Мы все порой смотрим на звезды

Поняв бессмысленность попыток переубедить Костю, Дима был вынужден признать, зерно правды в словах коллеги есть. С тех самых пор, как мировое научное сообщество затеяло строительство самого крупного радиотелескопа в мире – радиоинтерферометра SKA – Сергей Борисович всеми способами искал возможность попасть в его команду. Первый проблеск надежды случился в Токио, где Горин познакомился с Майклом Стивенсоном, научным руководителем проекта СКЕЙ. Несмотря на человеческую симпатию со стороны коллеги-англичанина, научные достижения Горина были не столь выдающимися, а уровень владения передовыми методами в радиоастрофизике оставлял желать лучшего.

Тем не менее, последующие годы прагматичный одиночка Горин планомерно рос, как в профессиональном смысле, так и в личностном, сумев-таки собрать и удержать вокруг себя стабильную молодую команду аспирантов, приоткрывшему ему дверь в Большую науку.

Это довольно быстро дало свои плоды и позволило разработать прорывную и смелую, но достаточно реалистичную гипотезу, наделавшую шуму в научном сообществе. Так как экспериментальное подтверждение гипотезы Горина было возможно только на самом совершенном оборудовании, коем и является перспективный SKA, Стивенсон был готов включить данный пункт в научную программу своего детища в случае, если Горин сможет заинтересовать научный совет SKA на ближайшей конференции в Манчестере, где находится штаб-квартира проекта.

Из этого лаконичного и последовательного плана выпадал только Костя. Он был самым молодым и последним, кого Горин взял себе в команду. Профессиональной интуицией он не обладал, носил длинный хвост и жидкую козлиную бородку, всегда неопрятно одевался, поэтому был не в почете у руководителя, неустанно следующего образу культурного и опрятного ученого, неизменно выбирающего хоть и дешевые, но строгие костюмы. Зато Костя играючи владел мастерством быстро написать программный код любой сложности, разбирался в компьютерном железе и сотфе. Без подобного человека в наше время не может существовать ни одна научная команда, но лишь время от времени. Поэтому все показные мероприятия, где команда Горина принимала участие, проходили строго без участия Кости.

Интерес Кости в работе с Гориным был также прост и циничен – досидеть в аспирантуре до двадцати семи лет, чтобы избежать армии. Поэтому Горин, все прекрасно понимая, позволял Косте работать на сторону. Хотя со стороны других подчиненных требовал, порой, бескомпромиссной вовлеченности.

Обеденный перерыв

Выкроив время на обед, Митч позвал Диму в суши-бар недалеко от здания Института. Костя остался в лаборатории, сославшись на занятость по сторонним проектам.

Было бы глупо считать, что настоящий японец полюбил типичный московский сетевой суши-бар, все сводилось к банальной экономии средств на недорогих бизнес-ланчах, а также возможности прогуляться несколько минут в хорошую погоду. Тем более в пятницу, когда в кафе меньше всего посетителей.

– А ведь Костя прав, – заметил Дима по пути к ресторану, – Горин только и мечтает, чтобы перетащить нас троих в Манчестер. Ты сам-то рад такой перспективе?

– Знаешь, Дима, раньше я сказал «да», не думая. Но сейчас все больше связывает меня с Россией, ехать в Англию я не хочу. А ты?

– Да и мне не сильно хочется туда, все свои ответы в астрофизике я уже нашел.

Митч предвидел, что в скором времени пути его, Димы и Горина разойдутся. И чем ближе был этот момент, тем труднее было смотреть в глаза тем, кто стал частью его жизни и во многом заменил семью. Он грустно и тяжело выдохнул и посмотрел своим пронзительным взглядом на коллегу:

– Пришло время сказать Сенсею. Дать время подготовиться. Подумать о новой команде.

– Только за месяц он не сможет найти новую команду, а без нее путь в СКЕЙ ему точно закрыт, – посетовал Дима.

– Уже нельзя откладывать эту проблему, Дима, мы и так слишком долго затянули с ней, – заключил Митч, – а как сделать, чтобы сложилось правильно для всех, тут без божией помощи не обойтись, – с этими словами коллеги подошли к двери ресторана. Дима ждал очередной хайку-мудрости от Митча, изрядный запас которых всегда имелся в рукаве японца, но ее не последовало. Дима тоже не знал, как ответить, поэтому решил не продолжать.

Быстро сделав заказ из досконально выученного меню и привычно теребя палочки для суши в руках, Митч вернулся к прерванному им утреннему разговору:

– Почему вселенная молчит? Что ты расскажешь студентам?

