Откуда ты родом, душа?

Относительно же того, какие психические явления могут характеризоваться понятием «душевные», то в нашем дальнейшем рассуждении мы попытаемся не только более подробно их осветить, но и отграничить их от явлений духовных. А пока что для нас будет вполне достаточным отнести к душевным явлениям, во-первых; наши чувства и эмоции; во-вторых: сны и грезы наяву, непроизвольные фантазии и воспоминания, ощущения и представления, впечатления и галлюцинации; в-третьих: интуицию, инсайт, озарение; и, в-четвертых: бессознательные проявления нашей психики, такие как инстинкты, влечения, комплексы, способности, таланты и т. д. Объединяет все эти процессы то, что они сами по себе не требуют предварительного сосредоточения нашего сознания и нашего ума – они самопроизвольны, спонтанны по своей природе: время их прихода, характер протекания и их последствия для нас никак не могут быть предугаданы нами в полном объеме.

3. Истоки зарождения душевности (души)

Итак, возвращаемся к вопросу об истоках душевного страдания. Исходя из того, что физическое страдание является следствием воздействия на наш организм упомянутых нами ранее болезней, травм, ранений, голода, холода, возрастных изменений, стихийных бедствий и т. д., которые способны привести к временной или постоянной потере физической полноценности, можно предположить следующую версию возникновения душевного страдания, а, следовательно, и души.

Потеря физической полноценности, как правило, сопровождается отчуждением человека от общества и понижением его статуса, что может поставить его на грань физического выживания. Отсюда постоянная обращенность психики человека в направлении к обществу своих сородичей. Отчужденный и страдающий человек, под угрозой страха смерти стремящийся снова стать членом общества – вот в ком в первую очередь зародилась душа. Физическое страдание, послужившее причиной отстранения человека от общества, побудило его к развитию собственной души, благодаря страданию которой он вынужден был искать эмоциональные связи с обществом, чтобы вновь вернуться в него и быть полноправным его членом. Физическое страдание – это в-зывание (от «звать») о помощи и в этом взывании было что-то от животного вз-вывания (от «выть»).

И ведь недаром в русской культуре выражением крайней тоски и страдания в состоянии одиночества является красочное и ёмкое словосочетание «выть хочется». А потому и неспроста, наверное, этимология слова «звать» в одном из своих вариантов восходит к значению «мучиться», «гибнуть», «исчезать»

. Эмоциональное развитие феномена души – это компенсация физического отчуждения человека от общества. Как на месте раны начинается процесс нагноения или заживления, так и на месте «раны отчуждения» начался процесс душевного страдания способный привести либо к сближению человека с обществом, либо к дальнейшему отстранению его от него. И в результате естественного отбора первое приводило к культивированию благоприятных эмоциональных связей с окружающим сообществом, в то время как второе, наоборот, этому не способствовало.

С этой точки зрения, если мы применим теорию Адлера (приложимую к описанию онтогенетического развития психики человека) к филогенезу психического становления рода человеческого, то душа, как приспособительный орган более эффективного взаимодействия с окружающим миром, является компенсацией – человека как вида – за физическую и психическую неполноценность в условиях сурового природного и социального существования.

Душевный человек – это человек способный установить благожелательные, в первую очередь, эмоциональные (а затем и разумные) связи как с сообществом себе подобных, так и со всем тем, от чего зависело его физическое и душевное благополучие. Почему, в первую очередь, эмоциональные связи? Да потому, что эмоциональная связь – это связь наиболее древняя, наиболее доступная и наиболее эффективная. Разменной монетой общения на ранних этапах развития человечества был, конечно, не разум, а эмоция, чувство, интуиция.

Так что душа – это комплекс сознательных и бессознательных эмоциональных и разумных связей человека с окружающим его миром и обществом: сородичами и близкими, природой и Богами, тотемами и демонами. И чем больше этих связей, и чем они крепче, тем больше шансов не быть отторгнутым обществом при любых неблагоприятных для человека обстоятельствах.

