– Хэлло, профессор, – почти вплотную приблизился к нему летчик.
– Хэлло, капитан, – Старк приветливо и несколько смущенно поднял шляпу.
Он сделал шаг навстречу Нортону и тихо произнес:
– Я приехал сюда для последней беседы. Вы меня понимаете?
– Если я вас правильно понял, вы поступили опрометчиво, – сказал Нортон. – Будьте осторожны… Вы даже не представляете, что эти люди могут с вами сделать.
– Наоборот, я хорошо представляю это, – ответил профессор, – но следует иметь в виду, что опасность теперь угрожает мне или может угрожать, независимо от того, где я буду находиться, – здесь или дома… Послушайте, – быстро проговорил он, – если со мной что случится, разыщите мою дочь и помогите ей… Чармиан останется совсем одинокой.
Нортон молча кивнул, пожал ученому руку и, круто повернувшись, пошел к флигелю, видневшемуся невдалеке.
Старк, высокий, худой, с плотно сжатыми челюстями, решительно поднялся по ступеням, прошел по коридору, постучал в дверь кабинета Прайса. Он был так поглощен своими мыслями, что совершенно не обратил внимания на то, что его почему-то никто не встретил.
– Кам ин! Войдите! – послышался голос Прайса, и Старк толкнул дверь.
При виде профессора Прайс поднялся из-за массивного письменного стола и с протянутой рукой сделал несколько шагов навстречу.
Они уселись в глубокие кожаные кресла. Прайс с нескрываемым любопытством смотрел на Старка, но Старк молчал. Он справедливо считал, что на этот раз молчание будет убедительнее слов: Прайс сразу должен понять, что он, Старк, тверд в своем решении и категорически отказывается сотрудничать с ним. Он пытливо взглянул на Прайса, ожидая увидеть на его лице так хорошо знакомое ему выражение недовольства и озлобленности. Однако, к своему удивлению, Старк заметил, что Прайс чем-то весьма доволен.
– Признайтесь, вы здорово напуганы, – спросил Прайс со смешком, хлопнув собеседника по коленке.
Ученый неопределенно пожал плечами.
– Вот как!.. – протянул Прайс, наморщив лоб. – В таком случае в чем же дело, почему вы не желаете взяться за работу? Я хотел бы, чтобы вы помогли мне в работах лаборатории Крауса в Гималаях и в моих космических затеях, – Прайс хихикнул, желая, по-видимому, подчеркнуть не совсем обычный характер этих его «затей». Кажется, он хотел, чтобы Старк рассматривал их как чудачества миллиардера.
– Я много думал, – сказал Старк, – и пришел к выводу, что, независимо от того, удастся или нет вам осуществить ваши планы, они направлены против мира, против человечества, и я не могу помогать вам.
На испещренной морщинами птичьей физиономии Прайса появилось выражение искреннего изумления.
– Вы в чем-то ошибаетесь, мой друг, – сказал он мягко. – Я первый готов отдать все, что имею, для блага человечества, и прежде всего для блага моей страны.
– Под словами «благо страны» каждый из нас понимает нечто различное, – жестко сказал Старк. – По крайней мере то, что я видел своими глазами, никак не может служить на пользу моей Америке!
Прайс едва сдерживался.
– Вы ошибаетесь, друг мой, – он попытался улыбнуться. – Мои планы, в осуществлении которых мне нужна ваша помощь, преследуют лишь цели обороны.
– Обороны? От кого? – Старк рассмеялся. – Я, право, не ожидал, что вы со мной начнете разговаривать как с мальчишкой, – продолжал он почти обиженно. – Басни об обороне вы можете рассказывать кому-нибудь другому. Это не в Гималаях ли вы собираетесь обороняться? Но я не расположен шутить, мистер Прайс. Я приехал сюда по вашей просьбе, но не могу ничего сказать иного, кроме того, что вы уже знаете: моя совесть ученого не позволяет мне принять ваше предложение.
