На засечной черте

В случае опасности служилые люди соединялись в уездные отряды: Свияжский, Алаторский, Тетюшский. И т. д. Следует заметить, что в ходе военной реформы, вводившей новые, иноземные названия: солдат, рейтар, драгун – и после, сохранялись и старые: стрельцы и городовые казаки, которым в мирное время правительство «давало дворы и землю пахотную, не брало с них оброка и никаких податей, а во время службы давало им жалованье…» (С. Соловьев).

В «Подлинной переписной книге… за 1646 год» я насчитал 202 населённых пункта, где были размещены служилые люди, причём большинство из них, если судить по именам и фамилиям-отчествам, – татары, а также русские и чуваши. Встречаются и такие непривычные для нас этнические новины, например, под номером 112 значится деревня Полевой Турмы помещика служилого татарина (фамилия неразборчива) и три бисярина…».

В документе встречаются разные формулировки, в частности: «деревня Тебярдино помещика служилого татарина…», «деревня Емралы помещика служилого татарина Сатлыганова», «деревня Енали помещика служилого татарина Кулушева» и т. д. В другом случае читаем: «деревня Новые Болыхчи, а в ней двор помещика служилого татарина Уразмаметки Немочеева». И т. д. Ясно, что во втором случае мы имеем дело с помещиками-однодворцами, а в первом случае – с помещиками, которым принадлежит вся деревня. Таких формулировок много. Фактически речь идёт о крепостном праве. Мысль, полученная на основе анализа упомянутого документа, подтверждается выводом Г. Перетятковича, который пользовался в работе над книгой архиерейскими ведомостями: «Земля вблизи Тетюшской засеки занята и эксплуатируется служилыми людьми. Дикие поля по речкам Кертели, Беденьге, Сторожевой-Ельховки и другим речкам розданы были в значительном количестве служилым людям Казанского и Тетюшского уездов, помещикам… Правительство раздавало здесь с полным доверием земли не только русским, но и «инородцам» в уверенности, что они также заинтересованы в защите окраин. Так, подле речки Кильны мы встречаем испомещёнными не только свияжских новокрещён, но также и казанских служилых татар, которые в здешних местах владели целыми деревнями». Добавлю: казанские служилые люди владели целыми деревнями, расположенными на правом и левом побережьях реки Свияги, малых речек, а также по обеим сторонам Большой дороги.

В упомянутом документе я насчитал полтора десятка починков, расположенных в радиусе пол сотни вёрст вокруг Бишева. Слово «починок» означало в 15 веке первую вспашку по целине, а в 16–17 веках оно наполнилось новым содержанием и стало поселенческой единицей наравне со словами займище, сельцо, деревня, село и стало уже распространённым и понимаемым на всей территории Московского государства термином: починок – маленькое поселение на лесной поляне, иногда в 2–3 двора.

В самом названии документа «Подлинная переписная книга…» обратим внимание на слова: «…и поместных сёл, деревень и дворов в Свияжском уезде», что значит – деревни уже включают поместья, которыми наделены служилые за свою службу.

Если бы свияжский воевода ставил целью просто обеспечить служилых людей жильём и поместьями, то он мог бы их определить в любую из существующих деревень, большинство из которых в то время были малочисленными по количеству дворов, но дело было в другом. Ставилась цель, во-первых, усилить охрану «пустовых» мест на территории уезда, т. е. устранить наиболее уязвимые участки, через которые противник мог проникнуть внутрь уезда. А во-вторых, правильным рассредоточением сторожевых сил обеспечивалась безопасная хозяйственная деятельность трудящихся поселенцев в лесу и на пашне.

Характеризуя природные условия нагорной стороны Свияжского уезда 16–17 века, историки отмечают изобилие девственных лесов, большое количество ключей, ручьёв, речек и рек, значительное пространство, занятое поймами, озёрами и болотами. А это в действительности означало нехватку земли под пашню.

* * *

Свияга течёт с юга на север, берёт начало в Ульяновской области и своим извилистым руслом несёт свои воды параллельно Волге, но в противоположном направлении, впадая в неё в аккурат у подножия града-острова Свияжск, именуемого в прежние времена городом-крепостью Свияжск. Напротив её устья находится посёлок городского типа Васильево.

