Порождённый

Она будет кипеть в моих венах и переписывать «Левиафана». Серое чудовище, что живёт в глазах вечернего дворника. Нужно его остановить.

Своей серой метлой он наметает ещё больше серости в наш мир. У меня баллончики с краской, начинаю обильно брызгать всеми цветами радуги на окружающий мир. Дворник начинает задыхаться и открывает свой истинный облик. Это серое существо с серыми щупальцами и серой душой. Мне необходимо его дезинтегрировать. Но получится ли?

В моих руках разгорается яркое пламя, способное победить серый мир. Хороший знак, удаление ещё не прошло окончательно. Шансы есть.

Мы начинаем сражаться и серость теперь трещит по швам. В эту белую ночь нужно сделать так, чтобы время окрасилось разными оттенками синего и красного, что в итоге остановит серый апокалипсис. Совершиться этому мешают православные бесы.

Целая стая кукол серого цвета окружает меня. У них крылья из стекла, в глазах копошатся серые жуки, изо рта льётся серая жижа.

Они обхватывают меня своими щупальцами и начинают сосать красную кровь. Нет, так не пойдёт. Начинаю кричать что-то про разные оттенки жёлтого.

Их пластиковые цвета начинают таять и плавиться, словно это зелёный воск. Воск Победоносца, одолевшего дракона. Он подхватывает меня и на своём копье несёт в новый мир. Мир, где не будет серого предательства.

Спустя пять минут он предаёт меня и лопается на все стороны света. Остаюсь один в совершенной мгле. Со мной начинает говорить туман – «ты долго бегал от нас, но и твой час пробил».

Меня начинают связывать серые санитары, им так сильно хочется меня заковать в банановую кожуру, жаль, что и она серого цвета.

Мы очень долго едем сквозь тоннель серого Эго. Вокруг тянется одна и та же роза, нарисованная серым фломастером. Мне становится грустно от того, что удаление почти завершено. Это означает победу серой массы, что зовётся Реальность. Произошло удаление в серый предмет.

Я стою на обрыве совершенно без чувств, у меня нет никаких интенций. Парадоксально, но мир вокруг не серый. Удаление в серый предмет уже свершилось, теперь он живёт в моём животе и шепчет сердцу голосовые команды. А что сердце? Оно слушает, ибо для него реальность подобна серому дельфину или серой сове, особо ему и жить-то не хочется.

Я обнимаю серый предмет и какое-то время мы плачем. Жёлтые тучи открывают мир чёрного солнца и из белого ключа цвета изумруда начинает идти жидкокристаллический дождь политкорректного спектра. Слёзы серого вещества затекают ко мне в нос, и мы падаем с обрыва. Идёт удаление в новый серый предмет. Цикл повторяется вновь.

Психоанализ гражданина с ОКР

Кошкина люто били следователи. Они били его по лицу, по сердцу, били в самый центр черепной коробки, где ничего не было. Эти сволочи искали здоровье. Здоровье давно уже исчезло с лица земли. Кто-то его вколол в кровь. Шприц для инъекций веры был грязный, он разнёс ВИЧ по всей солнечной системе.

Они знали, что Кошкин станет нижней частью туловища для проекта «груз 200». – «Сучий сын, рассказывай обо всём по порядку. Что знаешь о Боге, что видел на девятом круге ада, что употреблял в пищу твой дед дезертир?

Нам известно, что эта сука сбежала и отдалась нацистам. У них было копьё Лонгина и с его помощью они насиловали заключённых под стражу девочек. Говори нам всё, что знаешь. Любая информация сейчас важна» – кричали они в его оторванные уши. Из зияющих ран шла кровь и зелёный перегной.

Мир рушился на глазах. Рак проник в каждую клеточку детского тела. Пионеры больше не могли сдерживать наступление товарища Масодова.

Четыре чёрных сына смерти разверзли пасти свои и начали пожирать сентенции тех, кто мнил себя интеллектуалами. Их орудие – здравый смысл, а секира их лежит при университете имени Канта. Им не дано было чувствовать боль, они только грызут и рвут души сынов человеческих.

Видел Кошкин, как заперли силу небесную и облевали обильно её сыны преисподней. Разные жилы начали рваться на руках, хрящи поглощались младенцами, а многие были готовы пострадать за своё грёбаное мнение.

«Жалкие марионетки, пьющие кровь девственниц и алкоголь девственников. Они все живут на этой планете зря, как хорошо, что однажды они подохнут!!!» – кричал Кошкин в приступе голодного бреда.

Вокруг стекала сплошная биомасса, которая и сейчас гниёт, и смердит запахом тленным.

«Всё будет разорвано на куски и тот, кто призвал имя чужой мамы спасётся» – орал Кошкин так, словно в него вселился злой лифтёр.

В грязных и извращённых видениях Кошкина горело пламя чистилища: на вратах было написано про девочку с гнилыми струпьями на руках, она кричала и вопила о том, что гниёт заживо и изнутри. Из глаз её текли чёрные слёзы, рот её источал ужасные запахи. Прямо на наших глазах из нутра её начали сыпаться кишки, никто и ничего не мог поделать.

Голодные пенсионеры начали жрать её больное сердце. С каждым укусом они становились сильнее. Кошкин их всех презирал.

Мир вокруг преисполнился шизоидных форм и шизотипических странностей. Трава восстала из-под гнёта людского и превратилась в собак, которые жрали каждого неверного психиатра.