Но Прайс, кажется, и не слышал, что ему говорили.
– Скажите откровенно, – обратился он к ученому, – что вы думаете насчет теории Крауса?
– Я уверен, что, к счастью, теория Крауса – авантюра, – ответил Старк резко. – Пытаться добиваться расщепления атомного ядра в естественных условиях – это же фантазия и блеф. Краус напоминает мне древних алхимиков, трудившихся над изготовлением золота.
– Ну, – усмехнулся Прайс, – как вы знаете, в принципе алхимики были правы. Теперь, когда мы научились превращать элементы, мы умеем изготовлять и золото.
– Да, теперь, – согласился профессор, сделав ударение на последнем слове.
– Я исхожу из того, что, как правило, всякая теория, особенно такая дерзкая, как та, что выдвинул Краус, сначала кажется вздорной, – заметил Прайс. – Так вы, стало быть, не хотите работать со мной именно потому, что боитесь зря потерять время?
Старк почувствовал, как в нем поднимается гнев.
– Терять время на всякие антинаучные фантазии у меня действительно нет никакого желания, терять же время на попытку осуществить не только бредовые, но и чудовищные по своему замыслу теории я считаю для себя принципиально неприемлемым, – с прежней резкостью пояснил он.
– Политика вас не касается, – быстро перебил его Прайс. – Я предлагаю вам выгодные условия, даю вам лабораторию, подобной которой в США не имеет ни один ученый. Я прошу вас только об одном – думать не о политике, а о науке. Что же вам еще нужно?
Старк с изумлением посмотрел на Прайса: на этот раз даже он, привыкший ко всему, удивился.
– Мне ничего не надо, – стараясь сохранить самообладание, ответил он. – Я не могу принять ваше предложение, мистер Прайс.
На физиономии Прайса появились красные пятна.
– Черт возьми! Вы загнали меня в тупик, – закричал он со странным, не подходящим к случаю весельем. – Говорите же, какие ваши условия. Я заранее на все согласен.
Старк не мог понять, почему его доводы не доходят до сознания Прайса.
– Я не буду трудиться над осуществлением ваших планов вовсе не потому, что меня не устраивает жалованье, мистер Прайс, – холодно пояснил он. – Я не хочу заниматься сомнительными делами.
– Вы… вы… – Прайс в бешенстве вскочил на ноги.
Старк не смутился.
– Ваши замыслы грозят миру войной, – сказал он.
– Если я буду вынужден действовать, то это будет лишь превентивная война!.. – вскричал Прайс.
– То, что вы замышляете, – не война, а убийство, массовое убийство мирных людей, – сурово прервал его ученый. – И я не хочу быть соучастником ваших преступлений. Войну же правомочны объявлять только правительство и конгресс.
Прайс расхохотался.
– Пусть этот вопрос вас не беспокоит, – произнес он сквозь смех.
Старк отлично понял значение этого презрительного смеха: Прайс всерьез думал, что Америка – это он.
– Я не знаю, выйдет ли что-либо из ваших планов, но совесть ученого не позволяет мне отдавать свои знания и опыт делу истребления людей.
– Черт возьми! – сердился Прайс. – Можно подумать, что до сих пор вы занимались изготовлением кукол, а не атомных бомб в Лос-Аламосе! Разве это я, а не вы убили сотни тысяч японцев в Хиросиме и Нагасаки?
Теперь настал черед Старка в гневе подняться с места.
– Их убил Трумэн и его советники! – вскричал он. – Мы, ученые, были против истребления людей с помощью атомной бомбы…
– Против! – презрительно перебил его Прайс. – Разве вы изготовляли атомные бомбы для того, чтобы они лежали без действия? Разве не ради изготовления вами атомной бомбы мы тогда затратили огромные деньги на постройку атомных заводов в Хенфорде и Окридже? Тогда вы работали…
Старк провел рукой по лбу.