На засечной черте

На засечной черте
Иван Александрович Блохин

В предлагаемых исторических очерках автор повествует о начальном периоде жизнедеятельности родного ему села Бишево Свияжского уезда (середина XVII – начало XVIII века). Ныне оно входит в Апастовский район Татарстана.

Писатель И. Блохин в своих изысканиях стремится соединить данные архивных документов, археологических раскопок с преданиями и воспоминаниями дедов и прадедов; знание научного наследства классиков отечественной истории и лингвистики с собственными наблюдениями. Его очерки отличаются достоверностью материала, правдивостью и убедительностью Слова.

Иван Блохин

На засечной черте. Исторические очерки

«Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам..»

    А.С. Пушкин «Два чувства дивно близки нам…» 

Иван Александрович БЛОХИН

В 1969 году окончил факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова. Работал корреспондентом газеты «Труд» и других изданий, публиковал очерки, корреспонденции, рассказы и стихи. В 1976 году защитил диссертацию по теме взаимоотношений общества и природы, кандидат исторических наук. С 1977 года в течение 28 лет преподавал в Московском кооперативном институте (ныне – Российский университет кооперации). В 1997 году И. А. Блохину присвоено ученое звание профессора университета. В 90-е годы написал и опубликовал учебное пособие для студентов «Основы политологии», около сотни научных работ, в том числе по истории Отечества.

Член Союза писателей России. В разные годы издал шесть стихотворных книг: «Домой», «Стремнина», «Ноша», «Повороты судьбы», «Листаю жизнь…», «Избранное», успешно участвовал в ряде литературных конкурсов, имеет награды.

В предлагаемых исторических очерках автор повествует о начальном периоде жизнедеятельности родного ему села Бишево Свияжского уезда (середина XVII – начало XVIII века). Ныне оно входит в Апастовский район Татарстана.

Писатель И. Блохин в своих изысканиях стремится соединить данные архивных документов, археологических раскопок с преданиями и воспоминаниями дедов и прадедов; знание научного наследства классиков отечественной истории и лингвистики с собственными наблюдениями. Его очерки отличаются достоверностью материала, правдивостью и убедительностью Слова.

По государеву указу

Детскому воображению виделось что-то загадочное в названиях улиц нашего села: Большая, Собачья, Татарская, Новая линия, Староверская, Зарезовская. Но взрослые с нами, мальчишками, своими знаниями делились как-то нехотя, то ли считали слишком понятным предмет обсуждения, то ли наш возраст не располагал к серьёзному разговору на данную тему, то ли сами не знали, что сказать.

Из случайно услышанного ясно было одно: Собачья – потому, что много собак на улице было, Татарская – потому, что на ней татары жили, Староверская пошла от поселившихся старообрядцев, Зарезовская – когда-то кого-то зарезали, а новая улица стала называться Новой линией, подробностей мало приходилось слышать, но всё же иногда привносилась в моё детское сознание ясность: на территории современного села были две деревни – татарское Бишево и русское Бишево.

Не сразу созревало понимание того, что надо самим вникать в прошлое, его историю, поскольку стариков, чьи детские годы пришлись на вторую половину 19-го века, оставалось мало, многие их ровесники погибли в годы войн: Русско-японской и особенно Первой мировой, а также в период Гражданской. Немало крепких крестьянских семей сослано было за Урал, за Читу во время коллективизации или расстреляно чекистами по иным причинам. Бабушек и прабабушек, постоянно занятых домашним хозяйством, мы, детишки, в людных местах не видали, разве что в домашних условиях доводилось услышать их откровения.

В Российском государственном архиве древних актов хранится «Переписная книга посадских дворов города и дворцовых и поместных сёл, деревень и дворов в Свияжском уезде, переписи Андрея Племянникова и подьячего Ивана Фадеева за 7154 год от Сотворения мира». По современному летоисчислению – за 1646 год. В списке под № 198 записана деревня Бишево, а в ней: двор помещика служилого татарина Иртуганки Аишева, двор бобыльский, а в нём живет ясачный татарин Темчурка (или: Тенчурка – прим, автора), двор брата его – Кайгильдки Аишева, а государеву службу Кайгильдка с Иртуганкой служат погодно, а крестьян-бобылей за ними нет».

