Зачерпну я ладонью туманы

В небе серый цвет – вместо синевы.
Под стрехой котел – полный натекло…
Трудно позабыть, всем чертям назло.

Лето серое и дождливое,
Беспросветное, торопливое.
Солнца желтый круг – редко, на чуть-чуть…
Стылая любовь не согреет грудь.

«На кончике зеленого листа…»

На кончике зеленого листа
Искрилась робко капелька росы;
На тонких ветках чахлого куста,
У края спящей лесополосы.
Вставало солнце. Его тусклый свет
Еще не грел, касаясь как слепой,
А может как пресыщенный эстет,
Что брезгует обычною едой,
Чуть пробуя шершавые стволы,
Ночную загоняя тень,
На туго заплетенные в узлы суки берез.
И начинался день…
Еще один в ряду таких же дней.
Пустых, как прошлогоднее яйцо
В весенней кладке диких сизарей…
Я вспоминал забытое лицо.

«В водовороте кружат хоровод…»

В водовороте кружат хоровод
Упавшие на воду мотыльки.
И каждый год малиновка поет
У заводи извилистой реки.

На поле наступает не спеша,
Темнеющий на взгорке хвойный лес —
Колючая еловая душа.
Лес ведь с душой, лишь кажется что – без.

Смолой затянет след от топора,
Там где коры коснулась грубо сталь.
Не жалко промелькнувших снов с утра,
Да и вообще, прошедшего не жаль.

Малиновка опять в кустах поет.
Лежит туман, а кажется, что снег.
А на дворе четырнадцатый год.
А кажется – четырнадцатый век.

Укрыта заводь медленной реки
Туманным чуть изношенным сукном.
Плывущие куда-то мотыльки —
Едва заметным на воде пятном.

«Кто придумал синий василек?..»

Кто придумал синий василек?
Кто сумел мои мечты предвидеть?
Кто изобразить так точно смог,
То, что я всегда хотел увидеть?

Кто придумал песни соловьям?
Облака на днище синей чашки?
Кто влюбляться дал возможность нам,