Время пошло вспять, а дома начали разрушаться, и пыль от построек забивалась колючими тромбами в вены. Тела разрывались, повсюду были внутренности людские и дерьмо голубей. Всё это подростки размазывали по стенам, а ветераны не могли найти себе места и пальцами лезли в самые сокровенные места верующих людей.

Даже гвозди уже не подчинялись человеку, они были повсюду и хотели причинить нам всем страшную боль. Всё менялось, больше уже никто не хотел совокупляться с пропитанными свиным салом людьми.

Майор полиции Кошкин бежал сквозь разрушения и снег из блевотины, пытаясь найти место, где подохла его семья. Он хотел слизать с пола запах их мёртвых тел.

На его глазах из окна выпала старушка и тело её размножило об асфальт. Мозги с хлюпом вырвались из головы и побежали по улице с прискоком.

Хитрый парень решил повторить её подвиг, но упал на фонарный столб. Его тело корчилось и содрогалось от боли. Парадоксально, но он был ещё жив. Кошкин завершил серию его страданий выстрелом из табельного прямо в лоб. Костная мука и слизь забрызгали лицо Кошкина, а он слизал всё это в приступе очередной экзальтации… Нужно сказать Богу о его любви к злу.

«Если я пойду и долиною кровавой пены, не убоюсь солнца, потому что Ты со мной; Твоя ярость и Твой нож – они потрошат червей твоих».

Перед ним возник абсолютно голый бомж, который был словно помойное ведро. В него долго тошнило женщину, да так, что у неё случился выкидыш. Мёртвого ребёнка, конечно, сожрали. От него не оставили даже самой маленькой венки.

Старый юродивый оказался весь пропитан гнилью и больничной вонью. Кошкин начал слизывать с его ран гной, а затем присосался к его волдырям на ногах. Засохшая кровь, свежая моча и белые комочки православного гноя таяли в его рту. Это было новое время. Время обретения каких-то сладких откровений.

Кошкин был должен найти здоровье, ведь где-то же оно потерялось. Здоровье могло находиться в морге, куда он и направился. По пути из табельного он расстреливал детей, их тела бились в агонии, а Кошкин прыгал через них и ловил языком капельки пота Бога.

Фонари светили чёрным светом, осознание того, что люди вокруг всё выдумали, освобождало Кошкина от любой уголовной ответственности.

Наш герой шёл и душил кошек, отрывал мышам голову, мёртвую тушку вороны засунул старику прямо в рот. Рвота и воронье тело разорвали его изнутри. Дом окрасился кровью и выделениями желудка.

По тесту Роршаха оказалось, что у Кошкина параноидальный бред. Рукой старика Кошкин отгонял наваждения от своей головы.

Он так разозлился, что голыми руками разорвал крокодила и сделал себе из него униформу. Его зубы он повесил на шею и начали танцевать какой-то танец. Казалось, что сейчас пойдёт снег, но в итоге пошёл червивый дождь. Солнце опять обмочилось мигренью и Кошкину стало плохо.

Своими берцами он раздавил мразь, которая тоже гналась за здоровьем. Это был ребёнок трёх лет, он снова и снова бил его по голове. Пока кровавая субстанция не размягчилась до такой степени, что он смог проглотить её одним махом.

Из морга вышел лечащий врач Кошкина и протянул ему жухлую розу. –«Мы всё придумали, Кошкин. Нет никакого здоровья и никогда не было. А что до тебя, то у тебя острая форма шизофрении. Так что катись-ка отсюда колбаской» – с учёным видом произнёс врач.

И он покатился.

Комплекс Электры

Меня зовут Дарья и я женщина. Да-да, вы не ослышались, хватит пытаться прочистить свои ушные перепонки. Все ваши стереотипы уже давно устарели: мы тягаем лифты, разрываем альфонсов голыми руками, насилуем насильников. И, конечно, ходим на войну.

Сейчас я уже глава специального военного подразделения в том мире, где победил феминизм, но без вести пропали все психические походы.

Однажды началась страшная война, я и остальная женская часть человечества не устояли в стороне, мы не могли красить заборы и мирно попивать миндалевое молоко. Люди вступили в неравный бой с врагом, а мы больше, чем люди.

Так вышло, что уже год приходилось мириться с первой мировой психической войной. И несмотря на все свои страшные ранения я иду в бой снова и снова.

За доблесть и отвагу, что я проявила на поле боя, мне позволили вести операцию под названием «психический фрустратор». От этого всего у меня складывается необычное впечатление, воздух буквально пропитывается запахом абсанса.

Наш штаб – удивительное место, по большей части он похож на ад фармацевта. Неужели вы думали, что психические войны ведутся какими-то иными способами? Прямо сейчас заряжаются тизерциновые ракеты, скоро отряд врага накроет очередной волной антипсихотической доблести.

Почему мир вокруг стал таким шизотипическим? Солнце в приступе паранойи слабо освещает пустые кладбищенские могилы, облака заболели анорексией и похудели на сотню килограммов, ветер страдает приступами бреда, ему часто кажется, что его преследуют.

Однажды мы сражались в окопах интенсивной терапии, нас окружил отряд персеверации. «Как вас зовут?» – кричу я людям в белых рубашках. «Иван Иваныч» – отвечают они. «Сколько вам лет?» – повторно кричу я им в носовые отверстия. «Иван Иваныч» – снова отвечают они.