Радение богатырей

– И кого? – поинтересовался Владимир.

– Есть у меня на примете несколько мужей, – уведомил Фабий. – Помощник Бирсака, некто Регда, может на дело это согласиться. К тому же можно и со Златогором поговорить. Мы можем даже Илье условие поставить: или он имеет дело со Златом, или не будет ему в полном размере обещанной помощи, поскольку нас не уважил.

– А что, Злат – неплохая кандидатура, – откликнулся на предложение Фабия князь. – Только не знаю, захочет ли он в это дело всунуться.

– Я думаю, что смогу его убедить.

– Ты у нас, как я вижу, умеешь дела ладить, но вначале надо бы, чтобы Илья согласился. Он ведь ничего пока конкретного не сказал, – вставил Добрыня, которому такое активное участие Фабия в деле не очень-то и нравилось.

– Варгун от моего имени с ним переговорит. Илью пока что торопить не будем. Пусть отлёживается, – вынес вердикт Владимир.

– Отлёживается? – усмехнулся Добрыня. – Добрые людни говорят, что Илья уже свои колоды, которые поменьше, таскает. Силен, куда тому медведю.

– И силу эту надобно использовать нам, – дополнил Добрыню Фабий.

– Только не так, как это делал Исихор, – напомнил Фабию Добрыня.

В ответ сменщик Исихора только лишь вздохнул и повел из стороны в сторону головой, отгоняя неприятные мысли.

– Ты хоть ведешь себя нормально, – внезапно высказался Владимир, наблюдая за Фабием. – Глаза на небеса не воздеваешь и не сопишь притворно, не бормочешь себе под нос непонятно что. Родичи думают, что таким образом их проклинают. Недавно одному «божьему человеку» намяли бока, поколотив дубинами, еле ходит. Я дал задание поймать и наказать, но сами знаете, тут действовать с оглядкой надобно.

– Я бы пока вообще не реагировал бы на случай, – отметил Фабий. – Жив помазанник божий. Ничего страшного. Слегка помяли, ребра посчитали, да «юшку» из носа пустили. Крепче и здоровей будет, когда вычухается.

– Страшные люди. Дичь и глушь, – вмешался в беседу Инуфим, чем вызвал усмешки на лицах собравшихся, только лишь Фабий сдержался.

Владимир, глядя на советника, отметил:

– Ты бы своему помощнику пояснил, что и к чему. Не наломал бы дров. Тебя знаю, советы твои точны, а ему, – указал князь на Инуфима, – у меня пока доверия нет. Но если ты за него поручишься, то я возражать не буду. Как бы ему не помяли бока, как этому, как его?

– Иохиму, – подсказал Фабий.

– Что за имена такие? – не выдержал князь. – Если так землепашцам представляться, то точно поколотят. Еха было бы и того лучше и проще. Я чувствую, что надобно нам, если христианство принимать, то не от Византии напрямую.

– Так разницы нет, – заверил князя Добрыня. – Какая разница, спереди хозяйство видно или с боку?

Дружный смех сотряс горницу, где в княжеском тереме собрались обсудить вопросы князь и его соратники. Не смеялся только лишь Инуфим. Его лицо было постным и скучным. Князь посмотрел на него и сказал, обращаясь к нему, но больше к Фабию:

– Ты вот что, с таким лицом не показывайся больше ни мне, ни тем более родичам. У нас люди живут, как могут и умеют, а ты тут при жизни уже умер. Не оценят. Проще будь и расположеннее к людям. Может, они тебя тогда и послушают.

Я не привожу беседу полностью. Много еще надобно сказать. Упомяну только, что после беседы Инуфим, когда остался наедине с Фабием, почти пожаловался ему, что не уважают служителей божьих, на что получил ответ, который ему очень не понравился:

– Здесь тебе не Византия, даже не Болгария. Народ тут смышлёный и не подломленный пока еще, как в тех краях, откуда ты прибыл. Да, и в черном одеянии не ходи среди родичей. Не поймут, еще и поколотить могут от щедроты сердечной. Хватит с нас Иохима.

– Но за что?!

– Родичи считают, что черное – предвестник тьмы. Тот, стало быть, кто его носит, сам является ее посланцем. Это ясно? И не бубни мне о здешних нравах. Придется тебе вживаться в среду, коли я за тебя поручился. Пока сам будешь работать, наблюдать и смотреть, как и что происходит. Учение пока что не будешь разглашать. Ясно?

Инуфим кивнул.

– К весне, так я думаю, прибудут Марк и друг наш общий – Никоша.

