Девочка из шара

– Сеть кафешек. Меню с уклоном в Азию, хорошая кухня, разумные цены. У них на логотипе изображена огромная жаба с тремя лапами и золотой стрелой в зубах.

– В первый раз о них слышу.

Ксюха поднесла к глазам сморщенные ладони и стала их разглядывать, как будто видела впервые.

– Я ведь когда-то неплохо зарабатывала, могла себе позволить дорогие органические продукты. Овощи и фрукты круглый год, нежнейшая вырезка, творожок, ягоды, специи… – после небольшой паузы заговорила она снова. – И готовила я отлично. А знаешь, что главное в готовке? Думаешь, мастерство повара? Нет. Главное в готовке – качество продуктов. Есть еще такое выражение: «Была бы курочка – приготовит и дурочка». А курочка у меня не переводилась. И индюшка. И перепелка. Но больше всего я любила макароны по-флотски. А рецепт у этого вкусного блюда самый простой, испортить невозможно. На сковороде обжариваем лук, кладем фарш, тушим до готовности. Потом насыпаем туда сухих макарон, наливаем доверху воды и накрываем крышкой. Через десять минут пища богов готова! Весь процесс занимает полчаса. Этот же фокус работает с гречкой. И главное – бортики у сковороды должны быть высокими!

Я посмотрел в свою шлемку, на дне которой еще оставалась размазня, и вздохнул. А Ксюха все говорила и говорила:

– Знаешь, в детстве я плохо и мало ела. У меня даже прозвище было – «Принцесса-плохоешка». Мама вся испереживалась, водила меня по врачам, а они только руками разводили. Что она только не готовила, как только не изощрялась! Морсы из ягод, компоты, десерты из манго и ананасов, пироги всякие – а я ни в какую. «Не буду!», и все. Я тогда целыми днями пропадала на «Острове». Играл в «Остров»?

– Не доводилось.

– Эх, мне бы сейчас самый простенький нимб да шестую версию «Острова», я бы тебя мигом на эту игрушку подсадила! – сказала Ксюха и добавила с сожалением. – А нету. Есть только приставка – древняя, как мамонт, а из игр одни стрелялки и гоночки. Живем как в пещере.

– Что еще за нимб такой? – поинтересовался я.

– Ну ты и ламер! Нимб – это нейроинтерфейс. Такой, в виде обруча, – она обвела пальцами вокруг головы. – А ты подумал, что я говорю про эти светящиеся ангельские штуки? Не, я еще не настолько сбрендила. А вот ты точно сбрендил, если ни разу в жизни не играл в «Остров». Это просто нереальная игрушка! Нейроактивная симуляция, воссоздающая жизнь на огромном тропическом острове, полное погружение в виртуальную реальность. Мне до сих пор иногда снится, что я играю. И это прекрасные сны! Кстати, ник моего персонажа на «Острове» был «Королева Незабудка». Звучит глупо, но всяко лучше, чем «Принцесса-плохоешка». А какой ник был у твоего персонажа на «Острове»?

– Никакой. Я же ясно тебе сказал, что не играл в эту игрушку.

– А, точно! Совсем из головы вылетело.

– В нашей пердяевке отродясь таких игр не водилось, – пояснил я, – а первый компьютер, подключенный к Энергонету, я увидел только в старших классах. Он был такой старый, что, глядя на него, наворачивались слезы.

– А как ты развлекался в детстве?

– Просто пытался выжить.

– А у меня было счастливое детство, приятно вспомнить.

– Поздравляю.

– Охотно бы вернулась в ту пору. Отъелась бы вволю. Была Принцесса-плохоешка, а стала Принцесса-обжорка! Вот бы мама обрадовалась таким переменам! На завтрак она часто варила мне овсяную кашу. Вот бы мне сейчас эту кашу! Но тогда я ее терпеть не могла. Чего только не придумывала, чтобы ее не есть. Говорила, что от нее у меня живот болит, что тошнит. А еще я не любила тертую морковь… Маме я врала, что от морковки у меня все чешется… – сказав это, Ксюха впилась в меня вопросительным взглядом. – Кстати, а тебя почесуха не беспокоит?

Я насторожился:

– Вроде нет.

– А у меня в последнее время все тело чешется. Просто жесть какая-то. Целый день чешу, чешу, и нет этому ни конца ни края. Вот, посмотри.

Она показала мне свои руки, сплошь покрытые красными язвочками и царапинами.

– Ты бы в лазарет, что ли, сходила, – поморщился я.

