Неизвестный Кожедуб. Служу Родине!

С трудом открываю глаза. Вижу – рядом парусник и кто-то с него протягивает мне руки. Я подаю руку… и больше ничего не помню.

Очнулся я на печке. Полумрак. Лампочка завешена чем-то плотным. Верно, уже поздняя ночь. Все спят, а рядом со мной сидит мама и гладит меня по голове.

– Боюсь, не занедужив бы ты, Ивась, – говорит она и, помолчав, добавляет дрожащим голосом: – Трое втопилися.

В ту ночь я долго не мог уснуть, плакал. Все мне мерещилось, как тонут ребята, как бушует вода и ломаются ветки на кусте под нами.

Больше всего мне было жаль Андрейку: это он упал с куста и утонул.

Мать не отходила от меня…

Теперь, много лет спустя, мне кажется, что тогда, на разлившейся Десне, мне впервые довелось испытать силу и выносливость.

12. Игры

С малых лет мы увлекались незамысловатыми деревенскими играми. Сколько их было у нас!

Зима. Озера затянулись льдом. С нетерпением ждешь, когда он окрепнет. И наконец слышишь, кто-то из приятелей кричит:

– Айда, ребята, карусель строить!

Гурьбой бежим к озеру.

Забиваем посреди льда кол, на него насаживаем колесо от телеги, а к колесу прикрепляем длинную жердь. К концу жерди привязываем санки. Ляжешь на них плашмя, а ребята крутят колесо. И вот несешься по кругу, только в ушах свистит. Не удержишься – катишься кубарем. А если салазки сорвутся, то выбросит на самый берег. Часто и взрослые собирались посмотреть на нашу карусель.

Или вырубишь четырехугольную льдину-кригу, оттолкнешь, бросишься на нее с разбегу и мчишься по льду, пока не налетишь на берег.

Многие ребята катались на коньках. Мне отец коньков не покупал. Я с завистью глядел, как ловко и быстро ребята режут лед коньками, и чуть не плакал с досады.

Решил смастерить коньки. Сделал деревянную колодку, подковал ее проволокой и привязал к ноге.

Правда, на этих проволочных – «дротяных», как мы их называли – колодках можно было кататься лишь на одной ноге, но это меня мало смущало.

Летишь лихо. Одной ногой скользишь, а другой отталкиваешься. Быстроту такую развивал, что дух захватывало. Я так наловчился мастерить эти дротяные колодки, что даже другим ребятам делал, выменивая их на карандаши, тетрадки, фантики от конфет.

Дома мне за коньки доставалось: обувка на одной ноге изнашивалась скорее. И отец запретил мне кататься. Только через несколько лет я сам заработал себе на коньки и часто вспоминал лихое катанье на колодке.

Лыжи мы делали сами. Разберем старую бочку и из доски мастерим лыжину. Ребята устраивали большие снежные горы – трамплины – и с них прыгали. Бывало так врежешься в сугроб, что еле выберешься.

«Сонце повертае на лито, зима на морозы». Подходит коляда, а за ней Новый год. Январь – «сичень»: «сиче зиму пополам».

В хате вкусно пахнет взваром и медом: мама готовит кутью. Но хочется на улицу: все дела сделаны, уроки приготовлены. Заходит ватага мальчишек:

– Лобан, идем колядовать до вечери!

Колядки, этот пережиток глубокой старины, для нас, ребят, были игрой. В мешок насыпали просо, ячмень, горох – это у нас называлось пашней. Мы ходили по домам и постукивали пашней по окнам.

Кто-нибудь запевал на высокой ноте шуточную:

А в пана, пана
Собака пьяна.

Все подхватывали, растягивая слова:

Добрий вечир!
Лежить в санях
У сыних штанях.
Добрий вечир!

Хозяйки давали нам сластей, блинов. С пеньем, плясками, смехом обходили село.

Весной на переменах было шумно и весело. Мы высыпали во двор и начинали азартную игру, развивавшую меткость удара: она называлась у нас «жог». На одной стороне длинного прямоугольного бруска чернилами было выведено «жог».

Собираемся человек по десять; у всех карманы набиты пуговицами. Расставляем их ребрами на земле. Бросаем по очереди брусок: кому выпадает слово «жог», тот начинает игру.

