Атомная крепость

– Дальше, дальше, – почти беззвучно шептал Бондаренко.

– Бандиты согнали окрестное население в село Покровское, и… там, на площади, Саша героически погиб.

Генерал встал с кресла. Лицо его, казалось, окаменело.

– Я хочу знать подробности, – сказал он сурово.

– Бандиты хотели запугать партизан, – опять глухо, через силу заговорил полковник. – Сашу… распяли. Сначала распяли, а потом… сожгли живым.

Генерал пошатнулся. Русаков бросился поддержать его, но он вдруг выпрямился во весь рост и странно спокойным голосом приказал:

– Дальше.

Полковник поднял голову и вопросительно посмотрел на генерала.

– Ты не все рассказал мне, – сурово сказал Бондаренко. – Ты не сказал мне, кто командовал тогда бандитами и что стало с Али Каримовым.

– Казнью распоряжался Абдулла Османов… А… Али, друг Саши, оказался… на самом деле это был…

– Кто же он был на самом деле? – почти вскричал генерал Бондаренко.

– Абдулла Османов.

– Что?! – генерал гневно смотрел на Соколова.

– Да, это был он…

– Где этот бандит теперь? – спросил генерал.

– По нашим сведениям, он бежал вместе с немцами, был завербован американской разведкой, позднее перебрался в Стамбул, к туркам, – ответил Соколов.

Молчаливые возвратились Соколов и его помощник в гостиницу. Полковник долго стоял у открытого окна, курил. Русаков снова и снова вспоминал его рассказ о героической смерти Саши Бондаренко, пытался представить себе предателя Абдуллу Османова.

– Спать, – скомандовал Соколов.

Но сон не шел к ним. Русаков видел в темноте огонек папиросы в зубах своего начальника, слышал шум ветра за окнами – после захода солнца погода неожиданно изменилась, небо покрылось тучами, было похоже на то, что дело шло к дождю.

Зазвонил телефон. Русаков поднял трубку и услышал голос Бондаренко.

– Вас спрашивает генерал, – сказал он полковнику.

Русаков не слышал, что именно говорил генерал, весь разговор продолжался какие-то доли минуты.

– Да, да, – ответил Соколов, – конечно. Хорошо, – и включил свет.

– Одевайтесь, быстро, – приказал он помощнику. – Машина, наверное, уже у подъезда. Дорога каждая минута.

– Разрешите спросить, что случилось? – обратился Русаков.

– Мы примем участие в операции… Получено сообщение о том, что в районе Большого Гая с неизвестного самолета сброшены парашютисты.

У здания областного Управления государственной безопасности к ним в машину подсел генерал Бондаренко. Следом двинулись в ночную темь грузовики с солдатами.

– На помощь не мешало бы привлечь колхозников, – сказал полковник Соколов, обращаясь к генералу.

– Я это и сделал, – ответил Бондаренко. – В селениях, расположенных поблизости от Большого Гая, объявлена тревога, и люди, наверное, уже направились к лесу.

Генерал посмотрел на светящийся циферблат своих часов и спросил шофера:

– За час доберемся?

– Доберемся, – уверенно ответил тот.

Действительно, не прошло и часа, как они очутились на опушке леса, вставшего перед ними огромной темной массой. Слегка накрапывал дождь. Русакову впервые приходилось принимать участие в такой операции, и она увлекала его.

На опушке их встретили прибывшие ранее заместитель генерала по управлению безопасности и председатель ближайшего райисполкома. Генерал Бондаренко проинструктировал собравшихся. Была дана команда зажечь факелы, и мгновенно вспыхнула нескончаемая линия огней.

По новой команде цепи пришли в движение, факелы мелькнули среди деревьев и, разгоняя темноту, двинулись в глубь леса.

Русаков шел рядом с полковником Соколовым. Вместе с группой солдат и колхозников им предстояло пройти через топь к пересекающей лес речке, выйти к месту, которое местные жители зовут Вороньим островом, и тщательно обследовать его.

Полковник приказал внимательно осматривать все канавы, лощины, густые кроны деревьев.

– Они должны были спуститься где-то тут, в отведенном нам секторе, – сказал Соколов.

– Почему? – спросил его Русаков.

– В свое время мне пришлось основательно изучить Большой Гай, – ответил полковник, – и если бы мне предстояло быть сброшенным здесь, то я постарался бы приземлиться именно на этом участке. Тут кругом трясина – «Гнилая топь», а рядом, у самого Вороньего острова, – речка. А вы знаете, что значит речка для любого заброшенного в наш тыл врага.

Русаков понимал, конечно, какое значение для врага имела речка – по воде он мог скрыться бесследно.

– Так вот, – продолжал полковник Соколов. – Надо думать, что речку эту вражеские парашютисты имели в виду, еще находясь за кордоном.

По голосу полковника Русаков почувствовал, что тот усмехнулся – стало быть, в поимке вражеских парашютистов он был уверен.

– Но в таком случае их наверняка уже нет здесь, – заметил Русаков. – Ведь с момента приземления диверсантов до того, когда Большой Гай был нами оцеплен, прошло довольно много времени. Вряд ли они сидели тут и дожидались, пока мы явимся.

– Конечно, – ответил Соколов. – Генерал учел это и уже принял кое-какие меры. Но лес прочесать все-таки надо.

С этим Русаков не мог не согласиться. «Раз над Большим Гаем сброшены парашютисты, то необходимо обыскать его вдоль и поперек: мы ведь не знаем, с какими заданиями заброшены к нам вражеские лазутчики», – размышлял он.

Начало рассветать. Соколов со своими людьми упорно продвигался к Вороньему острову.

– Теперь надо бы идти осторожнее, – сказал молодой парень, местный колхозник. – Тут вот, товарищ полковник, и начинается «Гнилая топь».

«Гнилая топь». Вековые замшелые коряги, густые папоротники, воздух, пропитанный болотными испарениями…

Где-то прокричала вспугнутая выпь, и опять стало тихо. Люди продолжали идти вперед. Вернее, они теперь не шли, а прыгали с кочки на кочку, с коряги на корягу: впереди проводник, молодой колхозник, за ним полковник, капитан Русаков и все остальные. Остановиться нельзя, да и негде.