Богатые тела глубокой заморозки

Глава 1

Лёгкий горный ветерок, рождённый где-то в ледяных вершинах, свистел тонко, но злобно, приветствуя своих гостей на краю ущелья, где обрыв уходил в бездонную тёмную пустоту. Было погожее раннее утро, особенно прекрасное весной в горах. На самом краю обрыва расположились пятеро… Хотя, если быть точным, шестеро. Но по сути, всё же пятеро. В общем, давайте разберёмся.

Профессор Штерн – худощавый, подтянутый мужчина за шестьдесят с седыми висками – стоял у самого края пропасти с невозмутимостью человека, не знающего страха смерти. Его лицо, будто выточенное из камня, выражало усталость и власть, и ни единой другой эмоции не пробегало по нему; глаза, казалось, никогда не моргали. Со стороны могло показаться, что порыв ветра посильнее – и он не удержится, рухнув в бездну, но в его позе была такая абсолютная уверенность, что чернота пропасти, шагни он в неё, окажется твёрдой, как асфальт.

Был он одет в дорогой чёрный костюм с серебристым логотипом «Frigidum Renascitur» на груди. Ткань облегала его фигуру с идеальной точностью, подчёркивая строгость и отстранённость, как будто сама была частью его холодной, расчётливой натуры.

Чуть позади, соблюдая дистанцию, стояла его помощница Анна – женщина лет тридцати, с идеально уложенными в тугой пучок тёмными волосами и прямой осанкой, как у военного. Её униформа с логотипом «Frigidum Renascitur», как и у профессора, идеально облегала статную фигуру. Но главным были глаза: холодные, неподвижные, как у хищника, выжидающего момент для броска. В них невозможно было найти ни сочувствия, ни страха – только холодный расчёт.

Напротив этой парочки, поблёскивая дорогущим перстнем на руке и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, расположился Виталий Наумович Смирнов – олигарх, чьё имя последние два десятилетия мелькало в Forbes, а ещё чаще в заголовках скандалов и досье прокуратуры. Он был противоположностью холодной парочке: всё его существо излучало жизнелюбие и гедонизм.

И чуть поодаль стояли два бугая в практичной рабочей одежде с тем же логотипом «Frigidum Renascitur». Они привычно, как будто делали это не впервые, держали под руками шестого – который, впрочем, уже не был человеком, а был мёртвым телом. Труп был одет так же, как и сам Смирнов: дорогой спортивный костюм, модные кроссовки, часы.

– Если хотите, то можете сами столкнуть тело, – голос Штерна был ровным, без единой эмоциональной ноты, лишь краешек губ дрогнул в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку. – Так сказать, бонус от фирмы.

Предложение явно понравилось Смирнову. Он вальяжно подошёл к бугаям и заглянул в лицо мертвеца. Сходство с ним самим было пугающим, почти мистическим. Лицо покойника – почти точная копия его собственного: те же резкие скулы, тот же шрам на подбородке, оставленный лихими девяностыми. Только глаза… мутные, как у рыбы на прилавке.

– Поразительно, – пробормотал Смирнов, всё же слегка отшатнувшись.

Всё его лёгкое настроение мгновенно улетучилось; тон стал сухим и деловым.

– Но если экспертиза? ДНК, всё такое?

Штерн перевёл взгляд на Анну. Та мгновенно включилась, будто ждала этого вопроса.

– По факту вашей гибели, господин Смирнов, будет проведено полицейское расследование и медицинская экспертиза, – её голос был сухим и канцелярским. – Зафиксирует несчастный случай, а ДНК однозначно подтвердит, что это были вы.

Бугаи подтащили тело к самому краю обрыва и замерли, ожидая решения начальства.

Смирнов усмехнулся, поправил перстень, быстро – почти воровато – перекрестился и, подойдя к трупу, толкнул его в пропасть.