– Да ходила я к этой… вашей медичке, – последнее слово было сказано с нескрываемым презрением. – Она сказала, что это у меня на нервной почве, посоветовала поменьше волноваться и воздержаться от чесания. Говорит, «заразу можешь занести». Прописала оксолиновую мазь и успокоительные капли. Мне от этого ее лечения только хуже стало – зуд усилился и жжение появилось. Тоже мне медик. И откуда их таких берут? Из ветеринарной академии, наверное. У нее ж на лбу написано – «коновалша».

– Да брось ты, Мира отличный фельдшер.

– Будь моя воля, я бы не доверила этому так называемому фельдшеру и кукол лечить! – выпалила Ксюха и тихо выругалась. – Мелкая prostitutino[1 - потаскуха (рато.)]!

Несмотря на давность отсидки, в разговоре у Ксюхи нет-нет да проскальзывала тюремная брань, по-другому называемая ратолингвой, которая почти полностью базировалась на языке эсперанто – дальнем родственнике космолингвы. Она появилась, когда в казематах Системы был введен запрет на сквернословие. Арестантов строго карали даже за безобидные ругательства, не говоря уже о матерках. Нарушителей сажали в карцер, а самым ярым матерщинникам увеличивали сроки. Замечу, кстати, что многие из этих ругательств в переводе на космолингву были довольно-таки безобидными, но время добавило им крепости и остроты. Вне тюремных стен ратолингву можно было услышать разве что от бывших сидельцев и разного рода люмпенов. Но я знавал и вполне приличных людей, которые не брезговали столь грязными словечками.

Я сказал Ксюхе, что от зуда еще хорошо помогает солидол, но она только отмахнулась:

– Мазала и солидолом. Не помогло.

Она вдруг задумалась и замолчала. Но ненадолго.

– Я вот думаю, что чужаки специально занесли мне эту инфекцию во время опытов… – тихо сказала она.

– Кто? Повтори, я не расслышал.

– Чужаки. Я часто их вижу. Они словно ожившие тени – такие же темные и безликие.

«Та-ак, началось, – подумал я. – Наверное, зря я с ней заговорил. Надо было сидеть и помалкивать в тряпочку, а теперь не отвяжешься».

– Чужаки приходят по ночам, – с умным видом пояснила Ксюха.

И тут, наверное, сам черт дернул меня за язык:

– А как эти чужаки выглядят?

Ксюха посмотрел на меня осуждающе:

– Какой же ты невнимательный, Проныра. Я ж сказала, что они похожи на тени. Ты что, не в курсе, на что похожа тень?

– В курсе.

– Я, знаю, о чем ты сейчас думаешь: «Совсем Ксюша умом тронулась, вот и мерещится ей всякая чертовщина».

«Вот именно!» – мысленно согласился я с такой интерпретацией.

– А я не тронулась. Я их по-настоящему видела, вот так, как тебя сейчас.

Я молчал, ожидая пояснений.

– Чужаки приходят по ночам, – повторила она. – Дверь у меня закрыта, но они все равно как-то просачиваются. Потом обездвиживают меня уколом и ставят надо мной свои жуткие опыты.

– Какие еще опыты? – вырвалось у меня.

– Жуткие и очень болезненные, – туманно ответила Ксюха. – В такие моменты мне хочется кричать от боли, но я не могу издать и звука. Иногда я даже теряю сознание от этих пыток. А утром просыпаюсь как ни в чем не бывало.

«Вот это жесть!» – вздрогнув, подумал я.

Когда я лежал в психушке, повидал сумасшедших всех мастей. Кто-то из них получал сигналы из космоса; кто-то до смерти боялся микробов и скоблил себя мочалкой, пока не сойдет кожа; другие могли днями напролет неподвижно сидеть, уставившись в стену. А были и те, которые наотрез отказывались посещать туалет, так как все толчки, по их словам, заминированы террористами. Несмотря на все чудачества, большинство этих ребят были вполне себе безобидными, но им требовалось должное лечение. А наша Ксюха наотрез отказывалась пить таблетки, прописанные Мирой, или побеседовать с капелланом, который выполнял еще и функции психолога. И не было на нее никакой управы. И уволить ее не могли из-за невозможности заменить столь ценного сотрудника.

А ведь с такими вещами не шутят! Ведь то, что я сегодня услышал, – это уже не звоночек, это натурально колокольный звон. Сегодня к ней чужаки в гости шастают, а дальше что? Какой-нибудь гребаный йети, контролируемый клоунами-убийцами из ада, отдаст ей приказ порешить всех нас к чертовой бабушке? А на двери оружейки такой замок, что ногтем открыть можно! Заходи, бери что хочешь!