Таким образом, одна из основных причин формирования феномена души состояла в том, чтобы избежать изолированности от общества. Одиночество – вот то гнездо, где зародилась и вызрела страдающая душа человека для того, чтобы снова связаться с обществом и быть принятым им в свое лоно. В основе душевного страдания два чувства: переживание собственной обделенности, униженности, оставленности, с одной стороны, а с другой – безмолвное взывание к справедливости.

Так что почва для экзистенциализма с его категориями отчаяния, страха, отчуждения и прочими пограничными ситуациями появилась не в новейшие времена: она была наиболее благоприятной для него в ту эпоху, когда человек только еще начинал «обрастать» душой. Можно предположить, что это был один из самых трудных периодов в жизни человека, так как становлению души противостоял «узаконенный» эгоизм и инстинкты наиболее сильных и наиболее здоровых (в животном смысле) членов сообщества.

Душевное страдание обогатило человеческую жизнь, окунув ее в атмосферу душевности и душевных связей. Оно изменило само качество жизни. Страдающий человек выжил только благодаря эмоциональной насыщенности своих чувств. Я бы даже сказал: благодаря изощренности и изворотливости своих чувств: от хитрости и притворной лести обществу до искренней любви и привязанности к нему.

Не случайно ведь, по крайней мере, в русском языке, слово душа используется как в смысле близких, сердечных, искренних отношений (душа-человек, жить душа в душу, не чаять души, быть душою дела или беседы, излить душу, положить душу за кого-либо и т. д.), так и в смысле схитрить и пойти против совести (покривить душой, взять грех на душу, заложить душу дьяволу и т. д.). Так что феномен душевного страдания привился в обществе только потому, что страдающий человек более приспособлен к жизни в обществе, он имеет более широкий и более глубокий опыт выживания.

Вот откуда, как нам кажется, непереносимость душевного одиночества большинством людей и постоянное стремление их уйти от изолированности даже ценою того, чтобы «сбиться в толпу». Мы довольно легко переносим «вакуум» духовного общения, оно даже бывает нам в тягость (правда, вследствие отсутствия должной культуры подобного общения). Но «вакуум» душевного общения порою бывает непереносим для нашей психики. Мы просто не находим себе места и такое состояние заставляет нашу душу страдать. Если вспомнить страсти Господни, то душевного одиночества не смог вынести даже Христос, просивший «Петра и обоих сыновей Заведеевых»:

«…душа моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною»

.

Это уже впоследствии человек изредка стал «употреблять» свою душу на то, чтобы меньше зависеть от общества и больше быть привязанным к природе, к искусству, к творчеству. А сначала, для того чтобы выжить, душа нужна была ему для связи с обществом, от которого порою всецело зависела его жизнь. Это был вопрос жизни и к смерти.

И косвенным подтверждением тому, что страдающая душа человека зародилась именно через физические испытания и лишения, является тот факт, что в первобытных религиях ритуал инициации сопровождался отчуждением от общества близких и родственников и испытанием неофита в процессе причинения ему физической боли. Новопосвящаемого буквально истязали посредством таких пыток как бичевание, соскабливание кожи и прижигание, выщипывание волос и вырывание зубов, лишение сна и пищи и т. д. и т. п. (Отголоски первобытных инициаций сохранились и в Христианстве, правда, всего лишь в виде таких суррогатов как крещение, причастие, конфирмация). Цель подобных испытаний состояла в том, чтобы

«…установить сопричастность между новопосвящаемым и мистическими реальностями, каковыми являются сама сущность общественной группы, тотемы, мифические или человеческие предки»

.

При этом считалось, что душа переходит в новое качество, позволяющее юноше влиться в общество взрослых. Инициация – это своеобразный пропуск в общество, где душа уже является ценностью. (Не просматривается ли на примере инициации то, как онтогенез душевного развития отдельного человека как бы повторяет филогенез душевного становления человечества?).