Тело полетело вниз, переворачиваясь в воздухе, с глухими, влажными ударами отскакивая от каменных выступов, пока не исчезло в тёмной щели ущелья.

Бугаи деловито сбросили вслед заранее подготовленный дельтаплан. Тот пролетел ярким пятном на фоне серых камней, разбиваясь о выступы, и исчез в пропасти вслед за телом.

Штерн, по-прежнему стоявший на краю, даже не повернул головы. Он спокойно, как удав, всё это время наблюдал за Смирновым – и лишь когда глухие удары дельтаплана наконец стихли в глубине ущелья, едва заметно улыбнулся краешком губ.

Смирнов осторожно подошёл к краю, глянул вниз и тихо присвистнул.

– Хорошо, что я был застрахован, – бросил он шутку.

Анна искусственно улыбнулась клиентской шутке и жестом пригласила его к вертолёту, стоявшему на площадке в сотне метров.

– Летим, Виталий Наумович.

Логотип «Frigidum Renascitur» мерцал на фюзеляже. Лопасти вертолёта начали медленный разгон, сначала тяжело, будто нехотя, а потом – увереннее, громче, глуше.

Вскоре машина с пассажирами на борту взмыла в небо и унеслась прочь, оставив за собой внизу, в бездонной щели горного ущелья, среди обломков дельтаплана и острых камней, искорёженное мёртвое тело, имевшее поразительное сходство с олигархом Смирновым В.Н.

В салоне вертолёта гул ротора сливался с эхом ударов о скалы, ещё звенящим в ушах Смирнова. Кожа кресел липла к спине от пота, а коньяк из фляжки – тот, что всегда выручал в переделках девяностых – казался пресным. За иллюминатором пропасть растворялась в тумане, но Смирнов всё равно косился вниз, будто ожидая, что тело дёрнется и полезет обратно. "Моё тело", – подумал он с горечью, поправляя перстень. Адреналин жёг вены, как тогда, под пулями в подворотне, но теперь страх был другим – не за жизнь, а за то, что после неё.

Штерн сидел напротив, скрестив руки, его взгляд упирался в горизонт, словно он видел не облака, а строки контракта. Анна, как всегда, была тенью порядка: планшет в руках, пальцы ставили галочки – "Экспертиза: зелёный. Страховка: переведена". Ни слова, ни взгляда лишнего.

– Профессор, – Смирнов откашлялся, стараясь звучать по-деловому, – а если… пресса? Или эти, из ФСБ, докопаются? Я ж не первый, кого вы "хороните". Сколько ещё таких, как я, в ваших камерах?

Штерн не моргнул. Его голос, ровный, как поверхность замёрзшего озера, разрезал гул:

– Господин Смирнов, Frigidum не допускает вопросов. Вы исчезнете. Чисто. А процедура… она ждёт. Без рецидивов. Полгода тишины – и вы… обновитесь.

Слово "процедура"повисло, как пар от жидкого азота. Смирнов хмыкнул, но шутка застряла в горле. Анна подняла глаза – холодные, расчётливые:

– Мы позаботимся, Виталий Наумович. Как всегда.

Вертолёт нырнул в облако, салон утонул в белизне. Смирнов допил фляжку, чувствуя, как холод ползёт по коже – не от ветра, а от той бездны, что ждала впереди. Пропасть внизу сменилась пиками, но настоящая – была внутри.

Глава 2

Провинциальный сибирский городок, затерянный среди бескрайних таёжных лесов и сибирских рек, дремал под тяжёлым серым осенним небом, словно заблудившийся, обреченный, уставший странник.

Над городом висел лёгкий смог – не густой, но заметный, отчего создавалось ощущение, будто здесь вечный вечер. Смог был от того, что муравьишки-горожане клепали на своих заводах с беспрерывным производством такие нужные и не очень стране изделия. Дым из труб смешивался с холодным воздухом, оседая на крышах серых панельных домов, на асфальте, на лицах прохожих. Этот налёт придавал всему – от облупившейся краски на стенах до усталых глаз встречных – оттенок тихой, унылой безнадёги, той, что проникает в кровь, как сибирский холод, и шепчет: "Здесь ничего не меняется. И не изменится".