Свияга отличается крутыми извивами потому, что путь её пролегает по нагорной стороне бывшего Свияжского уезда, которую географы именуют Приволжской возвышенностью. Кажется, что река проложила себе путь по дну некоей впадины шириной 3–4 километра, похожей на старое русло гигантского, вытянутого на много вёрст водоема, у которого когда-то были высокие берега, но они со временем под влиянием атмосферных воздействий где-то обрушились, где-то округлились или осели и обросли лесами и колками и получились такими, какими мы видим их теперь. А низинная часть впадины прорезана Свиягой, а также впадающими в неё речками и ключами, образовавшими овраги и овражки, болотами и озёрами, лесными островками и кустарниками разных пород и видов.

На подходе к Бишеву, километра за два до него, река течёт с запада на восток. Затем огибает село и устремляется на север, на одном из живописных мест, на левом её берегу, примерно посередине между городами Казанью и Ульяновском и расположен наш населённый пункт.

Чтобы подойти к Свияге, необходимо спуститься с горы, которая местами крута и тяжела для подъёма, а местами отлога, это смотря из какой улицы или переулка держишь путь.

Течение реки местами может быть почти неподвижным, спокойным, но стоит ей встретить на своём пути слегка изогнутый берег, она срывается в неукротимый бег и с берега хорошо видно, как на отмели скручивается её поверхность, мелкая рябь переходит в витиеватые волны, которые образуют воронки и уносят вдаль плавающую в заводи ветку или брошенный кем-то из мальчишек отслуживший свой век камышовый поплавок от удочки.

Когда находишься вблизи, то не только видишь, но и слышишь, как вода тычется в берега, лижет и крошит их, пытаясь вырваться на простор. Созерцание этой картины невольно наводит на мысли о том, что скоро волной будут разрушены глинистые глыбы, которые ещё час назад казались незыблемой твердью, и произойдут неминуемые изменения в очертаниях берега. Особенно видна её разрушительная стихия в половодье, когда она несёт в низовья большие льдины. Именно тогда можно наблюдать, как воды реки выходят из берегов и мечутся по низине огромной впадины, стремясь проложить себе новый путь. На памяти двух-трёх поколений она не раз спрямляла русло, образуя островки и меняя береговой ландшафт. А если взять отрезок времени в триста лет, то на память приходит такой зримый аргумент, как Старица, то есть старое русло реки. Местами она похожа на большой овраг, заросший тальниками, шиповником, ежевикой, а местами в сохранившихся углублениях вода стоит круглый год и в ней водится рыба.

В последние лет 20–30 колхоз, располагая мощной техникой, распахал большую часть Старицы и превратил её в посевную площадь. И всё равно это старое русло, длиною примерно километра в три, заметно. Что заставило Свиягу когда-то встарь свернуть резко вправо, к другому берегу впадины, называемой у нас Чирковской горой? Возможно, мощные деревья, вставшие сплошной стеной на пути весеннего потока, несущего большие льдины? Старожилы, вероятно, помнят картины, когда из берегов реки на больших её участках торчали, лежали вповалку толстенные дубовые стволы и коряги – остатки оверший, которые своим разбросом напоминали какую-то гигантскую бойню. Трудно сказать, когда и почему погибло столько лесного массива. Возможно, тому причиной явился сильный мороз, а следом за ним обрушился повальный ураган, что тоже могло быть. Одно могу твёрдо сказать, что слой земли, в котором находились поваленные деревья, отстоял метра на два ниже донной части Старицы. Это расстояние по срезу можно было бы и точней подсчитать. И возможно, сделать это ещё не поздно. Тогда и более точными у нас получатся выводы, когда данная местность была заселена людьми. Такое количество ценного леса они наверняка не оставили бы гнить на земле.

На площади длиной примерно семь километров и шириной 2–3 километра люди не могли заняться хлебопашеством вплоть до конца 19 – начала 20 века, за исключением ограниченной площади, представляющей собой возвышенное правобережье Старицы, где в середине 17 века бишанцы поставили мельницу и завели поташное производство. И всё потому, что река часто меняла русло, то подходила вплотную к селу и отнимала у них огороды, то спустя десяток лет уходила на новые участки…

Склон нагорья, где крутой, где отлогий, образованный течением реки, шёл при подходе к Бишеву с запада на восток, а затем поворачивал на север, оставляя причудливые изгибы и делая неожиданные повороты. Именно направление склона нагорья и определило в будущем конфигурацию улиц. А в середине 17 столетия на всём нагорье рос большой лес – так рассказывали старики. И только узкая глинистопесчаная полоса вдоль склона по верхней его части позволила людям проложить первую дорогу, которая приводила первых жителей деревни Бишево к деревне Бахлычеево, но перед тем надо было пересечь хорошо утрамбованную дорогу, соединяющую деревни Чури-Барашево и Эбалаково.

