Трансвааль, Трансвааль

Как там будет в другой раз, кок Иона не стал загадывать наперед. Но и в содеянном он тоже не раскаивался, что по своей охоте выскочил из камбуза на выручку товарищам. Другой подмоги ждать им было неоткуда, так как вся команда сошлась в рукопашную со стихией. И лишь только капитан, страшенный суевер-северянин, стоял у штурвала на мостике, виртуозно выводя судно из-под волны, не давая ему стать к ветру лагом; да пароходный Философ, он же и Святой Чревоугодник, «дед», кубышка, под синей чертой ватерлиний пыхтел у реверса в духоте и грохоте дизелей…

Возвращаясь обратно в утро, рыбарь уже отходчиво подумал: «Как ни крути, а жена-то по-своему права, когда во время ночного пробуждения, сказала мне, что по приходу из дальнего рейса – не каждый раз и далеко не каждому рыбарю дают бесплатные путевки к Теплому морю». А увидев Алю в хлопотах сборов на курорт, он и вовсе расслабился: «Да, она вправе примазаться к мужниной трудовой славе. Пока я в море, ей тоже не легко проходится быть хранительницей семейного очага…»

А через какое-то время Иона Веснин уже шел по-моряцки враскачку, каблуками врозь, по улице, чтобы по протекции новой подруги нанести визит к дантисту. Шел и тешил себя бормотанием:

– Что ж, на курорт, так на курорт…

Утро первого дня на берегу рыбарю дальнего заплыва показалось прямо-таки расчудесным! Над городом, умытым в ночи теплым дождем, щедро светило солнце, которое своим округлым румяным ликом походило на гулькающую мордаху хорошо выспавшегося карапуза. Через неделю, когда моряка не будет больше шатать от тверди земной, он устыдится своих обостренных в море чувствований, назовет их про себя «телячьими нежностями». И чудесный мир первооткрывателя померкнет в нем.

Но это с ним произойдет лишь через неделю – не раньше. Сегодня же он былчародеем: все примечал, все чувствовал, все слышал. Например, как растет трава на газонах… А топырившийся от деньжищ карман побуждал его каждого встречного – хоть немного знакомого – обнять и завернуть в ближайшее питейное заведение, чтобы угоститьот души!

И до того ему было легко и отрадно, что он еле удерживал себя в узде, чтобы не взбрыкнуть дурашливым жеребенком и не сбацать чечетку тут же на тротуаре.

И вот, чтобы не разворотило изнутри, обалдевший от окружающей новизны, как бы уже напрочь забытой, рыбарь, как говаривали старые машинисты, «спустил пар». То есть, глубоко и прочувственно вздохнул, как дышится человеку у себя дома, после долгой разлуки с ним. А затем еще и чистосердечно признался перед Всевышним:

– Господи, хорошо-то как, а!

Дантист оказался хотя и велеречивым говоруном, но на редкость расторопным малым. Пополудни этого же дня рыбарь уже повторно сидел у него в кресле, примеряя готовый «мост». Невероятно, если мы припомним все наши мытарства, когда дело доходит до ремонта зубов, но это было так.

– Теперь посадить на цемент готовый протез – минутное дело. – Дантист глянул на ручные часы и остался довольным собою, что укладывается в обещанные сроки. – А пока наш «мост», как говорят шоферы, садясь в новую машину, пусть пройдет хотя бы небольшую обкатку.

– Доктор, фирма работает, как часы! – подыграл пациент.

– Если хочешь жить – умей вертеться! – хохотнул дантист и сделал озабоченное лицо. – Да, милейший, не смогли бы в другой раз привезти из-за кордона для моей «Волжанки» безделушку на рычаг переключения скоростей. – И он проворно поворожил растопыренной ладонью – «бука-бука!» – перед глазами пациента, продолжая ворковать. – Этакий дивненький набалдашник с пикантным видиком голой дивы, замурованной в его прозрачное чрево.

«Ишь, какую «фигу с маком» захотел!» – посмеялся про себя рыбарь, припомнив на этот счет слова жены.

И неопределенно обнадежил:

– Посмотрим, доктор.

– Тогда, о’кей! Итак, жду на наше последнее рандеву в восемнадцать ноль-ноль. – Дантист склонил на бочок свою разумную кудрявую голову и, как официант, вышколенный хорошими чаевыми, в почтении пропустил перед собой пациента на «обкатку моста».

Только рыбарь выкатился на улицу, и на тебе – встреча!

Да еще какая: перед ним стоял закадычный кореш по атлантическим рейсам Миня Категорический! К тому же он был еще и его земляк – в детстве купались в одной реке: Иона Гаврилыч – в понизовье, Миня – в верховье. Последний, правда, был намного моложе, но в настоящей дружбе все ровесники.

– Санта Мария, кого я вижу?.. Категорический привет, Цезарь! – на всю улицу гаркнул лысоватый крепыш в расстегнутой до пупа рубахе-безрукавке.

Широко разведя жилистые руки, разрисованные татуировкою – сплошняком голыми дивами с рыбьими хвостами, которых обвивали мускулистые змеи-искусители, присосавшись своими погаными пастями к их большим грудям, он встал посреди тротуара, как пень на дороге, который ни обойти, ни объехать.

– Дак, с приходом, Гаврилыч… держи краба! – протягивая растопыренную пятерню, пророкотал он благодушно, как хорошо отлаженный дизель на средних оборотах.

Кореши-земляки по-братски облапились и принялись с удовольствием колошматить друг друга по широким и звонким, как смолистые сосновые байдачины, спинам. Потом крепыш, отступив на шаг, подверг старшего друга-«земелю» дотошному допросу, на какой имел право только морской волк:

– Дак, как фортуна, Цезарь?

