Моя упрямая леди

Дэнни медленно брел по направлению к ним. Языки пламени из камина освещали мертвенно-бледное лицо, не придавая красок, а только подчеркивая огромные синяки под глазами, которые было видно даже под упавшей на лицо челкой. Черная пижама оттеняла кожу, делая еще белее.

– Эй, Дэнни! – позвал Хольден.

Парнишка мотнул головой в его сторону. Челка взметнулась вверх, открывая синие глаза. Несмотря на то, что Хольден знал Даниэля с самого рождения, мальчик умудрялся пугать даже его.

На самом деле, Дэнни не всегда был таким. Хольден помнил тот переломный момент, а именно, смерть Джины – матери Дэнни. Мальчику было всего четыре года.

Впрочем, некоторая задумчивость всегда была присуща Даниэлю. С самого раннего детства тот мог часами играть молча и в полном одиночестве, совершенно не нуждаясь в компании. Хотя компания-то у него была. От Мэтта сложно было отделаться. Да и в целом, по первой Дэнни мало чем отличался от брата. Такой же веселый и шумный. Был. После смерти Джины Дэн замкнулся. Рекс, конечно, всячески пытался расшевелить сына и уделял ему каждую свободную минутку. Но ввиду занятости главы поместья, проблем становилось все больше и больше, а минуток меньше и меньше.

Мэтт пошел в школу и почти круглый год находился в интернате. Контесса и другие отходили от пережитой трагедии, всячески помогали Рексу справляться с тяготами правления. Словом, у всех были свои дела, и Дэнни развлекал себя сам как мог. По большей части – книгами. Начитанности и глубина мыслей замкнутого мальчика одновременно восхищали и удручали Хольдена.

«Ребенок должен оставаться ребенком, – как-то сказал он Контессе. – А Дэн слишком рано повзрослел». На что та ответила: «Все мы рано взрослеем…»

Вторым и контрольным ударом для мальчика стала смерть отца. Дэнни сильно вытянулся и похудел, начал сутулиться. Обыденно тронутая легким загаром кожа теперь же была белая, словно мел. Будто нарисованные под глазами синяки достигли небывалых размеров, а волосы отросли, и теперь небрежно падали на лицо. Правда, даже они не могли скрыть ярких синих глаз, так зловеще светившихся сквозь сальные патлы. К слову, Генриетта Теодоровна пыталась бороться с внешним видом воспитанника, но даже она испытывала легкий ужас и не находила в себе смелость возражать ему.

Да, после кончины Рекса Кёрсона все в этом доме изменилось. Во второй раз. И теперь Хольден замечал, насколько сильно. Если Рекс еще как-то умудрялся поддерживать жизнь в опустевших комнатах, то теперь поместье стремительно увядало, точно роза в футляре. Внезапная отсылка к сказке слегка удивила Хольдена. А еще больше удивила его следующая мысль: «Быть может, эта белокожая Красавица сможет спасти Чудовище?» Что подразумевалось под «чудовищем» – Хольден и сам не понял.

В любом случае, на данный момент существовал только один единственный лучик света, бродивший в этих унылых пыльных коридорах. Красная капелька жизни в ссохшихся венах коридоров. Шумный и активный, он всегда доставлял множество хлопот как матери, так и прислуге. Он не поддавался воспитанию и продолжал стоять на своем. Обитатели поместья были рады этой особенности Мэтти, хоть и не подавали вида. И именно Мэтт все еще мог хоть как-то вытаскивать из раковины полностью замкнувшегося в себе Дэнни, принося некую долю хаоса в вычурный дом.

Синеглазый мальчик подошел ближе к Хольдену. Тот кивнул, как бы приглашая сесть рядом. Дэнни дернул плечом и резко сел, точно марионетка, у которой отрезали веревочки. Резкость и слабый контроль движений у Дэнни еще остались, но, по крайней мере, он начал разговаривать и больше не пугался людей. Пугать – пугал, а сам не пугался. Той же самой Трине удалось частично втереться в его доверие. И это тоже не могло не удивлять Хольдена.

А тем временем люди заполняли зал. Берт и Филя под чутким руководством Генриетты Теодоровны двигали диваны и кресла, чтобы разместить всех присутствующих. Два дивана были установлены по правую сторону от дивана Хольдена и напротив него, остальное пространство заняли креслами и парочкой стульев.

