Атомная крепость

– Та-ак… – произнес Красавин, явно сдаваясь. – А я действительно поеду на целину, и куда именно?

– О том, куда и зачем поедете, вы узнаете от меня за час до отхода поезда, когда я вручу вам билет, – резко сказал Снэйк. – Вы поедете через пять-шесть дней, но готовы к отъезду должны быть через три дня. Побольше будьте дома. Я хорошо, очень хорошо заплачу вам за это дело, Красавин! Вы будете обеспечены на всю жизнь, можете мне поверить.

– Хорошо… Но это будет последний раз, – напомнил Красавин.

– Я уже дал вам слово.

Они не спеша вышли на шоссе и разошлись в разные стороны.

Глава третья

Капитан Дуглас Нортон – молодой голубоглазый летчик атлетического телосложения – был явно сильнее нескладного увальня Каррайта. Тот был и значительно старше Нортона. Но Каррайт обладал одним редким качеством: он мог в невероятном количестве поглощать спиртное. При этом, как заметил Нортон, он не пьянел, лишь его квадратное лицо, лишенное какой-либо мысли, все более багровело, а оттопыренные уши странным образом шевелились.

Сегодня с самого утра Каррайт был занят коктейлями: бутылки стояли вдоль полок бара, как войско. Все бы ничего, но он дьявольски надоел летчику. Он надоел ему еще там, в Азии, откуда они вместе недавно прибыли…

…Аэродром, крепость в горах, секретная лаборатория, гитлеровец Краус, таинственные звонки, часовые на каждом углу подземных коридоров, идущих не только горизонтально, но и почти вертикально. Что они делают там: Прайс, Каррайт, Краус? И хотя Нортону никто не говорил, что Краус – фашист, он чувствовал это всем своим существом. Каррайт ездил куда-то в автомобиле, верхом, был подвижен, энергичен… И чем больше суетился этот неприятный человек с хриплым голосом пропойцы, тем больше в Нортоне росла уверенность, что по приказу своего шефа, Уильяма Прайса, Каррайт занимается чем-то преступным. Завеса тайны приоткрылась, когда Нортон узнал о научной экспедиции ботаника Смита, прибывшей в глубину Азии из США: в экспедиции были геологи, геофизики, топографы и просто агенты Центрального разведывательного управления. Но в ней не было ни одного ботаника, а под именем Смита фигурировал сам Каррайт. Члены экспедиции поселились в специальном лагере на горном плато, в двух шагах от секретной лаборатории Крауса. Они тренировались в лазании по горам, совершали большие переходы. Зачем все это? К чему они готовились? Чего ждали?

Нортон заметил, что в адрес лаборатории часто приходили грузы. Большие ящики поднимались кранами в расположенные в скалах помещения и исчезали. В ящиках – какое-то оборудование, но какое именно Нортону так и не удалось выяснить. Потом на базу прибыл профессор Старк. Это озадачило летчика еще больше и заставило его задуматься: вместе с Робертом Оппенгеймером Старк в течение ряда лет трудился над изготовлением атомного оружия в Лос-Аламосе. Что же ему нужно здесь, в горах Азии? Ответить себе на этот вопрос Нортон был не в состоянии. Но он не мог не заметить, что после приезда Старка людей из «экспедиции ботаника Смита» совсем изолировали от лаборатории, а Краус, Старк и Каррайт после нескольких путешествий по подземным помещениям и бесед за закрытой дверью сделались раздражительными и в то же время замкнутыми. Какая кошка пробежала между ними? Что нового в работу лаборатории внесло посещение ее Старком? Что не понравилось в ней известному ученому-атомщику? И зачем он здесь появился? Не свидетельствует ли его визит в Гималаи о том, что Прайс занимается и здесь разработкой все тех же проблем, связанных с использованием чудовищной силы атомного ядра? Дело, по-видимому, обстояло именно так. Этим, кстати, объяснялось и то обстоятельство, что лабораторию создали под видом военной базы, да еще в такой глуши, куда вряд ли мог бы пробраться самый ретивый репортер газеты или радио. К тому же весь обширный район вокруг лаборатории, с ее скрытыми между скал поселком научных работников и мощной электростанцией, находился на особом положении: въезд сюда посторонних, неизвестных местным властям лиц был совершенно исключен.

И чем больше Нортон присматривался к Старку, тем больше приходил к уверенности, что ученый чем-то поражен и подавлен, что он растерян и в то же время глубоко озабочен. Чем?

Всю прошлую войну Нортон провел на фронте, боролся с фашизмом. Теперь же он заподозрил себя в том, что является соучастником каких-то грязных дел, и ему стало не по себе.

…Однажды он возвращался с прогулки. На окраине селения его догнал автомобиль Старка. Ученый сидел за рулем. Нортон окликнул его, и Старк притормозил.

– Садитесь, – предложил он.

– Как ваше здоровье? – обратился к нему Нортон.

Тот с яростью посмотрел на него.

– Черт бы вас побрал! – почти крикнул Старк в гневе. – Не думаете ли вы, что честный человек может здесь хорошо себя чувствовать?!

– Сэр, к сожалению, я не знаю назначения лаборатории, я только летчик…

Старк внимательно посмотрел на собеседника.

– Почему «к сожалению»? – спросил он почти миролюбиво.

– Потому что я воевал против Гитлера, мистер Старк, – тихо ответил Нортон.

– И что же вас беспокоит?

– Всё, – Нортон повел рукой перед собой. – Для чего все это? Зачем здесь вы? – он сказал это зло, с вызовом.

Тормоза резко скрипнули, и машина остановилась. Старк всем телом повернулся к Нортону, и на его лице летчик увидел выражение тревоги.