В непосредственной близости от перекрёстка, на образованном природой углу нагорья с крутыми, почти неприступными склонами стоял Городок, представлявший собой острожек, выжидающий неприятелей, что могли появиться со стороны Волги. В полутора верстах от склона продиралась через лесные дебри извилистая, как синусоида, речка Бисярка, вытекавшая из большого болота, что занимало немало места на краю булыхчинского поля. Речка, перевалив через малый бугорок, наполняла лыву, а затем в три-четыре ключа перескакивала через дорогу, на которой то и дело ясачные люди меняли мостки. Теперь эта дорога значительно поднята, вымощена белым камнем и асфальтирована, и называется шоссе. Уверен: никакая речка, а тем более ключи через такой барьер уже не перепрыгнут.

За дорожным полотном речка петляла между деревами, кореньями кустов, валежника в сторону Бишева, делала крутые извивы и текла параллельно Свияге, но в противоположном направлении. Теперь эта местность неузнаваемо изменилась, а в 40–50 годы прошлого века в период половодья река напоминала о себе. Её русло проявлялось, как я отчётливо помню, даже в летний период узкими ложбинками, которые хотя и распаханы были и засеяны рожью, овсом или гречихой, но всё равно выделялись обилием выбивающейся из земли сочной зелёной травки. Эти ложбинки приводили к ямкам, к маленьким полувысохшим озёрцам, богатым душистой травой, растущей вперемежку с цветами. Они не были засеяны, потому что по весне, когда шла вспашка поля, колёсный трактор в них сильно увязал. Их было шесть или семь. Уже будучи взрослым, прослеживая направление ложбинок и расположение ямок, хорошо представлял себе весьма извилистое русло речки, текущей когда-то здесь и образующей новую лыву в том низменном месте, которое до сих пор обозначается, собирая воду от тающего снега и ключей, бегущих по улице. Ныне это место находится на границе между Бишевом и крайними домами посёлка Свияжского. И опять же в половодье мог наблюдать, как из этой лывы вода держала путь по улице, затем по огородам и снова попадала в лыву, на берегу которой располагалась кузница и паровая мельница. Эта лыва дожила до наших дней и служит в своём роде украшением села, а в жаркое лето – раздольем для гусей. При бурном таянии снегов вода из неё поступает в Свиягу по канаве, воскрешавшей былое русло некогда полноводной речки, текущей круглый год.

Что же такое лыва? Раньше, почти не задумываясь, отвечал: маленькое озеро, озерко. Теперь, заглянув в книги, вношу поправки. А. Преображенский в «Этимологическом словаре русского языка» с пометками «архаичное» и «диалектное» обозначает: в древнерусском языке 14 века – болото, позднее – с пометками «северо-восточное» и «вятское» – приобрело новый смысл: лес по болоту. М.В. Ломоносов в «Оде на взятие Хотина» в 1739 году пишет: «Из лыв густых выходит волк…» В словаре к тексту его книги читаем: «Лыва – болотистый лес». В.И. Даль в 19 веке в своём «Толковом словаре живого великорусского языка» дал несколько значений слова и в частности с пометкой «вятское»: «Лес по болоту», произведя лыву от «лить», «лыва», «заливное» и т. д.

Таким образом, перечисленные мной лывы, оставленные пересохшей речкой Бисяркой на память будущим поколениям, т. е. нам, подтверждает народное предание, что всё пространство нагорья, где расположено село Бишево и окружающие его поля вплоть до Большой дороги, представляло собой три с половиной сотни лет назад большой лес. Такой видится наша местность, если обозревать её со стороны булыхчинского болота.

