– Угу.
– Садись вот, заполни формуляр на сироток.
– Угу.
– Да не угукай, филин! И без тебя знаю, что это интендантские писарчуки делать должны. А морозы грянут – чувством собственной правоты греться будешь?
– Угу, – снова гукнул Белкин, сел за конторку и с презрением уставился на перо.
– В общем, вот список того, что в наличии, вот – что должно быть по штату. Разницу сосчитай и впиши сюда. Вернусь – отнесу всю эту макулатуру к каптенармусу. Усек?
– Угу. А это на весь день, или потом еще приказания будут?
Это он с насмешкой или всерьез спрашивает?
– Ты, главное, успей до темноты. А там видно будет.
– Угу.
Как дал бы! Но нет, он на меня уже не смотрит, взял в руки перо и внимательно изучает списки. Гляди-ка, и правда грамотный!
Ну вот и славно. Давай, брутальный мачо с прокушенной щекой, принеси немножко пользы капральству. А я пойду, разомну косточки в сторону Довмонтова города, где в Приказных палатах расположилось правление нашего батальона и всех его четырех рот.
Перед выходом крикнул в сторону лежащего на деревянных нарах старого солдата:
– Семен Петрович! Я к ротному. Побудь снова мелд-ефрейтором, ладно? Как ребята отобедают – Степана поставь над ними экзерцмейстером. Нечего попусту время терять.
* * *
Снег хрустел под ногами. Я шел широким, размашистым шагом по протоптанной в снегу тропинке, рядом семенил Федька, все время пытался поравняться со мной, но постоянно сбивался с ноги. Тропинка узкая, по натоптанному рядом со мной не уместиться, он то и дело проваливается в сугробы или спотыкается об укрытые снегом кочки. Но Федька готов пойти на такие муки ради еще одной порции полковых сплетен.
– Там вчера вечером к господину полковнику княжич из Новгорода приезжали. Сын губернатора Черкасского. О чем-то они там поговорили, и полковник прямо-таки в бешенство пришел, представляешь! Ругался на чем свет стоит!
– Сам слышал, что ли?
– Ну сам не сам, ребята сказывали, что в полковом учреждении в карауле стояли. Опять же, как княжич уехал, так господин полковник собрал господ майоров и ротных командиров. И уже на них ругался. Да так яростно, будто зверь дикий, веришь ли?
Пожимаю плечами.
– Ну. А мне что с того? Где господин полковник – и где я!
– Так я ж объясняю! Когда господин капитан Нелидов оттуда, от господина полковника пришел – злой был очень. И нашему Мартину Карловичу, значит, взялся высказывать. Вот, мол, разболтались мы тут совсем. Надо, мол, порядок навести.
– Ну так навел бы. Что, руки отсохли? Забыл, с какой стороны за метлу браться?
– Да не, я ж не в том смысле! В этом-то у меня все нормально, ты же знаешь. Все чистенько, прибрано, сверкает! Я о другом! Ну это…
Федька споткнулся в очередном сугробчике и приотстал. Вот и славно. А то ж он сейчас за эту порцию сплетен потребует ответную. Ему ж, блин, все интересно!
– Жора! Господин капрал! – запыхавшимся голосом кричит он мне вслед. – А что с Сашкой случилось? Говорят, побили его!
Поздно, любезный. Я уже дошел.
У белого каменного двухэтажного дома, что стоял у самой крепостной стены, было многолюдно. В дальнем флигельке обитали каптенармусы, у Смердьей башни, которая была совсем рядом с Приказными палатами, был оборудован склад, там же неподалеку разместились полковые мастерские. С парадного входа в доме есть широкая лестница на второй этаж, там обитает командир батальона майор Небогатов и его ротные. У входа зябко переминаются с ноги на ногу двое солдат. Капральства всех рот раскиданы по разным домам по всему Крому и Довмонтову городу, потому от каждого из них сейчас присутствует по одному солдату в качестве вестовых – для связи, и одна целая дюжина для несения караульной службы.
Те солдаты, что не заняты работами на складе или в мастерских, отдыхают в доме, в крыле для прислуги. Греются. Некоторые сидят в комнате истопника, курят трубки и дуются в карты.
Квартира Мартина Карловича находится там же, с задней стороны дома. Он не гордый, его не особо коробит, что в его квартиру с черного входа попадать надо. Зато сейчас там теплее, чем в барских помещениях. Да так и к хозяйству поближе.