Образовано Бишево, как можно догадаться, ранее 1646 года, потому что мы видим в наличии на момент переписи не пять (по-татарски «биш») дворов, а только три. Один из них – дом бобыля, который почему-либо отсутствует, а живет в нём ясачный человек Тенчурка. Стало быть, у деревни было прошлое. Правда, мы не можем сказать, какой длины это прошлое – день или два, неделя или год, а может быть, и более… Факт наличия «прошлого» подтверждается и фразой: «Иртуганка с Кайгильдкой служат погодно», т. е. они уже служат погодно, то есть по году, в течение всего года.

Нынче модным стало и в определённой степени необходимым широко отмечать юбилеи населённых пунктов – городов, посёлков и даже сёл. В связи с этим замечено стремление отдалять даты их возникновения, углублять, так сказать, историю своей родины. Бишево, наверно, не является исключением, поэтому есть смысл установить более точную дату возникновения села.

Конечно, было бы замечательно, если бы я нашёл книгу под названием «История села Бишево», которая якобы велась (писалась) в церкви, что вполне могло быть до 1917 или в крайнем случае до 1937 г., пока храм не закрыли. О наличии такой книги мне в 70-е годы прошлого века поведал тогдашний директор школы и мой в прошлом учитель Павел Николаевич Денисов.

– Неплохо бы её найти! – подзадорил он меня.

Факт существования такой книги подтвердил в форме предположения в беседе со мной и Пётр Николаевич Гузынин, директор Марьинской школы. Он родом из нашего села и помнил немало фактов из жизни односельчан, в частности, как закрывали и разоряли бишевскую церковь. Он сказал мне, что церковная библиотека была богатой и сразу после того, как закрыли храм, дьяк, боясь, что книги сожгут, раздавал их наиболее ревностным прихожанам. Некоторых прихожан Фёдор Николаевич назвал, но, увы, никого из них в селе уже не было: кто-то уехал, кто-то уже ушёл…

В реальность такой «Истории…» я как-то сразу поверил, поскольку незадолго до этого в «Известиях по Казанской епархии» (№ 1,1867 г.) на стр. 277 прочитал запись, свидетельствующую о том, что рассматривалось и принималось решение «О заведении при церквах Казанской епархии приходских летописей». И я продолжал вести поиск, говорить при случае с людьми в надежде найти письменный источник по истории села, как бы книга ни называлась.

Ближе всего к истине приблизил меня Леонид Кузьмич Фролычев, большой любитель поговорить о старине, но ему в 1990 году пошёл уже восемьдесят четвёртый, он стал прихварывать, и тем не менее оживился, когда я заговорил о книге «История села Бишево». Он уточнил:

– Это не «История…», а «Календарь…». Мне показывал его Андрей Якушин, а ему он достался от деда Степана или бабушки, а им, в свою очередь, передал дьяк на хранение, когда церковь разоряли, прочитал он мне одну страницу, где записана легенда о городе, который якобы стоял на том месте, где находился «переходный мост», но по каким-то причинам город будто бы ушёл под воду.

Андрея Якушина я знал, но пути наши разошлись ещё в ранней юности. Он был призван на службу в армию, когда я учился в школе. Затем у него началась работа и семейная жизнь в Казани, а меня после окончания техникума ждала работа в Средней Азии. Больше никогда мы с ним не встречались. К тому же прошёл по селу слух, что его уже не стало.