– Я думаю начать с того, что уже говорил на защите курсовой: про количество найденных потенциальных экзопланет, циклы развития техногенных цивилизаций, проекты SETI и Breakthrough Listen. Минут за двадцать уложусь.

– А дальше?

– А дальше объясню, почему все это ерунда и не принесет никаких результатов.

– Ты же понимаешь, что они ни чёрта не поймут с того момента, как ты перейдешь к своей теории, – некоторые эмоционально усиливающие фразы Митч уже успел интегрировать в свой лексикон, правда, не всегда корректно произнося их. Например, выражение «ни черта» он неизменно произносил через букву «ё», что придавало этой фразе особый колорит и шарм.

– Сейчас – не поймут. Но зерно сомнений и знания я заложу в их молодые головы, – парировал Дима, – придет время – они дадут свои плоды.

– А зачем обязательно им знать? Уверен, первая часть твоего доклада будет им… как это говорится… по глаза.

– За глаза, – улыбнулся Дима и сделал небольшую паузу, чтобы японец смог перезаписать в свой совершенный головной компьютер правильную фразу, – я же ученый, и должен делиться с миром своими открытиям!

– Открытия должны быть представлены в правильное время и в правильном месте. Что будет, если сакура зацветет в ноябре? – от этой ужасающей для каждого японца мысли лицо Митча на мгновение исказилось.

– Не важно, когда она зацветет, важно, чтобы дала плоды. А вишневое варенье можно в любое время съесть.

Митч с глубокой печалью посмотрел на Диму. Есть вещи, которые, по его убеждению, должны происходить так, как мы привыкли, и никак иначе. Это та самая основа мироздания, тот базовый уровень бытия, которое позволяет человечеству сохранять веру в себя и шаткую надежду на будущее, давая твердую почву для рывка вверх тем, кто готов. Митч прочел в глазах Димы гордость. Тот, однозначно, был доволен своим умением парировать мудрые и возвышенные замечания коллеги.

– Мне кажется, Дима-сан, ты пытаешься насильно дать людям то, в чем сам еще до конца не разобрался. Знание уже вокруг нас. Но готовность принять новое лежит исключительно внутри человека и ждет нужного момента. Ответ должен последовать, когда задан вопрос… Вспомни себя в двадцать лет. Как бы ты воспринял тогда те истины, что открыты тебе сегодня? – на этом вопросе Митча Дима хотел возразить, но серьезное выражение лица японца однозначно транслировало необходимость дослушать его до конца, – русскому человеку не обязательно знать, иногда ему достаточно просто верить.

– А как же ты? – парировал Дима, – когда я рассказывал тебе о своих открытиях, ты совершенно легко и буднично воспринимал мои слова.

– Я японец, выросший в буддистской семье, – во весь рот разулыбнулся Митч, – для меня это никакое не открытие, а часть повседневной жизни.

– Тогда зачем ты пошел в Православие, если в Буддизме, как на блюдце, уже лежит все то, к чему я, набив множество шишек, шел десять лет? – расстроившись и потупив взгляд, спросил Дима.

– В Буддизме не нужно любить Бога и благодарить его за всё. А мне – нужно.

Все в очередной раз свелось к разнице в менталитетах между русским японцем и японским русским. Понимая это, Дима замолчал, уставившись в одиноко стоящий соевый соус ровно посередине между ним и Митчем. «Каждый раз одно и то же», – про себя отметил глубоко раздосадованный Дима, добавив вслух: «японцы, русские, но ведь соевый соус мы все любим!».

– Соевый соус придумали в Китае, – переходя с улыбки на смех, парировал Митч, – а у китайцев талант продавать по всему миру то, что сделано в Китае.

Принесли еду, и пока заметно проголодавшиеся коллеги нарочито ритуально готовились к поеданию знакомого до каждого ингредиента бизнес-ланча, общее настроение за столом изменилось, перестав быть созвучным с предыдущей темой разговора. Молча и без особого удовольствия доев мисо-суп, Митч неожиданно сделал Диме предложение:

– Завтра праздник Православный, Вознесение Господне. Будет служба у нас в храме. Хочу, чтобы ты тоже был. Ты никогда не видел, как я служу.

– Никак не могу свыкнуться, что человек с лицом японца рассказывает мне про Православие, – Дима до сих пор так и не смог до конца принять, что у молодого японца-астрофизика есть иная, потаенная для многих сторона, которая скрывает большую и важную часть его внутреннего мира.