На первом этаже одного из этих панельных человейников, стоящего на центральной улице, располагалась аптека – вход в неё был зажат между двумя алкомаркетами, отчего иногда у уставших покупателей от продолжительного применения продукции соседей случались промашки: они забегали не глядя в аптеку и, уткнувшись в прилавок с таблетками, даже иногда слегка трезвели. Но в этот пасмурный день над дверью аптеки звякнул колокольчик, и вошёл посетитель, который явно не ошибся дверью – мужчина лет шестидесяти пяти, с осунувшимся лицом и заметными тёмными кругами под глазами, выдававшими бессонные ночи. Одежда на нём была недорогой и уже поношенной – серая курточка и выцветшие брюки. По его виду было ясно: он из тех, кто считает каждый рубль. В руках он сжимал рецепт, смятый и потрёпанный, как и сам посетитель. Он направился прямиком к окошку, за которым в белом халате стоял Михаил – интеллигентного вида мужчина лет за сорок, с немного взъерошенной причёской. Покупатель протянул рецепт сквозь окошко Михаилу – его пальцы слегка дрожали.

– Здравствуйте, – сказал он тихо. – Мне нужно вот это.

У Михаила был редкий, почти мистический дар – он мог поставить диагноз по внешним признакам с такой точностью, что опытным врачам из поликлиники требовались дни обследований и кипы анализов. Этого дара не было ни у одного врача, а уж тем более у обычных провизоров, каковым он официально и считался. Его взгляд, обостренный этим даром, считывал малейшие детали: оттенок кожи, сухость губ, дрожь в кончиках пальцев, скрытую боль в глазах – всё складывалось в ясную, безжалостно точную клиническую картину. И сейчас, взяв рецепт, он быстро пробежал по нему глазами, затем перевёл взгляд на мужчину – и замер, изучая его. Всего через несколько секунд в его голове уже сложился диагноз, на который обычному врачу потребовалась бы неделя, если бы тот вообще смог его определить.

– Простите, дорогой мой, но это лекарство вам не поможет, – сказал он сочувственно, но уверенно.

Мужчина удивлённо заморгал.

– Почему?.. Мне же врач сегодня выписал…

Отсутствие у большинства людей элементарной способности к критическому мышлению всегда раздражало Михаила, но перед ним был пациент, а с пациентом настоящий врач не может быть жесток и надменен.

– Вы ведь покупали уже это лекарство у нас месяц назад? – сочувственно глядя на мужчину, спросил Михаил.

– Да… – смущённо и даже уже как-то виновато ответил тот.

Михаил вздохнул, в его голове мелькнуло матерное обзывательство, намекающее на то, что перед ним человек с очень низким уровнем интеллекта.

– А я ведь уже тогда говорил вам, что это бесполезная ерунда – этот ваш «Хренадол». В самом названии вас ничего не смущает? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Вот, дорогой мой, теперь видны последствия приёма этой чудо-настойки на хрене: ваша печень не работает, как нужно, отсюда уже появилась желтушность кожи, тремор в руках… Только зря потратили время и деньги.

Покупатель еще быстрее заморгал, голос его чуть дрогнул.

– И… что мне делать?

– Лечиться, – ответил Михаил, успокаивающе глянув на посетителя. – Готовы? Или продолжим заниматься… – Он хотел закончить «хренью», но решил, что будет перебор и потеря авторитета в глазах пациента.

Мужчина одобрительно закивал головой, промямлил:

– Да… лечиться…

Михаил одобрительно улыбнулся и развернулся к стеллажам. Его дар был способен подсказать ему не только диагноз, но и единственно верный путь в выборе средств лечения. Без суеты он заглянул в коробку на полке, порылся в ней.