Начавшаяся перестройка и затянувшаяся постперестройка отвлекли меня от поисков «Календаря…». Думаю, что работа эта будет продолжена если не мной, то другими энтузиастами. А пока я решил написать исторические очерки о своём селе, используя накопившийся материал – вспоминания односельчан, дедов и прадедов, предания и документы, архивные данные, что удалось с большим трудом собрать за много лет моей затянувшейся работы. Прежде всего решил написать о начальном периоде жизни села – его возникновении и становлении.

Зная о том, что по указанию царя Михаила Фёдоровича проводилась перепись населения в Московском государстве, я оформил заявку в РГДА на получение переписной книги 1626 года, но, к сожалению, мне данный документ не выдали из-за его ветхости. Оставалось одно: полагаться на то, что мне доступно. Мои длительные поиски, упорная работа с картотеками не были безуспешными. В РГБ я нашёл важное и единственное в своём роде издание церковного историкоархеологического общества Казанской епархии под названием «Список с писцовой и межевой книги города Свияжска и уезда. Письма и межевания Никиты Васильевича Борисова и Дмитрия Андреевича Кикина (1565–1567 гг.)».

В «Предисловии к «Списку…» сказано: «Царь Иоанн Васильевич Грозный, определив строгое наказание за нарушение границ чужого владения, в 1556 году повелел: «…которые вельможи дети боярские многими землями завладели, а службами оскудели, не против Государева жалованья и своих вотчин к службам бывают, – им в поместьях землемерием уверстати и учинити комужд, что достойно, а излишки разделить неимущим», в следующем году им был издан и «особый писцовый наказ с правилами измерения земель…».

В соответствии с этими царскими указаниями были описаны многие города и уезды с землями и крестьянами, в том числе и Свияжский уезд. Надо заметить: должность писцов и межевщиков была и ответственной и почётной, поэтому на эту роль назначались лица из бояр. В помощь им для ведения дел прикреплялись поддьяки, а там, где «требовалось отвести вновь пожалованную дачу или рассмотреть спорное дело, являлись межевщики», причём межевание, отвод земель происходили «при окольных людях», результаты записывались в книги с указанием «урочищ, по коим проходили межи», «ставились столбы, копались ямы, в которые клали камни с насечёнными словами, на деревьях натёсывались грани».

Писцовые книги подписывались писцами, владельцами земель, независимо от того, кто они были по рангу: бояре, помещики или ясачные крестьяне, а также присутствовавшими при межевании в качестве понятых, и скреплялись дьяками.

В «Списке…» упомянуты 56 сёл и деревень – или как объекты межевания, или в качестве ориентиров, или почему-либо вызвавшие интерес писцов, и т. д. Названы также реки, речки и озёра, на берегах которых расположены населённые пункты.

После описания Свияжска, чему посвящена половина книги, писцы продвигались на юг по Большой дороге, которую они почему-то оставили без названия. Впоследствии данный путь стал официально именоваться Симбирским почтовым трактом, но в обыденном сознании людей он всегда оставался Большой дорогой. Занимаясь межеванием, писцы сворачивали с неё то вправо, то влево, то на восток, то на запад. Их интересовали в первую очередь те деревни уезда, где находились полоненики (так тогда называли пленных).

По тем или иным причинам не все пленные после «взятия Казани» в 1552 году были отправлены в родные места и продолжали жить в татарских и чувашских деревнях, пахали и сеяли с ними «всмесь».

Писцы и межевщики преследовали цель: обмерить поля, леса и луга, чтобы выделить долю для полонеников и чтобы жили раздельно. Занимаясь замерами земель, они не могли не замечать и соседние населённые пункты, а также различные водоемы, которые по необходимости упоминали.

Изучая документ, составленный по государеву указу, мы получаем достаточно всестороннюю картину жизни уезда того времени в экономическом, географическом и социальном отношениях.