Сама идея собраться и послушать истории Хольдена витала в воздухе с самого приезда молодого человека. Но «вечер сказок» состоялся только сейчас, когда страсти уже угасли, а новые проблемы нависали козырьком, готовые вот-вот свалиться на головы. Именно сейчас обитателям дома было просто необходимо отвлечься от проблем насущных.

Вообще, самое наличие Хольдена в доме уже разбавляло напряженную атмосферу. Его-то эти «страсти» не касались. И ничего не мешало молодому человеку радоваться жизни и радовать окружающих. Ну, почти ничего.

В зале появился Артур. Заметив свободное место рядом с Хольденом, мальчик поторопился занять его. Но Мэтт вовремя среагировал и положил ногу на диван. Дэнни поднял глаза и так же напряженно посмотрел на Артура. Поняв, что одному ему с двумя не справиться, мальчик резко изменил траекторию, будто бы вовсе не собирался садиться на тот диван.

Каравеллой по комнате проплыла Эмилия, как всегда чувственная и прекрасная. Копна безгранично густых вьющихся волос покачивалась от ее плавных шагов, вместе с легким шелковым халатиком золотистого цвета поверх длинной белой ночнушки. Она прошла к свободному креслу. Однако Хольден успел заметить, что изначально девушка тоже направлялась к нему. И также изменила направление, заметив отсутствие мест. Родственников видно сразу. Оставалось странным, почему девушка заняла кресло, а не устроилась на диване с прибывшим чуть ранее Лестером. Но многозначительные взгляды, которые периодически бросали друг другу старшие Келлерманы, говорили о многом.

Серой незаметной тенью проскользнула Хильда, скрывшись в углу, на банкетке около окна. Нуну она с собой не взяла. И это заставило окружающих мысленно выдохнуть.

Берт закончил расстановку мебели и теперь подкидывал дров в камин. Не то, чтобы это было так уж необходимо, но придавало атмосферы. Феличиано закрывал шторы на окнах, Труди с Нэтой принесли чай и сладости. Вроде бы все в сборе. Не хватало только трех человек. В арке, ведущей из зала в центральный холл, точно синхронистки, появились Контесса и Виктория. Хольден напрягся.

Округлив глаза, молодой человек искал зрительного контакта с Контессой. Та быстро все поняла и замедлила шаг, пропуская Викторию вперед. Как только Виктория прошла к своему креслу, Хольден стремительно выбрался из-под навалившихся на него мальчиков, приказав сторожить место, и торопливо подошел к Контессе, сделав приглашающий жест, точно собирался проводить ее.

– Что ты хотел? – тихо спросила Мадам, взяв названного племянника под руку и медленно шествуя рядом.

– Вы не видели… – начал было он.

– Нет, не видела, – оборвала его Контесса, озираясь по сторонам. – Она еще днем закрылась в комнате и не выходила оттуда.

Контесса отличалась редкой проницательностью и сообразительностью.

– Спасибо, – сказал Хольден, обводя Мадам вокруг кресла, чтобы та села. Однако, стоило ему отвернуться, как Контесса коротко кашлянула, привлекая внимание. Хольден остановился и наклонился к женщине.

– Ты уверен? – коротко спросила Мадам.

Хольден не был уверен, но чувствовал, что так надо.

– Абсолютно, – выдохнул он.

– Как знаешь, – Контесса повела бровью.

Расценив жест, как одобрение, Хольден выпрямился и быстрым шагом удалился прочь.

– Дурак, – вздохнула женщина, покачав головой и усмехнулась уголком рта.

Виктория недоверчиво посмотрела на соперницу, но та не обратила на нее никакого внимания. Контесса подперла висок пальцами и устремила взгляд на лестницу, в ожидании.

***

Хольден стоял напротив двери Трины, сверля глазами замочную скважину. Он не был уверен, что поступает правильно. Слишком много было против, но кое-что было и за. Молодой человек поднял руку, намереваясь постучать, но пальцы сжались в кулак и тут же разжались. Хольден опустил голову, медленно выдыхая и собираясь с мыслями. С одной стороны, он прекрасно понимал, чем это все может обернуться. Но что-то неумолимо влекло его, буквально тянуло сюда.

«Ладно, была не была!» – подумал Хольден уверенно сжимая руку, и осторожно постучал костяшками пальцев по тщательно отшлифованному дереву. Ответа не последовало. Хольден постучал еще раз, затем еще и еще. Но тишина за дверью, казалось бы, становилась только плотнее. Его ладонь упала на ручку двери и тут же решительно ее сжала.