– Мне радостно увидеть тебя на службе. Будет праздничный обед потом, я тебя приглашаю, – говоря о Православии, Митч менялся в лице, складки на лбу выравнивались, голос становился тише, ниже и певучей, неизменный японский акцент терялся в новых интонациях и произношениях. При этом сам Митч, выглядевший юно даже по меркам свое нации, моментально взрослел лет на десять, если не больше. Возвращаясь к другим темам, Митч снова превращался в того вечно молодого японца с застывшим во времени лицом, которого Дима знал многие годы. Ища причины таких мгновенных и причудливых метаморфоз, Дима со временем понял, что именно то одухотворенное и светлое лицо было естественным для Митча, который был вынужден носить маски все остальное время.

– Хотя, чего я удивляюсь, я сам точно также выгляжу странным и диковинным экспонатом, когда приезжаю к Ламе в непальский монастырь, – улыбнулся Дима, приняв приглашение коллеги.

– Здорово, очень буду рад тебя видеть! – искренне обрадовался Митч и, вспомнив кое-что важное, добавил, – Настоятелю подарили сыр из молока овец. Настоящий, из Кавказа, как ты любишь! Приедешь – обещаю угостить!

Остаток обеда прошел в неторопливом обсуждении рабочих вопросов и подготовки к конференции. Митч снова надел на себя маску, а Дима все время отвлекался на воспоминания о поездках на Кавказ, где и познакомился с любимым сыром.

– Знаешь, хитрый якудза, как меня завлечь! – улыбнулся Дима, вспоминая историю знакомства с этим волшебным продуктом.

История о том, как соль и суп открыли путь к сыру и сердцу

В конце первого курса аспирантуры Дима впервые попал в действующую обсерваторию: три недели полноценной научной практики на Специальной астрофизической обсерватории РАН в горах Архыза. Митч был вынужден остаться в Москве из-за жестких квот на посещение действующих научных объектов, поэтому Дима был всецело сосредоточен на себе.

Кавказ до глубины души поразил молодого ученого. Удивительной красоты закаты и рассветы, приветливый, дружелюбный и, одновременно, суровый климат, чистейшие воздух и вода, искренние улыбки местных жителей с их обветренными морщинистыми лицами. Пронзающий горный ветер, который словно искусный мастер акупунктуры жалит леденящим холодом каждую клеточку тела, всегда точно поражая цель. Звезды, такие близкие и яркие, на них можно смотреть, не отрываясь, часами.

Диме даже казалось, что стоящее под боком огромное зеркало, способное в миллионы раз приблизить звезды к нам, было бездушной и ненужной безделушкой, потому что здесь, в горах Кавказа звезды говорят с нами совершенно на другом языке, без всякой математики и физики.

Дима, который, как ему казалось, не мог всецело напитаться этой красотой, каждый вечер выходил на улицу, садился на лавочку и любовался заказами, каждый раз новыми и неповторимыми. Вечерами Кавказ становился каким-то особенно гостеприимным. Ветер стихал, облака разбегались по своим горным укрытиям, давая местным жителям и гостям время для разговоров и заслуженного отдыха. Со временем Диме стало казаться, что это время – лучшее для размышлений, тихих бесед и обмена накопившимися за день новостями. Горы и леса, реки и долины, дикие птицы и домашний скот – все делилось друг с другом самым сокровенным, пережитыми эмоциями, воспоминаниями и планами на будущее, обязательно светлыми и добрыми. Все это глубоко пропитывало сердца, вплетаясь в ткань мироздания. Ближе к полуночи неизменно поднимался пронзающий горный ветер, своим мощным и целительным потоком сдувая с гор, долин и ледников Кавказа все лишнее, случайно привнесенное из вне, всю боль и страх, любовь и надежду, не успевшие укорениться в сердцах.

В один из таких тихих волшебных вечеров Дима разглядел в долине, чуть ниже обсерватории, несколько палаток, хаотично разбросанных вдоль небольшого горного ручья, словно разноцветные камушки, рассыпанные ребенком по полу. Рядом разместилась группа туристов, мирно ютящихся у согревающего тела и души костра. Один из них, каким-то непонятным образом разглядев на вершине горы неподвижного Диму, помахал ему рукой. Удивившись, Дима смог изобразить лишь что-то неуклюжее в ответ, отдаленно напоминающее приветствие. Фигура туриста поднялась и медленно направилась вверх по горной тропе в сторону наслаждающегося вечером Димы. Спустя довольно продолжительное время – кажущаяся близость в горах обманчива, турист приблизился к Диме, черты его лица и фигуры стали отчетливо видны в закатном солнце.

– Приветствую вас! – ничуть не запыхавшись, произнес незнакомец.

– И я вас, – ответил Дима, отметив необычайную выносливости собеседника.