Меня в связи с этим документ заинтересовал с точки зрения упоминания моего родного села Бишево – существовало ли оно тогда? – ведь писцы и межевщики обмеряли и описывали участки земель, расположенные по обе стороны реки Свияги, продвигаясь всё ближе и ближе к моим родным местам. Большинство названий рек и речек, а также населённых пунктов мне знакомы с детства: Волга, Свияга, Кубня, Улема, Бирля…

При изучении «Переписной книги…» у меня возникли серьёзные трудности. Названия сёл, деревень, починков, рек и речек того времени не всегда совпадают с современными, приходилось гадать, обращаться к филологам, историкам, сравнивать созвучия, копаться в разных письменных источниках, словарях, чтобы убедиться в степени совпадения тех топонимов. Например, у писцов: «деревня Бежбатманы», а ныне на карте читаем: «Бишбатман», у писцов: «татарская и чувашская деревня Нурдулатове», теперь – это село Нурлаты. Поскольку населённых пунктов с приблизительно таким же названием на севере уезда не находим, то с уверенностью делаем вывод: название Нурдулатове относится к современным Нурлатам.

В «Списке…» упоминается «починок Ключев на речке Ончигирке (или: Ольчигирке – прим, автора), а в нём крестьян В. Образец Васильев, В. Васька Никифоров, В. Петрушка Фёдоров пашни добрые земли 3 (три) чети. Живут на льготе». С большой долей вероятности можно сказать, что ныне это деревня Семи-Ключи. Если полагаться на рассказы людей, знающих район моего интереса, то чаша весов склоняется в пользу деревни Семи-Ключи, которая, по рассказам, имеет глубокие исторические корни. Она была в прошлом и деревней Федяева и деревней многих ключей, в чём можем убедиться, читая старые книги.

В русском языке когда-то слово «семь» употреблялось в значении «много». Вспомним выражения: «Семеро по лавкам», «За семью печатями», «Семь вёрст до небес», «Один с сошкой – семеро с ложкой» и др. Вот и получается, что Ключев и Семи-Ключи отличаются только по форме, а по сути выражают одно и то же: деревня располагалась там, где много ключей. К тому же местоположение деревни, как можно догадаться в связи со схемой передвижения писцов, находится за речкой Бирля, если ехать со стороны Свияжска. Ну а речки Ончигирки уже нет, как, впрочем, и некоторых других, названных в «Списке…». Примерно в том же районе находилась когда-то деревня Чистые Ключи, однако она располагалась на монастырской земле и к Семи-Ключам отношения не имела.

Предшественницей современного села Булым Булыхчи была деревня Бахлыхчеево. Почему я в этом уверен? Писцы работали в Бахлыхчееве, занимались межеванием пашни, лугов и лесов, чтобы наделить землёй полонеников и определить, где они должны жить. В книге на стр. 107 записано: «В Бахлыхчееве… живут полоненики В. Сенка Панфильев, В. Русилка Сапожник, В. Ларько. Пашни добрые 12 четей, да перелогу 40 четей, в поле и в дву потомуж, сена сто копён, а лес не в развод». Написание названий населённых пунктов, как видим, сильно разнится, но это только на первый взгляд. Первая половина названия – «Булым» означает по-татарски «Былые». Оно, дополнительное определение, и должно было появиться после отселения трёх полонеников – глав семейств на рядом расположенную отмежёванную землю. Спустя 80 лет в «Переписной книге… за 1646 год» мы встречаем деревню Новые Балыхчи, а в документе за 1710 год, где учитывался сбор ясака, указаны деревни Булым Булыхчи, Шамбулыхчи, Малые Балыхчи. В ревизских сказках последующих лет упоминается деревня Поле, что располагалась в пол версте от Булым Булыхчей.

Сегодня мы легко можем доказать, что только село Булым Булыхчи имело деревни-спутники, что находились вблизи от своей центральной усадьбы, а руководствуясь старинными документами, имеем возможность наглядно показать, что только деревня Бахлыхчеево и никакая другая с похожим названием четыре с половиной сотни лет назад отпочковала свой первый спутник – деревню полонеников. Есть все основания утверждать, что между деревней Бахлыхчеево 1565–1567 годов и селом Булым Булыхчи находится прямая связь, несмотря на то что названия деревень пишутся и звучат несколько по-иному.

