Дети на дороге

– Не хочу. Я вам верю – это немыслимо прекрасно, но давайте сейчас вернёмся к трусикам…

– Как хотите, – несколько обиженно произнесла девушка и возмущённо взмахнула косой.

Лёша купил очень много трусиков. Кажется, продавщица-консультант решила, что он собирается сделать презент теннисно-модельному агентству. У Лёши была мальчишеская идея дёрнуть её в шутку за косу, но ограничился скупым комплиментом.

Нельзя назвать кощунством то, что Леша стоял в вестибюле школы с предметами женского белья хотя бы потому, что всё это было тщательно упаковано в подарочную сумку. Однако с близким ощущением к кощунству он глазел на обтекающих его детей, наслаждаясь не зрительными их образами, а шумной всеобщей атмосферой образования, которая ускользает из разграфленных дневников, учительских планов, журналов с отметками.

Ждать ему пришлось недолго. С подчёркнутой строгостью на лице к нему вышла Ира, прижимая ладони к бёдрам, чтобы развевающаяся юбка не открывала края велосипедок.

– Это тебе, – сказал Леша и вручил ей своё приобретение.

– Ого, – заинтересованно произнесла она, заглянув внутрь. – Зачем так много?..

Ей удавалась перебирать содержимое сумки, не вынимая трусиков наружу.

– Чтобы надолго хватило, – пояснил он.

– А откуда вы размер мой знаете?

Лёша не расслышал вопроса – смотрел, как шестиклассник озабоченно роется в своём рюкзаке, обнаружив, вероятно, отсутствие пересменной обуви для физкультуры.

– Что?.. А-а… там всё такое эластичное и облегающее, – Лёша убрал с лица волосы. – Слушай, мне к одному человеку сходить нужно. За деньгами. Сходишь со мной?..

– А сами почему не хотите? – спросила Ира, всё ещё поглощенная подарком, ничуть не смущённая – совершенно.

– Я его боюсь, – честно признался Лёша.

– К Курыниксу. что ли?..

– Откуда ты знаешь? – удивился он.

– А все, вот как вы… копирайтеры его боятся…

Её возраст не должен был воспринимать переводное слово как постороннее, однако оно далось Ирине, словно с трудом, как будто из далёкого неизвестного племени.

– Ладно, я сейчас. Надо ведь посмотреть, кого вы все так боитесь, – сказала Ира, заворачивая подарочную сумку – чтобы не появилось свидетелей.

– А тебе больше никуда идти не нужно? – с долей вежливости осведомился он.

– Нет, только в «Позицию». А там я скажу, что с вами была, – беспечно ответила она.

– Здорово придумано, – пробормотал Лёша. Всё агентство знает о том, что веснушчатая уборщица работает там, чтобы удачно выйти замуж; угадайте – зачем она сопровождает почти разведённого копирайтера?..

Кто-то из совсем уже законченных по нынешним временам поэтов сказал, что девушка, сидящая в автомобиле с открытой дверцей, выставившая напоказ стройную ногу в чулочном шёлке, является символом продажной любви, замершей в ожидании, пока машина не тронулась с места. Лёша был в восторге от продажной любви. Женщина в полупальто с мохнатыми манжетами и воротником, сосредоточенно искала что-то в своей сумочке, находила, бросала внутрь найденное, вновь искала, а её колени пребывали в едва заметном движении, выдававшем нетерпение, раздражение…

– Э-эй…

Ира не стала теребить его за рукав плаща, просто положила ладонь на его подбородок, повернула к себе лицом, затылком к продажной автомобильной любви. Он мог возмутиться, справедливо негодуя: конопатая уборщица приходилась ему никем, но Ирина сунула в его руку хот-дог, в котором мёртво-розовая сосиска утопала в половине французской булки, залитая всевозможными приправами.

– Я не знала вам с горчицей или без, сказала, чтобы положили…

– Правильно сказала, – похвалил он.

По пути девушка умудрялась есть, и одновременно засыпать его вопросами:

– А вы пишете давно?

– Давно.

– А сколько?.. Лет десять?..

– Пусть будет десять…

– Наверно много написали, – заметила она.

– Я почти всё сжёг, лет пять назад.

– Зачем? – искренне удивилась Ира.

– Женился, хотел человеческую жизнь прожить…

– А почему опять начали?

– Через месяц из одного журнала позвонили, спросили: можно им мой рассказ напечатать…

– Какой журнал?

– Не помню. Их тогда навалом было. Он сейчас уже не печатается…

– А рассказ они напечатали?

– Напечатали.

– И вы после этого всё заново перепечатали? Всё что сожгли?..

– Не всё. Почти всё…

– А почему вы Диму во всех почти рассказах и повестях упоминаете? Потому что он – это вы? – заговорщицки прищурившись, спросила Ирина.

– Потому что Дима – первый мой персонаж, который я представлял себе полностью, – сказал писатель.

– А все остальные?

– Вторяк, паллиатив, производное…

– А почему ружьё? Обычно пистолеты, автоматы…

– Хотелось сделать символ.