Царский пират

– Если захотят из гребцов к нам присоединиться – возьмем, – повторил сотник, но тут вмешались Федор с Кузьмой. Еще недавно они сами были гребцами на галере и теперь обеспокоились.

– Осторожнее надо, – сказал Кузьма. – Среди гребцов ведь не одни пленные. Туда преступников сажают – убийц, воров, грабителей. Мы пока с Федором в гребцах были, всякого насмотрелись. Там народ такой бывает, что прямо беда. Куда ж их брать к себе?

В этот момент с кормы раздался истошный крик Лембита, звавшего на помощь.

– Пожар! – кричал он, что было силы. – Сюда! Пожар!

Главная каюта была охвачена пламенем. Огненные языки лезли по занавескам на окнах, лизали поразившие Степана гобелены с изящными сценками, трещало горящее дерево.

Лембит стоял на страже возле дверей каюты, где находились пленники, и ничего подозрительного не замечал. А затем вдруг почуял запах дыма. Потянул носом, потом еще раз принюхался и понял – дым идет из каюты. Когда он распахнул дверь, то увидел, что епископ лежит на полу, а девушка и секретарь, онемевшие от ужаса, жмутся по углам, отступая от огня, разведенного прямо на ковре в центре помещения.

Пожар на корабле – огромное бедствие. Воды кругом полно – море, но как ее достать? На галере нашлось две бадьи, которые пришлось опускать на веревке, а затем поднимать наверх. Тушить пытались вдесятером, но что могут сделать десять человек, у которых есть только две бадьи?

К тому же весть о пожаре услышали все находившиеся на борту, и корабль буквально дрожал от криков. Кричали и бились в дверь запертые пленники, вопили о помощи прикованные цепями галерные гребцы. Кому охота сгореть заживо в трюме пылающего корабля?

Вместе со своими товарищами Степан таскал воду из-за борта, плескал ее в огонь и постоянно чувствовал ужас. Пленных ливонцев, допустим, еще можно выпустить из помещения и предоставить своей судьбе. Но расковать сорок гребцов никто просто не успеет – на это нужно часа два, а пожар ждать не станет.

Пламя удалось сбить и потушить лишь в самую последнюю минуту, когда горящие доски пола уже готовы были упасть в трюм, после чего пожар было бы не остановить.

Из сгоревшей каюты спасли всех. Девушка от страха потеряла сознание, а секретарь надышался дыма и с трудом приходил в себя. Только епископ, которого вытащили из огня первым, лежал неподвижно, без признаков жизни.

– Сдох, латинская собака, – сказал Василий и пнул носком сапога мертвого епископа. – От страха сдох.

Но Степану было ясно, что это совсем не так. Покойный Хуго фон Штернберг, похоже, не знал страха и уж, по крайней мере, был не менее храбр, чем сотник Василий. Отчего же он умер?

Кто устроил пожар? И для чего?

Поняв, что они не сгорят в огне, пленники и гребцы постепенно успокоились. Приказав людям перегружать на бриг захваченное оружие и боеприпасы, Степан решил вплотную заняться оставшимся в живых секретарем епископа. Может быть, он будет более сговорчивым, чем его покойный господин?

Первое впечатление не обмануло Степана: юный Георг Браушвиц был именно таким человеком, каким казался – патологическим трусом. От охватившего его страха он был готов рассказать все, и даже больше того, но трясся так, что не мог говорить.

С большим трудом, и только пригрозив смертью, секретаря удалось разговорить.

– Я не разводил огонь, – трясущимися губами поведал Георг. – Его преосвященство приказал мне, но я не смог. Он сделал все сам. Нужно было сжечь бумаги.

– Какие бумаги?

– Важные бумаги, – закивал Браушвиц. – Очень важные бумаги. Письмо от Его Святейшества Папы к архиепископу Риги и еще другие.

Внезапно он спохватился:

– Но я читал все эти документы, – умоляюще заглядывая в глаза Степану, сказал он. – И могу дословно пересказать вам их содержание.