Теперь вообразим себе, каким было нагорье с юго-западной стороны, откуда к Бишеву катила свои воды река Свияга. Выше отмечено, что в период половодья водой покрывалось огромное пространство земли вплоть до Чирковской горы, но не менее полноводным был разлив реки и слева. В тех местах, где берег отлог, вода по весне устремлялась в огромную пойму, что лежала между деревней Девлекеево и берегом лесного нагорья, где ютилась деревня Бишево. Полностью затопленная пойма напоминала море. Такой она была и в годы моего детства. Смотришь, бывало, на широченный разлив и не видишь берегов. По водной глади плавало множество уток, среди которых переливчатым сизо-бело-чёрным опереньем выделялись селезни. Интересно было смотреть, как тучи птиц садились на спокойную поверхность воды, бойко плавали, вертелись друг подле друга, взлетали и снова шумно садились, словно обсуждали какие-то важные для них дела.

Через неделю-другую, как только прекращался ледоход и Свияга постепенно входила в свои берега, начиналось обмеление и поймы, и среди водной глади начинали вырисовываться островки, исчезали и птицы в направлении севера. В давние времена низинные места этой поймы так и оставались затопленными на всё лето. Прямой дороги через пойму между соседними деревнями не было. Чтобы попасть к соседям на повозке, запряжённой лошадью, приходилось делать большой объездной круг: сначала путь лежал по верху горы в сторону Балыхчей – это километр, затем предстоял поворот на эбалаковскую дорогу, проехав по которой два километра, путник попадал на Большую дорогу и, отмахав по ней ещё километра четыре, достигал цели.

Рыбакам было проще, имея маленькие лодки, приспособленные к Свияге, они могли достигнуть Девлекеева гораздо быстрее и потому чаще видели соседей и общались с ними, предлагая купить свежую рыбу. Обменивались опытом по рыбацкой части. У русских рыбаков из Бишева сети были связаны из нитей – рассказывал нам, пацанам, плотник и рыбак Борис Иванович Чухонцев, – рыбачили чаще всего мерёжами, а наши соседи вентерями, сплетёнными из ивы.

Был и третий путь. По берегу реки проходила тропинка, которая соединяла населённые пункты. Бабушка, помнится, говорила, что в летнюю пору прибрежной дорожкой бегали подростки, пересекая вброд мелкие речки и ключи, что было небезопасно: они изобиловали омутами, прибрежным кустарником, камышами и корягами.

Теперь два селения соединяет хорошо укатанная дорога. Впервые начал её прокладывать дед Иван Шатунов в 1906 году. Склон нагорья, обращенный в сторону Девлекеева, считался в старину глухим, диким местом и почему-то назывался ласкательно Калинушкиной горой. Низ её отделялся от поймы глухим высоким камышом. Примыкающая сверху к склону полоса шириной во всю улицу называется до сих пор мазарками.

Дед Шатунов в 80-х годах прошлого века при встрече со мной вспоминал не без гордости:

– В девятьсот шестом, когда мне исполнилось 14 лет, отец впервые доверил лошадь, запряжённую в телегу, и дал поручение съездить за «медвежью яму» – привезти домой накошенную накануне траву.

Доехал я благополучно до Калинушкиной горы, как лошадь вдруг засвоевольничала, резко завернула в сторону камышей. Несмотря на мои понукания, не слушала меня, раздвинула заросли и уткнулась головой в воду и стала жадно пить. Я понял, что моя Карька ещё на расстоянии разглядела воду и устремилась напрямую утолить свою жажду.

У берега оказалось мелко, лошади по колено, и она прошла по воде метров пять. Вода была зеркально чистая. Я хорошо разглядел дно, увидел и себя, как в зеркале. Когда моя лошадка напилась, спокойно повернула туда, куда я её направлял вожжами. Выполнив поручение отца, за обедом рассказал ему о своеволии Карьки.

Отец стал расспрашивать, не увязла ли лошадь вместе с колёсами телеги. Когда услышал от меня слово «нет», заспешил к соседу, не прошло и дня, как на нескольких телегах с косами поехали мужики на островки, не залитые водой. Легко преодолев полосу водной глади, они обнаружили на возвышенных местах богатый травой чернозём. В конце лета начали их распахивать под урожай будущего года. Так к бишевским скудным угодьям прибавились десятки гектар доброй плодородной земли под общим названием «зеркала». До 1906 года люди думали, что всё это пространство представляет собой непроходимую топь. «Зеркалами» назвали потому, что среди трав то тут, то там блестели круглые озёрца, удивительно тихие и чистые, в которых отражались с поразительной чёткостью небо и облака, и лица людей тоже. Так объясняли нам, подросткам, этимологию этого слова наши мамы. И мы сами тотчас убеждались в правильности их определения.