– Никофирий? – не поверил Инуфим.

– Это он там, – махнул рукой в сторону юга Фабий, – был Никофирием. На Руси он Ни-ко-ша. Ты меня понял? И называть его только так и будешь. И еще, – Фабий вздохнул и прищурился. – Тонко надо работать. Не выдай только, что вы знакомы. Братом также Никошу не величай. И не думай, что местные глухи, слепы и тупы. Все как раз наоборот. Доброты в них много, возможно, простоватости, но запомни: родичи, если с чем разберутся, уже не оступятся. Если что-то к тебе прилепится, то вовек не избавишься. И еще, не суй ты в каждую щель своего Христа. Думай, когда это надо делать? Головушка у тебя на плечах для чего? Чтобы думать.

Фабий вздохнул, глядя на Инуфима.

«И кого только нам присылают в здешние края, – подумалось ему. – Мне бы выпускников закрытых школ, где магии обучаются, да сходным с ними наукам, а шлют тех, от кого за версту ладаном и темной силой пахнет. Но ничего, все равно придется вместе дело делать. Может, Порфирий к концу года объявится. Ему можно будет это важное дело доверить. Инуфим и Никоша ему помогать будут. Все равно раньше следующей осени Илюша с помощниками избы поставить не успеют, как и собрать людей, хотя, все может быть. Ухватисты родичи, когда нужно».

– Что сказать мне хочешь? – вслух спросил Фабий, косясь на Инуфима.

Слова, которые услышал он, побудили Фабия задуматься.

– Ты ничего не перепутал?

Инуфим покрутил головой, а Фабий вздохнул. Так выходило со слов Инуфима, что Исихор решил после того, как его всерьез помяли, все-таки вернуться в Киев. Правда, как понял Фабий из слов Инуфима, прибывшего недавно на Русь, будет это через пять-шесть годков, но время-то быстро летит…

– Почему мне сразу об этом не сказал, как летом объявился?

– Исихор сказал, чтобы я выждал полгодика, – пояснил Инуфим.

– Что еще Исихор сказал тебе передать?

– Дело у него есть к тебе. Также он намекнул, что от Ильи не отстанет.

Фабий вздохнул и нахмурился. Зная Исихора, Фабий не сомневался в том, что он свои обещания выполнит.

– Мало, значит, досталось ему, коли вернуться хочет, – сделал вывод Фабий, слегка щурясь. – Русичи точно ему не рады будут, тем более калеке. Или подлечили Иса? – так кратко называл Фабий в прошлом своего руководителя.

Инуфим снова повертел головой, давая этим понять, что дело с места не сдвинулось.

– Хоть облегчение есть? – поинтересовался советник.

– Доктора говорят, что после такого можно будет ходить только лишь на костылях.

– Это нам всем урок, – сделал вывод Фабий. – Нельзя идти на полумеры. Надо было Исихору добить Илью, а не жизнь ему оставлять. Поквитался сполна, но не убил. Теперь квиты. Ты смотри, чтобы с тобой ничего подобного не вышло. Понял? Места тут суровые. Это тебе не Царьград и его окрестности. Тут вышел за стены Киева, и нет княжеской власти. Народ вокруг родовым законом живет, Правь соблюдает, как знает и умеет. Ты что о Прави знаешь? Ничего, – сам себе ответил Фабий. – А как ты тогда будешь выполнять дело, которое тебе поручено? Никак. Значит так, я тебе с одним мужчиной познакомлю. Он тебе кое-что Прави расскажет. Только ему не вдувай в уши «речи умные». Не для этого свожу.

– А зачем мне Правь? – искренне удивился Инуфим.

– А как ты жить хочешь здесь, да еще и задание важное выполнять? Ты хотя бы отдаленно должен что-то знать о законах Руса и русичей. Так многие из родичей сами себя называют. Был князь такой. Он законы прописал и с того времени все их выполняют. Все или почти все, – уточнил Фабий и снова вздохнул. – Что смотришь на меня?

– Вздыхаешь часто. Может что случилось? – участливо спросил Инуфим.

– Ты мне свое сострадание и участие липовое не тычь. Это для родичей и русичей прибереги. Мужик ты или кто, так и говори нормально. Уразумел?

Инуфим кивнул.

– Нам придется очень и очень долгое время повозиться, чтобы вышибить из голов родичей то, что в них напихано. И работа эта, скажу я тебе, даже еще не начиналась. Понял? От того и вздыхаю, потому что знаю, что нам предстоят трудные времена. Зато мы здесь оказались в самом центре событий.