– Вот это, – он поставил на прилавок первую упаковку, – поможет вам лучше справиться с симптомами. Оно безопаснее для печени, поверьте, и, что важно, намного дешевле того суррогата.

Вернулся к стеллажам, нашёл вторую упаковку и протянул её, взглянув покупателю прямо в глаза.

– А это… поддержит ваш иммунитет. Организм ослаблен, ему нужна защита. Но самое главное… – Михаил сделал небольшую паузу. – Самое главное – записывайтесь на повторный анализ крови. Уровень билирубина у вас явно вырос, это видно невооружённым глазом. Нам нужно контролировать процесс, понимаете? Не пускать всё на самотёк.

Мужчина молча кивнул, сжимая в руках заветные коробочки. В его уставших глазах, помимо тревоги, на мгновение мелькнула надежда.

– Спасибо вам… доктор… – прошептал он, и в этих словах была такая глубокая, немудрёная благодарность, что Михаилу даже стало немного неловко.

Ценник лекарств оказался в несколько раз меньше той суммы, что требовалось бы за выписанное в рецепте средство. Мужчина быстро, почти лихорадочно, расплатился, сунул сдачу в карман и, прижимая покупку к груди, развернулся к выходу. Его движение, до этого медленное и затруднённое, вдруг обрело непривычную лёгкость. Он не вышел, а именно выпорхнул из аптеки – короткий, порывистый бросок, будто с него сняли тяжёлый, невидимый груз.

Дверь распахнулась, впустив внутрь сырой холод и клубящийся смог. На прощанье над головой снова звякнул тот самый колокольчик – но на этот раз его звон прозвучал не уныло, а почти жизнерадостно. И вскоре посетитель оказался в серой пелене улицы: смеркалось. Над алкомаркетами почти одновременно вспыхнули яркие неоновые вывески. Табличка «АПТЕКА» попыталась зажечься в ответ, но смогла лишь частично осуществить этот план – загорелись только красный крест и четыре буквы: «АП» и, через разрыв, «ЕК».

Михаил смял рецепт и бросил его в мусорку. "Надеюсь, на сегодня с хренью покончено,"– подумал он, глядя на входную дверь

Глава 3

Москва за панорамными стёклами пентхауса в Москва-Сити пылала вечерним золотом и неоном – она шевелилась, как гигантский живой организм, сверкающий, беспокойный, не знающий сна. Внизу огни машин струились жидким металлом, а высотки-свечи вонзались в брюхо низкого, тёмного неба. Внутри, в воздухе, очищенном кондиционерами от городского смрада, витал тяжёлый аромат сигар, коньяка и дорогого парфюма.

Хозяин пентхауса Георгий, совершенно голый, вальяжно развалился в пузырящейся чаше джакузи. Он был поразительно похож на Михаила из далекой сибирской аптеки, если бы не ухоженная щегольская бородка, холеные руки с идеальным маникюром и пустота в глазах, которую не мог скрыть даже дым дорогой сигары, зажатой в зубах. В руке Георгия небрежно держался хрустальный бокал с янтарным коньяком. Напротив него, кокетливо покачивая ногой, сидела совершенно голая девушка – юное упругое тело и такое же пустое, как и его взгляд, лицо.

За столом, ломившимся от изысканных, но почти нетронутых яств, развалился в просторном кресле Леонид – пухлый, лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Его тело, отёкшее от лет и излишеств, безвольно расплылось в складках банного халата. У его ног, словно ручная собачонка, примостилась вторая девушка. Леонид, изрядно захмелевший, с сосредоточенным видом хирурга пытался лить ей в рот шампанское из хрустального бокала, но промахивался – дорогая жидкость стекала по подбородку девушки каплями, похожими на фальшивые слёзы.

– Лёнь… – голос Георгия, ленивый и сиплый от дыма сигары, нарушил тишину. – Ты про лабораторию «ФР» слышал?