Таким образом, медленное, веками длящееся из поколения в поколение «отпочковывание» душевного страдания от страдания физического привело, в конце концов, к грандиозному скачку из мира животной психики в мир души, разума и духа.

Разум же, отчасти, зародился, как приспособительная функция души, для упорядочения спонтанности и эмоциональности и, если можно так выразиться, для повышения КПД души. Но проявления необузданности и стихийности психики, благодаря разуму, стали вводиться, к сожалению, не только в русло человечности и душевности, но и в русло узаконенной жестокости и эгоистичности. Не исключено, что только благодаря разуму, отдельные инстинкты человека трансформировались в эгоистические и агрессивные наклонности. И благодаря тому же разуму, эти наклонности в процессе проявления нашли свое оправдание в обширном и весьма условном кодексе нравственности.

И здесь уместно было бы, хотя бы в качестве отступления от нашей темы, отметить не только положительную роль разума в становлении человека, но и его весьма существенную отрицательную роль. А заключается она в том, что такие проявления человеческой натуры как жестокость, месть, коварство, садизм и т. д. – это уже, по большей части, изобретения человеческого разума. Если бы мы попробовали представить их без участия разума, то у нас ничего бы не получилось. Достаточно вспомнить какую изощренность проявляет наш ум – не только в фантазии, но и в действии – когда мы ненавидим или мстим. (Теперь я понимаю почему многие мыслители, и особенно экзистенциалисты, с таким ожесточением нападали на разум).

Если животное, не обладающее разумом, не способно на указанные негативные действия, то спрашивается тогда, каким образом разум человека способствовал формированию подобных «животных» наклонностей? Скорее всего, предательская роль разума проявилась в оправдании – и тем самым в культивировании – человеческого эгоизма и агрессивности. И за примерами ходить не долго, если мы вспомним, что история всех времен и народов буквально кишит проявлениями как жестокости, выдаваемой за доблесть и мужество, так и мести, выступающей под маской восстановления справедливости.

Поэтому с полным основанием можно утверждать, что истинное грехопадение человека заключалось именно в том, что разумность его была употреблена в слишком малой степени в направлении культивирования добра, любви и сострадания и в слишком большой степени в направлении формирования вышеперечисленных негативных качеств. Но по-другому, наверное, и быть не могло, поскольку человек «изначально зол», так как его инстинкты и эгоистические наклонности могут быть удовлетворены только за счет ущемления прав и интересов других таких же людей, которые также претендуют на права и интересы своего окружения. Если бы человек был «изначально добр», то мир был бы возможно устроен по-другому. Но в это поверить крайне трудно, так как проявления одних только добрых чувств не способствует духовному и материальному развитию, поскольку удовлетворенный, благодушный человек не имеет потребностей, что равносильно бесцельности существования и гибели.

При блаженном состоянии о какой-либо деятельности не может быть и речи, поскольку не возникает неудовлетворенности, генерирующей наши потребности. Да к тому же блаженное состояние отнюдь не благоприятствует размышлениям о справедливости поступков, так как отсутствует само понятие несправедливости, а значит, и нет понятия нравственности. Так что прав был Лейбниц, утверждавший, что мы живем в лучшем из возможных миров. И не удивительно, что путь развития через добро и сострадание, проповедуемый Христианством и церковью вот уже в течение 20 веков, так и не осуществился, как и любая другая утопия. А все потому, что он бесперспективен и ведет в тупик, так как добро, благодушие и блаженство не заставляют человека страдать, не делают его неудовлетворенным своим положением и не вынуждают искать пути выхода из состояния неудовлетворенности посредством деятельности в материальной и духовной сфере.

4. О роли неудовлетворенности

А теперь возвращаемся к оставленной нами теме о роли неудовлетворенности. Если страдание является неизбежным спутником человека, то неизменным атрибутом человеческой души будет неудовлетворенность своим страдающим положением в этом мире, которая является, выражаясь техническим языком, непрерывно работающим генератором, производящим наши потребности. А потребности уже, в свою очередь, вырабатывают таланты и способности у определенной части человеческого рода к искусству или какому-либо другому роду деятельности.

