощайте, Станислав Казимирович! Рад был нашему знакомству. Надеюсь, память о трагическом случае не будет единственным воспоминанием о вашем пребывании здесь.

Ротмистр понимающе кивнул головой и крепко пожал ему руку.

Словоохотливый Корф, взяв под руку есаула, отвёл его в сторону. И стал напутственно, будто бы и не он отъезжает, терпеливого Евгения Ивановича загружать всякого рода наставлениями, пожеланиями: беречь себя, держать ухо востро и прочее. Когда есаул стал нетерпеливо переступать ногами, Корф, заметив это, сказал по уму и коротко:

– Смена вам – через месяц. Из порта. Вы поезжайте туда же. На ваш счёт есть кое-какие соображения.

Когда Корф протянул ладонь для рукопожатия, есаул извлёк из кармана толстенный пакет, положил его в руку Корфа и, явно смущаясь, пряча глаза, попросил:

– Прошу вас, Исидор Игнатьевич…

– Понял, понял всё, Евгений Иванович, – сказал Корф, улыбнувшись доверительно, и подкинул на ладони пакет. Сказал по-доброму: – Ого! Прямо Дюма-старший! – и кинулся обниматься.

* * *

– Евгений Иванович! – стукнув костяшками пальцев, просунул голову в приоткрытую дверь вежливый Ерофеич.