Во дворе ротные возницы и денщики ковыряются с телегами, готовят их к сезону. По зимнему времени сани – это, конечно, хорошо. Но зима скоро кончится, и телеги должны быть готовы к многомесячному ралли по грязевым дорогам. Не знаю, что они там делают, но явно что-то нужное и трудоемкое. Вон, все взопревшие, по земле разбросана свежая стружка, сильно пахнет дегтем.
Деготь – это такая местная смазка. Сначала я думал, что это просто сажа от березовых дров. Как бы логично предположить, что если деготь добывают углежоги, значит, это сажа, да? Оказалось, что не все так просто. Местные – ребята домовитые и экономные, тупо сжигать ресурс – не в их правилах. Да и профессия углежог – это не то же самое, что истопник. Углежоги здесь выполняют роль химкомбинатов из моего времени. В районе Пскова углежоги из березы добывают березовый деготь, древесный уголь, канифоль, поташ, скипидар… Еще углежоги поставляют бочками сосновую смолу и сосновый деготь, похуже сортом. Деготь используется как смазка, пропитка для деревянного бруса, клей и много чего еще. Из дегтя местные умельцы даже мыло делают. Универсальное сырье, в общем. По значимости – примерно как нефть в мое время. Основа основ, база местной экономики.
А я сначала думал, что это просто местные коптильни для рыбы так странно оборудуют. Еще обратил внимание – что-то уж очень большие коптильни делают. А оказалось, что это не коптильня, а яма углежога. И пахнет она одновременно и как железнодорожная станция, и как химкомбинат.
В общем, во дворе кипела работа. Обоз у нас большой, одних только ротных повозок почти два десятка, не считая офицерских. А со всех рот да плюс батальонные – уже серьезно так за сотню телег будет. В общем, возницам и мастеровым до весны времени впритык.
Обошел работающих сторонкой, вдоль стены дома, чтобы не мешать. Добрался до черного входа. Спросил стоящего в карауле солдата, указывая на дверь:
– У себя?
Тот кивнул:
– Мартин Карлович у себя. А этот, – неопределенный кивок вверх, – недавно отбыл куда-то. Наверное, теперь до утра не появится.
Этот. Ну да, «этот». Рота пока еще не решила, как относиться к назначенному командиру. Потому между собой мы его даже по имени стараемся не называть. Нет какого-то понимания, кто он: капитан, господин Нелидов, Алексей Андреевич, Алешка, Андреич или еще как. Так что пока он у нас – «этот».
Потянул на себя дверь, вошел в тесные сени. Пару раз шумно топнул, отряхнул от снега башмаки и штиблеты. Открыл следующую дверь. Приветственно махнул рукой солдатам, что сидели за столами в просторном зале, и пошел прямо, к комнате Нироннена.
Двери у комнатки нет. Это как бы приемная. Есть большой стол, деревянное кресло для господина поручика, колченогий табурет и несколько длинных скамей вдоль стен для всех остальных.
Постучал согнутым пальцем по дверному косяку. – Разрешите?
Поручик Нироннен и его неизменный спутник ундер-офицер Фомин занимались своим любимым делом – пили чай. Все никак не привыкну, что чай здесь не рассыпчатый листовой, к которому я привык дома, а плиточный. Спрессованные плитки чая привозят не морем из Англии, а прямиком с китайских ярмарок через всю Сибирь. И фунт чая здесь не объемистый пакет байхового листового, а лишь несколько пачек плотно спрессованных плиток. А еще так очень удобно рассчитывать порцию. Делов-то – одна плитка на заварочный чайник.
Фомин заметил, как я пялюсь на чайник, налил в пиалу – настоящую фарфоровую, а не глиняные кружки, какие в ходу в здешних кухмистерских, – бросил вопросительный взгляд на Нироннена, дождался его одобрительного кивка и сказал:
– Проходи, садись. На вот, согрейся.
А я и правда замерз, надо же. Хотя на улице был всего ничего. Сколечко тут идти-то от моего дома до ротной управы! Да уж, поскорей бы пошили форменные кафтаны моим. А то околеют в драных армячках-то! Мне простудные заболевания в капральстве не нужны. Грипп и ангина здесь – серьезные болезни. Не говоря уж о смертельно опасном воспалении легких.
Стянул с рук перчатки, сел. Пиала приятно согрела руки.
Любят они с Фоминым вот так вот. Вызвать и молчать некоторое время. То ли для солидности, то ли у них мысли медленно прогружаются. По доброй традиции перед тем, как дать мне задание, ради которого они меня и вызвали, сначала за что-нибудь сделают нагоняй, к гадалке не ходи.
И точно. Нироннен кивнул Фомину, и тот начал:
– А скажи-ка нам, капрал Серов! Что у тебя там с солдатом случилось, что он в лазарет попал?