Отсюда можно предположить, что неудовлетворенность является фундаментальным свойством психики духовного человека. Не будь неудовлетворенности, то есть, будь человек доволен тем положением, в котором он пребывает, у него не было бы потребности в улучшении орудий труда, в расширении своих представлений об этом мире, он был бы равнодушен к поиску, к познанию самого себя и мира, в котором он живет. А что не развивается в этом мире, что не совершенствует свои формы и не приумножает их, то гибнет.

Как зло является первоисточником развития животного мира и человеческого рода, так и неудовлетворенность служит источником и побудительным мотивом к индивидуальному развитию человека. Стремление к удовольствию, положенное Фрейдом в основу регулирования психических процессов, само по себе является следствием неудовлетворенного состояния, возникающего из-за отсутствия удовольствия некогда нами испытанного, к которому мы уже в той или иной степени успели привыкнуть. У ребенка вряд ли имеется тяга к сладкому, если ему еще не удалось испробовать последнее, так же как и у взрослого нет тяги к алкоголю или наркотикам до тех пор, пока он к ним не пристрастится и не станет испытывать состояние дискомфорта (то есть неудовлетворенности) при их отсутствии.

Таким образом, в основе стремления к удовольствию лежит не столько получение органолептического, психического, морального или эстетического наслаждения самого по себе, сколько снятие напряженности психики из-за неудовлетворенного состояния, причины которого могут быть самые разные: в конце-концов, испытываем же мы, например, тягу к еде только потому, что находимся в стрессовом состоянии (или мучаемся домашним бездельем), а вовсе не потому, что голодны.

«Только кажется, что людей тянет нечто, находящееся впереди них, в сущности подталкивает нечто сзади: не жизнь их привлекает, а нужда толкает вперед»

.

Эти слова Шопенгауэра, сказанные им о воле к жизни, как нельзя лучше характеризуют главенство в психической деятельности человека негативных воздействий на него перед позитивными.

Неудовлетворенное состояние как тела, так и психики человека можно было бы сопоставить с положением какого-либо низшего организма (моллюска, инфузории и т. д.), вынужденного постоянно реагировать весьма определенным образом на воздействие как со стороны окружающей среды, так и со стороны внутренних физиологических потребностей собственного организма. Неудовлетворенное состояние человека – это обычное, «рабочее» состояние его психики, поскольку ни на минуту нельзя «отключить» его как от наружного физического, психического и социального воздействия, так и от потребностей, исходящих от самого тела и его психики. Различие психики человека и «психики» низшего организма только в степени развития и соответствующей этому развитию способности реагирования на воздействие.

Таким образом, над животным существом довлеет как необходимость вписаться в данные природные условия, так и нужда собственного организма в питании, продолжении рода и т. д. Нужда и необходимость побудили животный мир к приспособлению и развитию жизни на Земле. Нужда и необходимость – вот тот кнут, который постоянно подстегивал животный мир к прогрессированию своих форм. И только человек, как духовное существо, кроме этого кнута, которым его подстегивала природа, «изобрел» себе еще одно стрекало, в форме душевной неудовлетворенности, которым он понукал себя к духовному совершенствованию, так как природная необходимость и нужда способны были бы из человека сотворить только совершенное животное, приспособленное к данным природным условиям – как лев приспособлен к жизни в саванне или акула к жизни в океанских глубинах, – а вот неудовлетворенность, исходящая от самого человека, перетащила его из ниши животного существования в нишу духовной жизни. И не будь этой неудовлетворенности, побуждающей человека к поиску путей выхода из неблагоприятных ситуаций, вряд ли бы появились техника, наука, искусство.