Леонид на секунду отвлёкся от своего занятия, его мутный взгляд попытался сфокусироваться на дружке в джакузи.

– Чё ты там фыркаешь, кот мартовский? Какой фыр-фыр? – со смешком отозвался он.

– «Фригидум Ренасцитур», говорю. Слышал о нём?

– «Фригидум Ренасцитур»? – переспросил он, слегка оживившись

Георгий молча кивнул, выпустив облако дыма, которое тут же унесло системой вентиляции.

– Всё то ты знаешь…

– Нашумевшая тема, – отмахнулся Леонид. – Они крионикой занимаются.

– Чем занимаются? – переспросил Георгий.

Девушка в джакузи, словно вызванная к доске отличница, тут же вставила, сияя:

– Крионика – это технология сохранения тела после смерти в состоянии глубокого охлаждения, – отчеканила она.

Георгий фыркнул и брызнул ей в лицо водой из джакузи.

– Видал! – усмехнулся он, обращаясь к Леониду. – У нас теперь шлюхи учёными стали.

И, тут же переведя взгляд на девушку, приказал:

– Вылезай, зубрила, халат мне принеси!

Девушка, ничуть не обидевшись, выскочила из воды, быстренько подняла халат и принесла клиенту.

– Я на биолога учусь… – оправдалась она, кокетливо протягивая ему мягкий халат.

Георгий, не выпуская сигары изо рта, выбрался из джакузи, накинул халат на мокрые плечи, взял бокал с коньяком и, шлёпая босыми ногами, направился к столу. Он плюхнулся в кресло напротив Леонида, откинув голову на спинку. Девушка, накинув халат, присоединилась к ним, пристроившись у ног Георгия – точно так же, как её подруга сидела у ног Леонида.

– Тело заморозят и хранят, ожидая прорыва в науке, – пояснил Леонид, бросив взгляд на девушку Георгия. Его лицо радостно засветилось от внезапной идеи. – Жора, а давай ей крионику устроим? Неси лёд! – Он наклонился и шлёпнул свою девушку по ягодице.

Но как ни странно, Георгий не поддержал товарища. Его пьяное, расслабленное лицо вдруг нахмурилось и стало серьёзным.

– Так, девчёнки, – бросил он, не глядя на них. – Брысь отсюда. Идите в зал, мы скоро.

Девушки, словно тени, выскользнули из комнаты. Когда дверь за ними закрылась, Георгий наклонился к другу, и его голос приобрёл приглушённые, заговорщицкие нотки:

– Да, знаю, что заморозят. Зато потом тело достанут – и будешь как новенький.

Леонид тяжело вздохнул, бросив тоскливый взгляд в сторону закрытой двери. Ему явно не хотелось портить вечер разговорами о смерти и вечности.

– Слушай, дружище, – он махнул рукой, – давай завтра. Далось оно тебе. Девчонки скучают, а завтра с утра твоя жена прилетает. С чего вообще ты эту тему затеял?

– Они мне предложение сделали.

Леонид замер. Пьяная вялость мгновенно испарилась, уступив место живейшему интересу. Он выпрямился в кресле и уставился на друга, будто не веря своим ушам.

– Тебе?! – Леонид прищурился, не скрывая удивления. – «Фригидум Ренасцитур»? Серьёзно?

– А что? – в голосе Георгия прозвучала лёгкая обида. – Я вообще-то миллиардер и не последний в списке «Форбс»…

– И что они тебе конкретно предложили? – Леонид всё ещё надеялся, что друг привирает.

– Как и всем избранным… – Георгий отпил коньяк, бросив фразу с подчёркнутой небрежностью.

– Вечную жизнь? – Леонид усмехнулся.

Георгий допил бокал, откинулся в кресле, и его взгляд устремился в сияющий потолок.