Если бы кто узнал, что он поступает подобным образом, позор бы неминуемо пал на широкие плечи Вивалавида. Но Кэтрин была не из тех людей, кто мог рассказать. Кто стал бы рассказывать. По крайней мере, Хольдену так казалось. Наверное, именно пример Кэтрин и толкнуло его нарушать правила приличия, привитые с детства.

Коридорный сумрак проник в комнату сквозь узкую щель дверного проема. Задувавший сквозь открытое окно ветер трепал тюль. Лунный свет падал на кровать, освещая фигуру раскинувшей руки девушки. Все еще держась за дверь, Хольден подумал, что еще не поздно отступить. И тут же понял – поздно.

Молодой человек прошел в комнату, тихонько притворил за собой дверь. Трина не шевелилась. Хольден подошел ближе и только теперь увидел серый прямоугольник плеера, лежащий на раскрытой ладони левой руки. Черные ниточки наушников тянулись от пластикового корпуса, заканчиваясь в миниатюрных ушках.

В том, что девушка не спит, молодой военный убедился спустя пару минут, когда ее большой палец коснулся сенсорного экранчика, наощупь переключая песню. Голубоватый свет подсветил синяк под глазом и ссадины на лице девушки, а также длинный порез на шее, стянутый тонкими полосками пластыря.

В отличие от родственниц, Кэтрин спала не в белой ночной рубашке, а в полосатой фланелевой пижаме и с заплетенными в косу волосами. Распущенные волосы мешали и доставляли дискомфорт даже в обыденной жизни, что уж говорить про сон.

Хольден привык видеть другую картину, но то, что предстало его взору, парню определенно нравилось. Только травмы лица девушки удручали. Нет, они не вызывали отвращения. Скорее только сожаление. Хольден понимал, что не виноват в их наличие, но что-то подсказывало, что прояви он больше внимания к Кэтрин, травм бы удалось избежать.

За то, что он собирался сделать, его могли обвинить в домогательстве. Но Хольден не думал об этом. Он протянул руку и коснулся тонкого запястья девушки, провел кончиками пальцев выше и остановился на ладони. Молодой человек нервно облизнул губы, его пальцы скользнули промеж ее, переплетаясь замочком. Но вместо того, чтобы открыть глаза и поднять визг, Трина поморщилась, выдернула наушники, поворачивая голову и согнутые колени в его сторону пришельца.

– Явился, значит? – буркнула она, потирая глаза. – Черт тебя дери, сколько сейчас вре…

Девушка открыла глаза. Она не сразу поняла, кто находится перед ней. А когда поняла, то буквально оцепенела от неожиданности. Дыхание перехватило, слова как-то сами собой застряли в горле.

Хольден возвышался над ней, точно призрак. Свет луны, падающий из незашторенного окна, освещал его белые, как свежий снег волосы. Хольден никогда не осознавал, насколько Трина бледна. Нет, не как Дэнни, но все-таки. А Трина никогда не отдавала себе отчет в том, что волосы Хольдена длиннее, чем ее собственные. Молчание, повисшее между ними, все тянулось и тянулось. Никто не решался проронить ни слова. И убирать руку никто тоже не хотел.

Наконец, Хольден спохватился и отпустил Трин. Она, немного разочарованная, тут же сжала руку в кулак.

– Простите, что потревожил вас, мисс Кэтрин… – начал он.

– Триша, – оборвала его девушка. – Не Кэтрин. Просто Триша.

Хольден не стал вдаваться в подробности. Ступая через порог ее комнаты, молодой человек зарекся ничему не удивляться. А вот Трина такого обещания не давала, и теперь была удивлена. Даже очень! Задней мыслью она не исключала вероятности, что все происходящее – простой сон. Скорее всего, простой сон. Хольден не мог просто так прийти в ее комнату. Значит, сон. И, по сути, можно делать все, что вздумается. Но Кэтрин не могла переступить через собственные правила даже во сне, о чем часто сожалела на утро.

– Леди Триш, – с легкой задумчивостью протянул Хольден, прикидывая звучность, и усмехнулся, – разрешите пригласить вас на семейный вечер.

– Вечер? – переспросила Трина, поднимаясь и принимая более вертикальное положение. – Какой еще вечер?