Так что склонность к формированию чувства неудовлетворенности – это уже чисто человеческая черта, которую так и не преступило животное существо. Только с появлением чувства неудовлетворенности человекоподобное создание стало способным как к сосредоточению на объекте своего страдания, так и к отрефлексированию собственного положения и возможных взаимоотношений с этим объектом. Чувство неудовлетворенности отчасти содействовало постепенному введению стихийного течения душевной деятельности в русло разумной целесообразности. Стихийность стала перемежаться с рефлексией. Если обычное естественное состояние психики человека (и животного) – это обращенность его сознания на то, что окружает его (в том числе и его тело со всеми его потребностями и функциям), то рефлексирование начинается тогда, когда человек отключается от окружающей действительности, отключается от своего тела со всеми его запросами и функциями и переключается на собственное сознание, то есть становится, говоря словами Шопенгауэра, «чистым субъектом познания».

Данную ситуацию можно было бы уподобить лучу прожектора, который бы переключился с освещения предметов, расположенных в пространстве вокруг него, на освещение внутренней рефлектирующей поверхности самого прожектора, на которой отражается запечатленный мир. И с этого, по всей видимости, началось ответвление человека, как вида, от древа животного мира. Животное никак не может оторвать своего взора от того, что его окружает и перейти границу, за которой этот мир уже не существует для его сознания. Животное заворожено этим миром. Для человеческого же сознания доступны как внешний, так и внутренний мир с запечатленным в нем, ранее приобретенным нами знанием и опытом.

Чувство неудовлетворенности относится к числу трудноопределимых понятий. Также как мы затрудняемся выразить, чем же все-таки именно понравился нам тот или иной ландшафт и также как мы не можем высказать, какими чертами привлекло нас то или иное женское лицо, так же мы бываем не в состоянии определить причину своего неудовлетворенного состояния. Объясняется это, скорее всего, тем, что и впечатление от прекрасного (в ландшафте и лице, а лицо это и есть один из «ландшафтов», описывающих и характеризующих человека) и чувство неудовлетворенности – это комплексное впечатление и комплексное чувство, в которых невозможно вычленить что-либо одно. Только сложное взаимодействие составляющих элементов способно всколыхнуть нашу душу. Нас волнует и привлекает не овал лица любимой женщины и не горбинка ее носа, а гармоничное сочетание не только черт лица, но и манеры говорить, улыбаться, вглядываться и т. д. и т. п. И эта гармония способна оказать воздействие на нашу психику уже не только на сознательном, но и на бессознательном уровне, почему и выразить ее бывает крайне трудно. Также и при неудовлетворенности отдельные элементы неблагоприятного воздействия на нашу душу создают «атмосферу» неудовлетворенности, из которой достаточно трудно выделить факторы, оказывающие решающее воздействие.

Как часто неудовлетворенное состояние нашей души – причем неудовлетворенное неизвестно чем и по какой причине – возникает как бы на «ровном месте», без каких-либо видимых к тому поводов, или после какого-либо, казалось бы, незначительного обстоятельства, которое уже успело уйти в небытие нашей памяти, в то время как само переживание неудовлетворенности все еще довлеет над нашей психикой. Что это как не бессознательное страдание, получившее импульс, хотя и не заметный для сознания, но все же задевший какую-то существенную сторону нашей психики и встревоживший нашу душу? Если эмоции удивления, страха, зависти, любви, ненависти для нас понятны, поскольку «зримы» их источники, то истоки и причины неудовлетворенности, вследствие их «наслоения», если и могут быть нами дифференцированы, то с большим трудом. Возможно, этим отчасти как раз и занимается психоанализ.

Можно предположить, что неудовлетворенность – будь она сознательной или бессознательной – является универсальным фактором, лежащим в основе большинства теорий личности как психоанализа, так и гуманистической психологии: неудовлетворенность каким-либо собственным несовершенством (или неполноценностью), которое постоянно стимулирует борьбу за превосходство (Адлер); неудовлетворенность от воздействия на психику детских комплексов, подавленных сексуальных или агрессивных побуждений (Фрейд); неудовлетворенность невозможностью полной реализации творческого самовыражения, физического совершенства и собственных комплексов личного бессознательного (Юнг); неудовлетворенность в решении вопросов самоактуализации (Маслоу).