– Нормально, Миня! На этот раз малость подфартило: два плана взяли.

– А мы, Санта Мария, в последний мой рейс, ух как, категорически, пролетели мимо кассы! – с откровением попечаловался Миня. – Попали в какую-то полосу невезения, хотя до последнего дня упирались, как папы Карлы, талдыча себе: «Наша рыба от нас не уйдет!» Но сам знаешь, как бывает в море, когда хочешь поймать «золотую» рыбку. Думаешь, вот она, вот она! А она уже – на нос тебе намотана… Вильнет хвостом и… категорическое чао, мол, мудилы недоделанные! Короче, отвернулась от нас наша фортуна.

– И такое бывает, Миня, – посочувствовал удачливый рыбарь.

– Дак, какие у тебя теперь планы, земеля?

– Ближайшие – «обкатываю зубной мост», дальнейшие – завтра улетаю с женой отдыхать к Теплому морю. – И Иона Гаврилыч, пребывая уже в приподнятом настроении отпускника, тихо пропел:

«Теплоходом, самолетом…
Потому что круглая земля,
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!»

И продолжая благодушествовать, он доложил корешу все, как есть:

– Такие вот дела, Миня, позавчера гулял на райской земле Канарских островов, по благоуханным улицам Санта-Круз-де-Тенерифе, а сегодня уже обозреваю наш благословенный город вековых лип у моря – Пярну.

– А у меня, Цезарь, другая песня: «Без воды – ни туды и ни сюды», – снова покручинился Миня. – С морем мне, категорически, завязали, поэтому у меня никаких дальних планов. Только ближние: где б плеснуть на горящую душу, Санта Мария!

– Миня, хватит базарить! – спохватился удачливый рыбарь, что они много потратили времени в никчемном трепе. – Пошли, Минька, сейчас обмоем мой «мост» в стадии новостроя!

И давно не видевшие друг друга морячка, беззаботно похохатывая и помахивая могутными рученьками, тут же потопали… Куда, собственно, видно, пока и сами не ведали. Но по их одержимости и ухватке можно было не сомневаться, что они притопают туда, куда так просились их распахнутые настежь душеньки.

Первым опамятовался Миня, когда они, укорачивая путь переулками и парковыми дорожками, притопали под самые ступени приморского ресторана «Раннахооне»:

– Цезарь, Санта Мария, в такой «рай» я уже давно, категорически, не ходок.

– Цыц, Минька! – приструнил Веснин приятеля, крепко подхватывая его под руку.

И они потопали вверх уже по шлифованным ступеням островного сааремааского доломита. Да с такой охотой, будто там, за стеклянными дверями, и в самом деле был рай, куда сегодня свободно впускали всех грешников. Но не тут-то было! Вход в «рай» перегораживала длинная, во всю ширину створы, вывеска: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ».

– Вот те на-а! – огорчился Миня. – Теперь уже и днем стало, категорически, не пробиться сюда.

В глубине створ маячила дюжая фигура молодого вратного при золотых галунах. Здоровенная его ряха, как и полагалось всякому стражу, лоснилась от избытка здоровья, сытости и лености. Миня махнул растопыренной «клешней» по бывшей своей огнистой шевелюре, от которой остался лишь желтый цыплячий пушок, приосанился и, скрючив указательный палец, нетерпеливо постучал по стеклу. Вратный поднял на них свой откровенно-хамоватый взор и с напускным равнодушием долго не мог взять себе в толк: чего это хотят от него невесть откуда притопавшие грешники?

– Санта Мария, категорически говорю, сейчас этот откормленный боров потребует от нас «на лапу», – язвительно шепнул Миня.

Веснин намек приятеля понял, поспешно выудил из кармана ассигнацию среднего достоинства и сломил ее в виде пропуска, что не ускользнуло от наметанного глаза вратного, который тут же расплылся – от уха до уха – в приветной ухмылке.

– Цезарь, фокус удался! – радостно шепнул Миня. А когда отворилась створа и вратный, пропуская гостей, как бы для дружеского личного приветствия протянул ему руку, он своей левой «клешней» перехватил ее, крепко сжав в запястье, а правая сложилась в кукиш вместо ожидаемой мзды.

В ресторанном баре, наглухо задрапированном от солнца и моря тяжелыми бордовыми шторами, было ни жарко, ни холодно. Ну в самый-то раз! Сотрапезники тут же привычно уселись на высокие крутящиеся табуреты, отпятив свои тугие зады ко всему человечеству, обретавшему за стенами «рая» в суетной бренности житейских забот и хронического безденежья. На душе у них было так благостно, так отрадно, будто они были и вовсе никакие не кореши, задубевшие на вселенских ветрах, а синьоры-помидоры, попавшие в теплый валенок на дозревание.

– Миня, только давай сразу уговоримся: побудем накоротке, – упредил Иона Гаврилыч скорее себя. – Сам понимаешь – сборы на курорт. Да еще и дантист назначил рандеву.

– Лады, Цезарь, – охотно согласился на все согласный Миня, будто с мороза потирая ладони. – Итак, сэр, к разврату, категорически, готов! – И он, от нетерпения, как в былые свои лучшие времена, по-удалому призывно прищелкнул пальцами.

Прыщавый бармен с гладко расчесанными, на косой пробор, белесыми сальными волосами, даже и ухом не повел. Мало того, он, что-то жуя, еще и надолго скрылся за боковой шторой, что обескуражило Миню.

– Санта Мария, за свои-то кровные надо еще и шапку ломать! – и посетовал: – Да, Цезарь, это тебе не заграница, где все, категорически, для посетителя.