Отходишь на несколько шагов, прицеливаешься и бросаешь брусок по ряду пуговиц. Ловкий удар – и они валятся. Забавно вспомнить, в какой мы приходили азарт и какой интересной казалась нам эта незатейливая игра.

Не меньше, чем волейбол, я любил старинную деревенскую игру «свинопас». В нее, вероятно, играли еще наши предки. Она вырабатывает ловкость, сообразительность.

По кругу на лужайке вырывали ямки-ярочки, а в середине ярочку побольше – «масло». Каждый охранял свою ярочку. «Свинопас» целился деревянным самодельным шаром в «масло». Надо было отбить шар палкой подальше от круга. Начиналась суматоха: и шар надо отбить, и ярочку уберечь. Чуть отбежишь – ее займет «свинопас». Тогда сам становишься «свинопасом».

Не зеваю. Наношу удар по шару, слежу за движениями «свинопаса», но, случается, увлечешься, не рассчитаешь – и «свинопас» захватит твое место.

Поодаль от деревни, за холмами, – излюбленное место ребят: озеро Вспольное.

Летом оно зарастало очеретом и сытником. Мы были большие охотники до сладковатых побегов сытника. Пастух пригонял сюда скотину на водопой. На песчаных отмелях хорошо было загорать.

Была у нас и такая игра – кто дольше продержится под водой. Сидишь на дне, а ребята на берегу ведут счет. Зубы стиснешь, зажмуришься, в землю вцепишься, пока в висках не застучит. Только когда совсем невмоготу станет – вылезаешь.

Мы любили устраивать соревнования в заплыве: кто скорее переплывет озеро в оба конца. Со дна били холодные ключи. Плывешь, а тебя обжигают ледяные струи, сводит руки. Пробуешь ногой дно; кажется, что никогда не доберешься до берега, задохнешься. Подплываешь, путаешься в стеблях кувшинок, цепляешься за них – ну, спасся! Чуть передохнешь – и обратно. Только оглядываешься – не перегоняет ли кто?

Весной деревенские озера выходили из берегов. Мостки, перекинутые через ручьи, заливало. Трудно было добраться до школы. Я был невелик ростом, и мне особенно доставалось от вешней воды. Местами приходилось идти вброд.

Я раздобыл жерди, гвоздей и смастерил себе высоченные ходули. Чтобы не поскользнуться на льду, который кое-где лежал под водой, набил гвоздей в нижние концы ходуль.

Долго я тренировался во дворе, прежде чем пуститься в дальний путь. Сначала терял равновесие и летел на землю, но постепенно привык и уже ступал уверенно. Надо мной посмеивались, но когда я прошел через улицу, не замочив ног, отец позволил мне идти в школу на ходулях.

На следующее же утро я взял ходули и пошел. Переходил на них через глубокие места, резал ходулями воду. Сначала меня не узнавали даже знакомые дворовые псы – они с лаем бросались к моим длинным деревянным ногам. Я очень был доволен своим изобретением.

Вошел в школьный двор. Меня обступили ребята. Нина Васильевна очень смеялась, увидев меня на высоченных неуклюжих ходулях, и похвалила мою затею.

Когда подсохло, я соорудил на улице перед хатой турник. Достал ржавую трубу и укрепил ее между забором и врытым в землю столбом. Но турник у меня вышел непрочный. Когда я упражнялся, ребята держали его, чтобы я не слетел. Прохожие останавливались, заглядываясь на мой «цирк».

Скоро в деревню приехал настоящий циркач. Он выступал на клубной сцене: выжимал руками штангу, поднимал зубами гирю и был удивительно силен. Он стоял, широко расставив ноги, и его не могли сдвинуть десять человек. Все только ахали.

Силач уехал, а мы, ребята, все о нем вспоминали. И запала мне в голову мысль сделаться силачом. По вечерам на улице, возле клуба, собирались взрослые парни и соревновались в силе. Кто-то притащил туда двухпудовую гирю. Но никому, кроме одного здорового, сильного парубка, не удавалось выжать ее одной рукой. Я все наблюдал за ним, за его движениями.

Как-то, когда у клуба никого не было, я решился попробовать поднять гирю – поднял.