– Насчёт вечной не знаю, но то, что проживу потом ещё лет сто, гарантировали. Их главный – профессор… как там его… Штерн. Он ведь точно шарит.

Леонид неодобрительно хмыкнул – ревность и зависть всегда делают людей скептиками.

– Ну, не знаю… Штерн, конечно, гений… Но тема серьёзная. Да и сам он уже год как пропал из виду. Мутно это всё…

– Вот и у меня есть сомнения, – признался Георгий, крутя в руках пустой бокал. – Но ведь заманчиво… А?

– Да ты-то ещё молод, – отмахнулся Леонид. – Это старикам что уже при смерти должно быть интересно. Про вечную жизнь…

Георгий резко поставил пустой бокал на стол. В его глазах, обычно пустых, вспыхнул странный, почти маниакальный огонёк.

– А я, может, не хочу становиться стариком!

– А кто хочет… – Леонид тяжело вздохнул, бросив на друга взгляд, в котором читалась лёгкая грусть

– Я хочу погулять молодым и здоровым лет так… пятьдесят, – мечтательно произнёс Георгий, устремив взгляд вдаль.

Леонид усмехнулся, покачав головой:

– Тогда тебе прямо сейчас нужно залезать в криогенную камеру.

– Ага, сейчас и залезу! – Георгий рассмеялся, но в его голосе звучала решимость.

– А гарантии, что разморозят? Что жить будешь? – Леонид прищурился, пытаясь понять, насколько друг серьёзно относится к этому предложению.

– Да они готовы всё показать: что и как у них устроено. В лабораторию свою отвезти, с Штерном лично познакомить, – Георгий откинулся на спинку кресла, но в его глазах не было уверенности – скорее, странное сочетание надежды и сомнения, как будто он пытался убедить не только Леонида, но и самого себя.

Леонид снова ухмыльнулся, уловив эту неуверенность, и подколол друга по-банкирски:

– Но деньги вперёд? Кстати, сколько хотят?

Георгий коротко рассмеялся:

– Вот ты, банкир, всё на бабки сразу переводишь. Без предоплаты всё покажут, но я-то хрен там что пойму.

Он замолчал, и его лицо стало задумчивым, почти озабоченным.

– Могут развести как лоха… Тут черепок нужен.

– Во-во, – с облегчением кивнул Леонид, словно услышав именно то, чего ждал. – Так что забей. Идём к девочкам, поучим с ними биологию.

Но Георгий уже не слушал. Он смотрел на своё отражение в тёмном стекле, за которым пылала вечная, неспящая Москва. И в этом отражении ему виделся не уставший мужчина за сорок, а кто-то другой – вечно молодой, вечно живой.

Он налил в бокал коньяка почти доверху и залпом выпил, будто пытаясь согреться перед тем леденящим холодом, что должен был проникнуть в каждую клетку его тела при крионике. Холод, который сулил не смерть, а шанс – прекрасную, почти бесконечную жизнь в будущем. Жизнь, ради которой, возможно, стоило рискнуть всем.

Глава 4

Директор региональной фармацевтической сети «Сибфармтаб» Сергей Иванович Воробей сидел за своим массивным дубовым столом, утопая в стопках бумаг. Кабинет был просторным, но его роскошь давно увяла под напором времени. Добротная мебель, некогда дорогая, теперь несла на себе следы долгой службы – особенно на потёртых краях кожаных кресел для гостей, где кожа местами потрескалась. На стенах висели дипломы и грамоты, слегка перекошенные, а в углу кабинета не пойми к чему расположилось чучело волка, покрытое пылью. Рядом с кипой документов стояла чашка с надписью «ЛЮБИМЫЙ БОСС», края которой были заляпаны засохшим кофе. Мужчине было за шестьдесят, его лицо обрамляли густые седые брови, сросшиеся на переносице, что придавало ему выражение вечного недовольства. Костюм на нём, хоть и не из дешёвых, был помят и остро нуждался в химчистке.