Вернёмся на Калинушкину гору. Теперь через неё проложена дорога на Девлекеево. Она проходит посередине Староверской улицы, на месте которой в те давние времена рос большой лес. Если встать спиной к Бишеву, а лицом на юго-запад, к Девлекееву, то с правой руки метрах в 120 от дороги находилась «медвежья яма». Лет 30–40 назад можно было её увидеть. Поскольку она оставалась в стороне от дорог и тропинок, а по краям росли кусты, поддерживающие своими корнями толстый слой дёрна, то она сохранила размеры – длину и ширину. Во всяком случае, человек, посмотревший на данное место, получал представление о медвежьей берлоге, а заодно и прикасался к истории края. К сожалению, кто-то из механизаторов проехал по склону на тяжёлом тракторе и мощными лемехами пропахал его.

В полверсте от берлоги, если идти по направлению к заготзерну, мы встретим ещё одну лыву, которая также свидетельствует о наличии в 17 веке большого леса в данном месте, его с полным основанием можем назвать медвежьим углом. Таковым оно оставалось даже в 19 веке, когда и леса фактически уже не было, зато хватало оврагов, одиноких деревьев и кустарников, представляющих здесь благоприятную среду для обитания волков. Один из оврагов, сохранившийся до сих пор, люди именуют «Лизин Враг (овраг)», в связи с этим названием я слышал такую историю. Дело было поздней осенью. Со двора сбежал бычок. Лиза спохватилась и пошла искать его. Бычка не нашла и сама заблудилась. На утро люди нашли её замёрзшей именно в том овраге.

Однако… вновь вернёмся на Калинушкину гору. Если от края кладбища (мазарок) пройти метров десять на юг, то мы обнаружим внизу под горою углублённую низину, а в ней воронкообразную яму, заросшую по краям кустами и высокой травой. Это место в памяти людей сохранилось как Савино озеро, названное так почему-то в честь Савки Васильева, которому в 1719 году было 74. Лет 50–60 назад в годы моего детства после весеннего паводка на дне низины стояла вода, после сильных дождей – тоже. А раньше, например, в начале 20 века водоем был полноводным круглый год. Из него вытекала маленькая речка под названием Малая Черемшанка. Длина её равнялась примерно одному километру, текла она на юг, впадая в Свиягу. То место, где находилось её устье, называлось раньше Черемошник. Возможно, и теперь данный топоним не забыт.

Мы, детвора, будучи школьниками, спрашивали на уроке свою учительницу о происхождении этого слова, на что получили ответ: «черемошник» – это значит, что здесь когда-то росла черёмуха. Нам казалось – получили правдоподобный ответ, но однажды кто-то из моих двоюродных братьев возьми да спроси нашего деда-рыбака, когда он вместе с артелью пристал на лодке к берегу, а затем выбирал сети из лодки и вывешивал их сушить на колья. Дед ответил, что в этом месте, где сейчас причалены лодки, впадала речка Малая Черемшанка… Кто-то из рыбаков дополнил:

– В давние годы она в летнюю жару стала пересыхать потому, что вплотную к её руслу стала подступать пашня.

И уже после, при дальнейших расспросах, я узнал, что пахари прокладывали борозды на расстоянии одного-двух пальцев от бережка. В конце концов опахали речку так, что она пересохла, а устье рыбаки стали использовать в качестве пристани, так как глубина у берега позволяла лодкам приставать к нему плотнее, здесь и дно не вязкое, а кроме того, слегка изогнутый и не шибко крутой подъём создали для рыбаков удобную пристань. К тому же тут место слегка захолустное, предохраняющее лодки и сети на случай сильного ветра.

* * *

Деревня Бишево в её первоначальном виде располагалась на невысоком берегу, на небольшой площади в 3–4 гектара, зажатой с запада речкой Малая Черемшанка, на востоке – устьем Бисярки и рядом с ней проходящим оврагом, по которому текли паводковые и ливневые воды со стороны Эбалакова. На задах бишанцев рос большой лес, который стоял сплошной стеной вплоть до Большой дороги.