Но бумаги не интересовали поморского капитана. Что толку в сожженных бумагах, когда так много важных дел вокруг?

Осознав это и желая во что бы то ни стало спасти свою жизнь, секретарь Браушвиц рассказал самое главное – архиепископ вез деньги для сражающейся Ливонии.

– Вот тут, – прошептал он, встав на колени и указывая дрожащей рукой на сундук, стоявший у стенки каюты. – Вот здесь огромные драгоценности, которые Его Святейшество послал в Ригу. Мой господин – архиепископ фон Штернберг должен был передать их. Это деньги от святой Католической церкви для поддержки ливонцев против русского нашествия. Это – главное, что вез господин архиепископ.

– Здорово, – прохрипел сдавленным голосом сотник Василий из-за плеча Степана. – Эти сокровища – как раз то, что нам нужно. С этим сундуком мы и явимся в Москву. Все увидят, как мы служим великому государю.

С этим Степан спорить не стал. Действительно, забавно будет, если деньги, предназначенные для войны с Россией, попадут как раз в руки русскому царю. Что ж, на это он согласен. Главное теперь, чтобы команда не узнала об этих громадных богатствах – такое известие может помутить разум у многих.

Открыв сундук, Степан с Василием ахнули – он был наполнен золотом до краев. Можно было себе представить, как терзался несчастный Хуго фон Штернберг, осознавая, что теперь все это богатство попадет в руки тех, против кого оно предназначено. Но уничтожить сундук с золотом он не имел возможности. В окно не выкинешь, а сжечь невозможно – золото не горит. Теперь понятно стало, отчего он покончил с собой – от отчаяния и бессилия. Сделал все, что смог: уничтожил важные бумаги и ушел из жизни.

Вероятно, эта мысль пришла в голову Степану и Василию одновременно. Они взглянули друг на друга и помолчали несколько мгновений.

– Надо будет похоронить архиепископа по-человечески, – сказал Василий после паузы. – Серьезный мужик был. Не всякий бы в его положении так себя повел.

– А денег здесь, – ответил Степан, кинув оценивающий взгляд на сверкающую груду золота. – Царю Ивану еще на год войны хватит.

* * *

Взятых на галере пленников оказалось почти тридцать человек, не считая гребцов. Оставалось только поражаться, какой силой и каким волшебством команде «Святой Девы» удалось одержать победу над таким большим и хорошо вооруженным кораблем.

Глядя на захваченных пленников, крепких моряков и солдат, на их оружие, теперь собранное в кучу на палубе, Степан да и его товарищи лишь диву давались: как удалось им одолеть столь сильного врага.

– В следующий раз не станем рисковать, – сказал капитан. – Однажды случилось чудо, и мы победили, а в следующий раз нужно поостеречься – нечего Бога искушать.

Пленникам объявили, что зла им сделано не будет, а просто высадят их на пустынном острове да бросят на произвол судьбы и морской стихии. Хоть известие было и невеселым, пленники обрадовались. Для попавших в руки пиратов высадка на острове считалась самой большой из возможных удач – чаще всего пленников попросту убивали и сбрасывали за борт.

Остров подсказал Лембит – знаток Балтийского моря, исходивший его на шхуне вдоль и поперек. Хозяин Хявисте знал Балтику так же хорошо, как Степан знал родные поморские края – Белое море.

– Есть небольшой остров, – сказал он. – Люди там не живут, и корабли туда не заходят. Но имеется родник с пресной водой, деревья, чтобы построить шалаши, а рыбу можно ловить в море самодельными сетями.

– А вдруг наши пленники не умеют ловить рыбу? – спросил Василий, тоже принимавший участие в выборе места. – Или не умеют сплести сети?

– Научатся, – усмехнулся Лембит. – Человек многому может научиться, когда есть сильно захочет. От голода на Балтике еще никто не умирал. От чумы умирают, от войны умирают, а от голода – нет. Море всегда прокормит.

– Но наши пленники ведь не морские люди, – заметил Василий, в котором вдруг проснулось сострадание к людям. – Они могут просто не уметь кормиться морем.