– Вы понимаете, чего вы хотите? – спросил он.

Нортон несколько растерялся, но все же ответил:

– Кажется, понимаю.

– Нет, вы не понимаете! – вскричал Старк. – В тот момент, когда вы станете обладателем тайн Уильяма Прайса, вы можете заказывать по себе панихиду, – и он решительно взялся за руль.

Но Нортон не хотел так легко сдаваться.

– Я должен знать, что делают люди в этой чертовой лаборатории, – упрямо произнес он.

– Почему? – Старк пытливо посмотрел на него.

И тогда Нортон понял, что ученый не доверяет ему, не уверен в том, что его, Нортона, не подослали к нему. И, поняв это, почувствовал свое бессилие. Чем, в самом деле, мог он убедить Старка в своей искренности? Больше он не мог оставаться с ученым. Он пожал плечами и, положив руку на руль машины, попросил остановить ее.

Старк усмехнулся:

– Обиделись, капитан Нортон?

– И да, и нет. По-своему вы правы, – ответил летчик. – Но мне от того не легче. Я хочу быть уверен, что дело, которому меня сейчас заставляют служить, не связано с новой мировой войной.

– Вас беспокоит совесть? – почти весело спросил Старк.

– Я не думаю о своей шкуре, – ответил Нортон.

Старк задумался.

– Вам не следует знать тайну этой адской лаборатории, – произнес он. – Вы все равно ничего не сможете изменить, Нортон. Да я и ничего не могу вам сообщить, на это потребовалось бы слишком много времени, а за мной здесь следят. Если вы честный человек, уходите от Прайса. Этот человек полон чудовищных замыслов. Сейчас он пытается осуществить свои планы диверсий против Советского Союза и Китая, планы «Бездна», – при этих словах Старк протянул руку в сторону синеющей невдалеке громады гор, где находилась лаборатория Крауса, – и «Космос».

– Стало быть, он пытается развязать новую войну… – сказал Нортон.

– Боюсь, что его замыслы идут дальше. – Лицо профессора стало непроницаемым. – Прощайте, мне пора.

Нортон вышел из машины и по тропинке направился в сторону: ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Автомобиль Старка исчез в облаках пыли.

«Бездна» и «Космос», что же означает этот шифр? По-видимому, в них и скрыта суть проводимой по приказу Прайса работы. Но какой работы? Что же все-таки Краус и его американские коллеги делают в лаборатории Прайса, здесь, в Гималаях? И какое отношение эта их работа имеет к экспедиции Смита? А что какая-то связь имеется, в этом Нортон был уверен.

Летчик думал о словах ученого: «Если вы честный человек, уходите от Прайса». Но Нортон не мог согласиться с ним. Ему казалось сейчас, что, наоборот, если он честный человек, то должен не уходить от Прайса, а оставаться возле него, проникнуть в его тайны, чтобы затем вступить с ним в борьбу. Он, к сожалению, не знал, что только что люди Прайса видели его беседующим со Старком и что участь Нортона была уже тем самым предрешена. Впрочем, не знал об этом и Каррайт, иначе он, конечно, не пришел бы во флигель, временно предоставленный летчику на вилле Прайса на Гудзоне, и не стал бы столь беззаботно с утра возиться с коктейлями.

На этот раз Каррайт был все же пьян.

– Бо-та-ни-ки!.. – бормотал он и грозил кому-то пальцем. – Но я-то здесь при чем? Пусть уж с ними возится Краус. Я устал жить одними нервами. Да, да! Мне надоело рисковать жизнью. Краус!.. Этот чертов проныра думает снова выехать на мне… Шалишь! Не поеду, и все! Какое мне дело до этих русских ученых – Ясного и Лучинина? Черт побери, не бандит же я, чтобы заниматься мокрыми делами! Он помолчал.

– Н-да… – снова вполголоса заговорил Каррайт, – их есть кому ликвидировать и без меня, будьте покойны… А мне пора в Военно-связной комитет. Правда, Дуглас?

Нортон сделал вид, что спит.

Так вот оно что! Каррайт ждет от «короля урана» за свои заслуги тепленького местечка в Военно-связном комитете при Комиссии по атомной энергии. И это вполне возможно: формально Каррайт военный, по существу – верный слуга Уильяма Прайса, одного из архимиллионеров США. Ловко! Но при чем тут какие-то русские ученые, Ясный и Лучинин? «Ботаники»! Так, стало быть, «экспедиция Смита» имеет какое-то отношение к предстоящему покушению на двух русских, о котором только что проболтался Каррайт? Надо что-то предпринять, и немедленно, но что?

Старк медленно поднимался по ступеням лестницы. Он был недоволен собой, недоволен тем, что согласился приехать в Прайсхилл. Зачем, в самом деле, было приезжать? Разве не ясно заранее, что предстоящий разговор с Прайсом не даст ничего нового, что он, в сущности, не нужен? Конечно же, это совершенно очевидно, по крайней мере для самого Старка. Но Прайс почему-то упорно не хочет понять этого, он предпочитает считать свои грязные дела бизнесом и делает вид, что не видит в них ничего из ряда вон выходящего. Во всяком случае, так он говорил во время последнего коротенького разговора по телефону. И вот вместо того чтобы послать Прайса к черту, Старк сдался на уговоры и приехал на его виллу для последней беседы. Ученый сердито фыркнул и остановился, чтобы поправить пенсне. Он посмотрел назад на деревья, закрывающие отсюда широкую гладь Гудзона, взглянул на уже высоко поднявшееся солнце и вдруг неожиданно рядом с собой заметил Нортона.