Окна первых домов смотрели на юг, на Свиягу и на Чирковскую гору, причём они походили на бойницы – длинные по высоте и узкие по ширине, устроенные с таким расчётом, чтобы не пролезала голова зверя. О первых домах в Бишеве я слышал несколько раз от разных людей. В последний раз в 90-е годы 20 века мне рассказывала о них Евдокия Ерофеевна Ермолаева, в девичестве Телешева. Воспоминания её были для меня особенно ценными в том смысле, что она являлась одним из потомков крещёных татар, живущих в деревне Бишево (Старом селе). Привела и такой любопытный факт. Весной, в тёплую погоду дети выбегали поиграть перед домами, но в какой-то момент вдруг где-то совсем рядом начинал громко реветь медведь, да так грозно, что дети испуганно убегали домой. От неё же, и не только от неё, – слышал, что дома бишевских татар смотрели окнами на улицу, в отличие от местных татар из окрестных деревень, чьи окна домов не смотрели на улицу, а двери в избу открывались вовнутрь. А от Агафьи Ивановны Мольковой – в девичестве Чухонцевой – довелось однажды услышать, что по первости бишанцы в окна вставляли растянутые и высушенные бычьи пузыри, но вскоре поменяли их на слюду.

Агафья Ивановна очень точно выразилась, сказав «по первости», отмечаю я задним числом, ибо в литературе нахожу информацию, что в середине 17 века почти повсеместно в окна ставили слюду, причём не только в церквях, но и жилых домах. Слюдяными оконцами торговали на ярмарках и базарах.

Первоначально деревня Бишево состояла из пяти дворов (биш – пять). Почему «пять», а не «шесть», не «семь» и т. д.? Эта цифра связана с фискальными делами. Раньше, при орде, окладной единицей была «соха». Монголы брали дань с физической сохи, как земледельческого орудия при двух-трёх лошадях. Впоследствии в Московском княжестве после 1480 года в «соху» входила группа из 32 конных рабочих. В 1550 году сохой стали называть определённую площадь распаханной земли, поделив её на четверти. Четверть, или четь, – это площадь земли, которую засевали четвертью ржи. Четверть, как мера сыпучих тел, равнялась восьми пудам зерна ржи. Не путать с четвертью как мерой объёма жидкости. Пространство земли, засеянное двумя четвертями зерна, равнялось десятине. Десятина, как земельная мера площади, состояла из 2400 квадратных саженей, или из 1,09 гектара. Четверть, как мера обработанной земли, равнялась полдесятине, а всего в трёх полях – полутора десятинам.

В Московском княжестве, а затем в Московском государстве князья из-за нехватки денег платили служилым людям наделами земли. Поскольку воевать приходилось часто, войско количественно постоянно росло. Со временем большая часть пахотных земель стала принадлежать служилым людям, которые подать не платили. Основное же податное бремя несли на себе крестьяне, которые, чтобы убавить непосильную подать, сокращали запашки. Государство оказалось в убытке. В. Ключевский: «Предпринимая в 1620 годах общую поземельную перепись, правительство рядом указов пыталось установить по уездам наибольшее количество дворов, обязанных тянуть тягло с живущей четверти. При этом оно колебалось и поправлялось, меняло свои росписи… затем определили пять дворов на четверть».

По традиции, которая закрепилась ещё в ордынский период, в деле сбора дани действовала круговая порука. Если, случалось, плательщики из одного двора убегали или вымирали, подать не сокращалась, её полностью должны были выплатить те, кто остался. Если бы оказалось, что в деревне не пять дворов, а только три, то заплатить дань или подать им было бы невмочь. Таким образом, опытным путём, а также с помощью расчётов пришли к выводу, что оптимальный минимум живущих дворов, способных заплатить подать, или ясак, определился числом «пять», при этом и сами крестьяне оказались заинтересованными в таком раскладе. Следует отметить: новая окладная единица способствовала расширению посевных площадей. Но обстоятельства требовали вносить коррективы и в этот вроде бы справедливый подход. С. Князьков: «В 17 веке решительно менялся характер военной службы. Служилое ополчение отживало своё время и значительную часть московского войска уже составляли полки, обученные иноземному строю и набранные из служилых людей низшего разряда, из охотников и из даточных с крестьянства и посадских. Крестьянское население страны таким образом всё больше вовлекалось и в военную службу». Подворные переписи проводились в 1646 году, затем в 1678–1679 годах, на основании чего составлялись окладные описи, переписные книги, служившие основанием подворного податного обложения. С 1678 года подать стала взыскиваться с каждого жилого двора, расположенного в данной местности. Пустые дворы стали уже не в учёт.