Перед столом директора, опустив голову, стоял Михаил – тот самый фармацевт из аптеки. Белый халат на его плечах казался слишком чистым для этой обстановки, почти символичным. Он не суетился, не пытался оправдываться – просто стоял, спокойный и собранный, как будто прислушивался не к словам начальника, а к собственным убеждениям.

Соловей резко встал, упершись ладонями в стол, и подался вперед, сокращая дистанцию между собой и Михаилом. Голос его дрожал от раздражения и бессилия, но он пытался сохранить видимость спокойствия:

– Ну что мне с тобой делать, Михаил? – почти слёзно спросил он. – Я тебя уже понизил до простого фармацевта, а ты всё равно продолжаешь нам вредить!

Михаил стоял неподвижно, взгляд устремленный в пол. Ни раскаяния, ни страха – только молчание, как будто он ждал, когда начальник выговорится.

Соловей не выдержал. Он резко выпрямился, выскочил из-за стола и, обойдя его, подошёл почти вплотную к Михаилу. Его палец указал на грудь подчинённого, как будто пытаясь пронзить его обвинением.

– Миша, послушай, – сказал он уже тише, но с той опасной вкрадчивостью, которая предвещает нечто худшее. – Отпускай всё, что в рецептах написано. Без вопросов.

Михаил поднял глаза. В них не было ни страха, ни злобы – только тихое, непоколебимое упорство.

– Я отпускаю… – ответил он спокойно. – То, что реально работает.

Соловей задохнулся от возмущения. Его лицо покраснело ещё сильнее, а голос сорвался на крик:

– Так заодно и то, что не работает, отпускай! Хуже не станет! – Он резко развернулся, прошёл к столу и хлопнул ладонью по его поверхности, как будто пытаясь вбить свои слова в сознание Михаила. – Добавляй к рецепту нужные лекарства – и всех делов-то!

Михаил вздохнул. Его голос оставался ровным, почти безразличным:

– А зачем мне туфту людям подсовывать?

Соловей взорвался. Он снова вскочил, его руки задрожали от ярости.

– Да я тебе тысячу раз объяснял! – заорал он. – Затем, Миша! Затем, что на этой твоей "туфте"мы и зарабатываем!

Он резко развернулся и вернулся к столу, тяжело опускаясь в кресло. Его пальцы нервно барабанили по дереву, как будто пытаясь отбить ритм собственному раздражению.

– И не только мы, Миша! – продолжал он, уже устало. – Все аптеки! Все врачи! И все всё понимают! Но ты, видимо, самый умный! – Он бросил на Михаила тяжелый взгляд. – Так скажи мне: как, по-твоему, нам ещё заработать?!

Михаил молчал. Он просто стоял, глядя в пол, как будто все слова Соловья были лишь шумом, не способным поколебать его убеждений.

Соловей тяжело вздохнул. Его голос стал тише, но в нём звучала окончательная решимость:

– Всё! Последнее тебе предупреждение. Или заканчивай этот саботаж и возвращайся старшим провизором в отдел закупок, или…

Он не договорил, но угроза повисла в воздухе, тяжёлая и невысказанная. Михаил по-прежнему молчал. Соловей устало махнул рукой, как будто сдаваясь.

– Неделю тебе даю на размышление, – сказал он, отворачиваясь. – Всё. Иди.

Михаил кивнул, развернулся и вышел из кабинета, оставив за собой тишину, в которой отдавался только тяжёлый вздох Соловья. Дверь закрылась, и в комнате снова остались только двое – если считать чучело волка.

Выйдя из кабинета, Михаил побрёл по почти безлюдному коридору мимо рядов кабинетов, мысленно прокручивая угрозу Соловья. Увольнение сейчас стало бы для него настоящей катастрофой. Устроиться к конкурентам не было никакой возможности – в городе все в индустрии слышали про принципы Михаила.