Свою лепту в трудность диагностирования причин неудовлетворенности вносит, по всей видимости, то, что неудовлетворенность в определенной степени, обладает кумулятивным свойством: страдания, являясь причиной неудовлетворенности, приходят и уходят, а неудовлетворенность остается и накапливается. Она – осадок страдания. Чем больше страданий испытывает человек, чем сильнее способна страдать его душа, тем больше его неудовлетворенность. И горе тому, кто, не имея талантов и способностей, не может реализовать свою неудовлетворенность в произведение искусства или какую-либо социально-материальную деятельность, так как накопившийся осадок неудовлетворенности способен замуровать, законсервировать человека, ожесточить его в своем монолите. Это как раз тот случай, когда мы полагаем, что страдание сломило человека и заставило его «опустить руки». На самом же деле страдание было последней каплей, добавленной в насыщенный раствор нашей неудовлетворенности: иначе, откуда разочарование в жизни, пессимизм и доходящее до агрессивности ожесточение – все это от неудовлетворенности, не разрешившейся своим бременем в жизнь: в искусство, деятельность, быт.

Все сгорающее в душе человека и не дающее ни света, ни тепла, превращается в дым, отравляющий как сам организм, так и его душу, поскольку, питаясь страданием и накапливаясь в душе человека, неудовлетворенность может разрешиться либо уходом в творчество, либо в материальную деятельность и быт, либо в паталогию: пьянство, наркоманию, соматические и психические заболевания. Все зависит от природной предрасположенности к какой-либо деятельности, от жизненных обстоятельств, способствующих или препятствующих этому, а также от силы и стойкости нашей душевной организации.

Причем, энергия неудовлетворенности каким-либо конкретным обстоятельством нашей жизни (например, неудовлетворенность работой) не обязательно должна быть израсходована только на разрешение данной ситуации (поиск работы). Она может быть израсходована, например, на занятие каким-либо любимым делом. Феномен «хобби» как нельзя лучше характеризует разрешение (компенсацию) ситуации неудовлетворенности, имеющей своим истоком самые разнообразные причины: это и постылая работа, и семейные неурядицы, и невозможность реализации своих способностей. Если можно так выразиться, наши неудовлетворенности взаимодополнительны и взаимокомпенсируемы. Но если энергия неудовлетворенности какой-либо беспокоящей нашу душу ситуации направляется нами на разрешение именно этой ситуации, то здесь мы бываем непреклонны. Как кривая, в соответствии с формулой ее описывающей, неуклонно стремится к своей асимптоте, так и решение, созревшее под воздействием неудовлетворенности, неуклонно стремится к своему осуществлению.

Эмоция неудовлетворенности как-то не нашла своего отражения ни в классической психологии, ни в психоанализе: вероятно по той причине, что, во-первых, она порою носит, скорее всего, полубессознательный характер и выражается в виде неясного чувства томления или пребывания как бы не в своей «тарелке», а во-вторых, поскольку истоки неудовлетворенности могут быть в бессознательном, мы не знаем и не ощущаем отчего она проистекает. Да к тому же «незаметность» чувства неудовлетворенности объясняется, скорее всего, как длительностью, так и медлительностью его протекания, практически в течение всей жизни. Мы как бы с рождения и до самой смерти находимся в его атмосфере, как мы находимся в воздушной атмосфере, порою не замечая этого до тех пор, пока эта атмосфера не даст о себе знать каким-либо воздействием на наш организм: отклонением ли давления от нормы, изменением ли состава воздуха, или стихийным бедствием и т. д.

Одним из расплывчатых понятий, наиболее близко характеризующих неудовлетворенность, является хандра, описанная Верленом в одноименном стихотворении (в пeр. Б. Пастернака).

«И в сердце растрава

И дождик с утра.

Откуда бы, право,