Бес Ионахана

Был ли там Отелло с тряпичной куклой подмышкой, похожей на задушенную Дездемону? Это, кажется, из какого-то другого, позаимствованного или срежиссированного им самим сна. Но вот про самоудушение там что-то было, определенно было. И удавленником, судя по всему, был он.

Да, ему приснился пронзительный и требовательный, как оклик вахтера, телефонный звонок, но он не ответил на него, как это было на самом деле, когда Чалый предложил ему поехать в Святую Землю. Во сне он этот звонок проигнорировал.

Во сне он пошел в ванную, заглянул на антресоли (какие, к черту, антресоли, он не видел там никаких антресолей) и достал из ящика «набор висельника», которым тут же и воспользовался, обвязав веревкой трубу (ее там нет и никогда не было) и затянув петлю вокруг шеи.

Бредятина какая-то, подумал он, но на всякий случай решил все проверить, веселея от мысли, что повелся на такую чепуху. Однако в ванной ему было уже не до смеха. Изогнутая труба под потолком, через которую он во сне перекинул веревку, была на месте. Она существовала реально. Реальностью были и антресоли, и ящик на антресолях, в котором среди гаек, болтов и сантехнических железок он обнаружил кусок хозяйственного мыла и довольно крепкую, выдерживающую вес человека веревку…

Ему показалось, что в его голове, сорвавшись с зубчатой передачи, бешено завращалась пестрая карусель со смеющимися заячими, лошадиными и медвежьми физиономиями и заиграла какая-то скоморошья музыка. Получается, этот сон мог оказаться вещим, но запоздал по времени? И суть его не в пророчестве о том, что должно было свершиться, пророчество как таковое уже не представляло ценности, а в предупреждении о том, что могло бы произойти, поступи он иначе. Поддайся он накатившей на него депрессии и не ответь на тот спасительный звонок…

Не здесь ли кроется ответ на вопрос, который он безуспешно искал в Иерусалиме?

Отходя от потрясения, он аккуратно поставил ящик на место, чтобы ненароком не потревожить веревку, не задеть ее каким-нибудь неловким движением, побудив тем самым к ответным агрессивным действиям, и надолго замер на краю ванной. Может, главное чудо жизни, его жизни, не считая редких мгновений любви и счастливого избавления от многих опасностей как раз в том и состоит, что она не прервалась? Тогда не прервалась?

Удивительно. Непостижимо. Он до сих пор жив. И кровь, его кровь безостановочно течет по жилам, будто вода по трубам, которые предназначены отнюдь не для самоповешения, а для холодного и горячего водоснабжения, исключительно для этого.

Как такое может быть?

Тем не менее, это так.

Он – жив.

Это ли не чудо?

Глава 2

gula

И было в те дни, вышел из аравы, пустыни иудейской человек в духе, силе и славе Элии, пророк великий, больший из всех пророков, посланный от Бога; Ионахан бар-Захария ему имя.

Ел он акриды и дикий мед, одежду носил из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, и вретище его служило знаком плача и покаяния.

Имел он душу прямую и крепкую, как ствол кедра ливанского, и послан был свидетельствовать о свете, дабы корень веры не иссох и не пресекся, и сотворил достойный плод.

Пришел он приготовить людей к слову благодати и истины. Ионахан же говорит: откройте сердце свое для покаяния, ибо Царство Небесное при дверях.

Приготовлен бич для спотыкающихся ногами и всякий уклонившийся тотчас будет предан огню.

И вот случилось, пришли священники и левиты спросить его: кто ты есть? Мессия? Он сказал: нет. Царь Иудейский? Нет и нет. Кто же ты?

Я тот, на ком почил дух пророка, кто совершит помазание над Посланником Божиим. Жив Господь Бог Израилев, пред Которым я стою!

И тогда они спросили его: если ты не Мессия, не Царь Иудейский, чьей властью ты крестишь в Вифаваре при Иордане?

Ионахан сказал: пойдите, скажите господину вашему, первосвященнику:

Идущему за мной я не достоин развязать ремень обуви Его, ибо Тот Человек – избранный. И слова мои – стенания блаженного в ночи перед восходом солнца.

Увидев же, что многие из фарисеев и саддукеев пришли к нему креститься, сказал им Ионахан: жало ехиднино! Не видать вам рек, текущих медом и молоком!

И не кичитесь надменностью безумных: мы дети Авраама, из камней сих Бог может воздвигнуть семя Авраамово.

И вот два ученика пророка отроились от своего учителя, видя, что Ионаханово крещение не имеет отпущения грехов, а вводит для людей одно покаяние.