Кстати о названии. Мне помнится случай 1948 года. Дело было в Апастове, где я тогда учился в пятом классе. В школьное общежитие к нам, ученикам, пришёл учитель с просьбой подсказать, как ему правильно в заявлении указать деревню Булым Булыхчи. Теперь это название унифицировано, а тогда неясно было, что брать за норму. В общежитии на 90 процентов жили ученики старших татарских классов, в том числе из Булым Булыхчей. И какие только варианты в тот вечер я не услышал: Бумбулыхчи, Балыхча, Булыкчи и др. И все пытались отстоять свою точку зрения, мол, старшие люди так говорили.

Я потому так подробно остановился на деревне Бахлыхчеево, что село-преемник Булым Булыхчи являлось и является соседним с моим родным селом Бишево. Расстояние между ними составляло пять вёрст. Наши поля и леса с давних времён граничили, причём межа проходила недалеко от бишевских угодий и совсем рядом от современного шоссе, которое соединяет райцентр Апастово и Большую дорогу. Данный путь и в старину имел большое значение, так как был кратчайшим между побережьем Волги и центральными районами нагорной стороны Свияжского уезда.

Вскользь скажу, что ходового пути на Апастово в 17-м веке не существовало. Плотник и рыбак Борис Иванович Чухонцев когда-то рассказывал нам, пацанам, что в те времена основная дорога из наших мест, т. е. из Булым Булыхчей, Бишева, Эбалакова, Мурзина и др., в сторону Волги лежала через деревню Чури-Барашево, куда она поднималась наискосок по горе. А к тому месту, где впоследствии сложилось ядро будущего пгт. Апастово, в 17-м веке можно было с трудом разглядеть две-три проложенные за всё лето колеи от тележных колёс.

Вникая в материалы межевания, начинаешь понимать, насколько трудной и ответственной была работа писцов и их помощников. Лес они измеряли вёрстами, сенные покосы исчисляли копнами, определяли качество земли: добрая, средняя, худая; указывали, где пашня, где перелог. Земельные площади измеряли десятинами и четями, при этом важно было не обделить тех, у кого отрезали угодья, и по справедливости наделить бывших полонеников, кого отселяли на новое место.

При описании полей, сенных покосов, лесов межевщики не только указывали соседей, но и отмечали различные подробности ландшафта, названия рек и речек. В качестве примера привожу отрывочек текста из «Списка…»: «…учинена межа от чувашские земли Еная да Мусы с товарищи деревни Кабичева от неразводного Тушманского и от Кабичевского от бортного от разсоховатого дуба гранёного пашнею новою межою прямо к покляпой берёзе к виловатой на ней грань а от берёзы тою ж пашнею прямо к лугу и лугом мимо чувашское плоское гумнище Кабидчевское и лугом покосы до речки до Серлу по ниже гумнища а гумнище влеве, на праве земля и луги деревни нового Кушмана, а на леве земля чувашская Еная да Мусы с товарищи деревни Кабичева» (с. 140). Однако при отделении полонеников от Бахлыхчеева подробностей подобного рода мы не встречаем.

Хочу подчеркнуть: писцы и межевщики занимались порученным делом в течение двух лет, в 1565–1567 годах, а это – срок достаточный для основательного изучения побережий Свияги и впадающих в нее речек. В целях достоверности позволю процитировать ещё одно место из «Списка…»: «Да в Свияжском ж уезде от крымских полумеж татарских и чувашских сёл и деревень на диком поле на Шехяной рвы круглые, а бывало городище старое, а имени тому городищу не знает ни кто, а около того городища от татарских земель от Казыевских дубрав по обе стороны речки Чикрила а по-русски Ольховые да от двоих буртасов да от новые деревни Енасалы до речки до Улемы…» «…на том диком поле татарове и чуваша из тех сёл и деревень, которые около того поля по блиску пашни пашут выбором и сена косят наездом…».