Напал на них страх и ужас, ибо, как уразумели они, был Ионахан чадом гнева Божия, бичом для ребр и терном для глаз нечестивых;

ни ест, ни пьет и говорят: в нем бес, гром небесный для нераскаявшихся грешников, глаголом измождающий плоти их.

Один человек из фарисеев начал с ним спорить, сказав: мы читаем священные книги, а ты ныне вышел из леса, как зверь, и смеешь нас учить и соблазнять людей своими речами.

Ответил Ионахан прельстившимся от книг: падет кара на головы людей кривды и толкователей скользкого.

И так ярился и неистовствовал он, уловляя мудрых в коварстве их, что узнал о сем Ирод четвертовластник и обеспокоился, не возмутит ли Ионахан народ, крестя и собирая толпы.

И повелел заключить обличителя, ревнителя и пустынника сего в темницу. И втайне беседовал с ним в его заточении о главизне нашего спасения, спрашивая его обо всем.

Ионахан увещевал Ирода, говоря ему: не должно быть тебе с женой Филиппа, брата твоего, Иродиадой, и лучше бы повесить тебе на шею жернов ослий и сбросить в море, чем иметь ее.

21 Немного спустя, когда Ирод в свой день рождения делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, дочь Иродиады, Саломея, дивной пляской угодила ему,

и сказал ей царь: проси у меня, чего хочешь, дам тебе даже до половины моего царства.

Она спросила у матери своей: как ей быть? Та отвечала: проси головы пророка. Ибо не уцеломудрилась от вразумлений Ионахана и затаила злобу.

И сказала царю Саломея: Пусть принесут мне тотчас на блюде голову Ионахана.

Ирод не посмел отказать ей и повелел отсечь голову пророку. И принес ее стражник на блюде, и отдал Саломее.

Ученики Ионахана, узнав об усекновении честной главы своего учителя, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе в Самарянском городе Севастии.

Так закончил земные дни свои пророк великий, призванный просветить сидящих во тьме и сени смертной.

И опустела Ионаханова крестильня, ибо без пророка священные воды Иордана суть купальня Ирода.

И ныне заграждаются здесь уста тех, которые не вняли проповеди посвятившего свои труды и все помыслы сердца своего славе Господней.

(Книга Элии. II, 1-29 )

Редакционная текучка плохо совмещается с размеренным образом жизни, регулярным сном, производственной гимнастикой и номерной системой диет.

Весь день Михайлов крутился как белка в колесе, забыв о такой немыслимой роскоши, как обед по расписанию или хотя бы просто обед, без всякого расписания.

К вечеру на него напал настоящий жор: умяв зингер, пару твистеров и пакетик хрустящих крылышек, приготовленных в ближайшей забегаловке по рецепту знаменитого американского полковника, он запил все это холестериновое преизобилие холодной кока-колой и сразу почувствовал себя пузырящимся от газов термальным источником.

Ночью у него не на шутку разболелся живот. Он опрокинул в себя столовую ложку альмагеля, который на вкус, цвет и запах был больше похож на клей ПВА и при ближайшем рассмотрении действительно оказался клеем ПВА (квартировладельцы почему-то держали его в кухонном шкафчике в бутылочке из-под одноименного лекарства) и до утра стоически боролся с последствиями своего опрометчивого шага.

Ощущения были не из приятных. Он не стал ждать окончательного обрушения желудочно-кишечного тракта и срочно наведался в туалет: положил два пальца в рот и, периодически издавая что-то вроде боевого клича апачей, распрощался с ужином. Потом, как в паровозную топку, забросал в себя целую упаковку активированого угля и выглохтал полчайника воды. И не было ему ни минуты покоя: он никак не мог решить, набрать ему номер «Скорой помощи» или, дождавшись наступления рабочего дня, самому отправиться в ближайшую поликлинику на прием к гастроэнтерологу. В итоге он не сделал ни того, ни другого, предоставив произойти тому, что должно было произойти.

Лишь перед рассветом боль немного улеглась и ему удалось забыться в тревожном, раздерганном полусне. Сквозь дрему ему являлись самозакапывающиеся покойники (не правда ли, очень эргономичная идея?) и какой-то назойливый тип в шляпе Боярского, который все время спрашивал у него, как пройти в бутербродохранилище Библиотеки Конгресса. Потом приснилась та самая Книга, на языке древнем и неведомом, каким говорили иудейские пророки с гневливым Яхве, и он читал ее без посредничества слов и знаков, понимая смысл прочитанного каким-то сверхъестественным, невербальным способом, и Книга звучала в нем, как колокол в пустом храме или глас вопиющего в пустыне…