О маленькой птице размерами с остров

– Профессор Лэйард… вернее доктор Лэйард участвовал в исследовании молодого человека. Хотя это я так к слову.

– Начинайте же, начинайте, – подначивал Рич.

– Начну с простого, хотя это вряд ли получится. Он успешно прошел тест IQ. Для верности я попросил его пройти несколько раз, и результаты были на удивление разными, но впрочем, не настолько, чтобы это пугало и наводило на выводы. Результаты находились на гранях слабоумия и гениальности, но черту эту так и не перешли, он объяснил это тем, что хотел пройти тесты по-разному. И ему это удалось. Но все же я ожидал куда большего, – Аескул почесал в затылке, подумал, и в какой-то момент показалось, что рассердился, но перед тем как сказать дальше, на лицо наплыла та самая меланхолия, какая бывает у него обыкновенно, – самое интересное впереди. Уже после теста, я задал ему вопрос – как он отвечал на задачи. Я имел в виду тогда логику, хотел проследить ход его мыслей. Однако, он стал называть условия, из каждой задачи начиная с первой и свои ответы. Вы ведь помните что вопросов в этом тесте не мало, а он поочередно назвал их все.

– Это действительно интересно, но пока я не могу понять, о чем это говорит, – по лицу профессора вряд ли можно было подумать что он пытался, хотя в его случае все возможно. Рич часто показывал напускную глупость, при этом прекрасно зная, о чем идет речь.

–В первую очередь это может подтвердить амнезию. Забыть он просто не мог. Либо его память стерта, либо он сам не хочет говорить. Хотя второе маловероятно, в ходе тестов он ни разу не проболтался, ни о чем существенном. Я так понимаю это и была цель эксперимента, – Аескул взглянул на профессора и тот медленно кивнул, – тест Роршаха был для меня менее интересен, по правде говоря я считаю его достаточно субъективным. И наш парень доказал мне это очень наглядно. В одной картинке он видел сразу несколько ассоциаций, по большей части это были мифические существа – гаргульи, химеры, грифоны. В целом это конечно дает удручающую картину и приводит к определенному диагнозу – его психическое состояние легко можно назвать шизофренией, так как ответы он получал словно вопреки своему рассудку, он называл вполне адекватные версии неправильными и отвечал, так как казалось, ему подсказывали. Думаю, не стоит заострять на этом внимание, так как я уже сказал, этот тест действительно субъективен.

– Да, но откуда он взял всех этих существ, если он понятия не имеет что находиться за стеной, в общем понимании фразы. Он не знает каков мир, – возразил Рич.

– Так уж не знает? – ехидно парировал Аескул. – возможно у него есть сомнения, но мне кажется, что он знает это наверняка.

– Третий тест? – перебил доктора Рич, так словно торопился куда-то.

– Да и наконец, третий тест, тест Люшера. Он не смог его пройти и на то высказал свои причины.

– Что значит не смог пройти? Он что дальтоник?

– Нет, дело не в этом, он не дальтоник, он прекрасно различал цвета и оттенки, но каждый раз противоречил себе, выбирая тот цвет, который не выбрал в прошлый раз. Леонард пояснил с чем он это связывает – он сказал « невозможно всегда выбирать одно и то же, я бы мог это сделать, если бы картинка была одна и та же, но они меняются – после одного сочетания я вижу другое и меняю свои предпочтения, так как меняюсь сам. Это доказательство совершенства мира, он всегда другой и на него нельзя ответить прямо без колебаний и сомнений, каждый раз задумываешься, где ты был не прав. Если бы ты был прав в каждый момент времени все бы закончилось.» я процитировал. – ответил Аескул.

Под крышей ангара появился Лэйард, он так же как минутами ранее вышел из комнаты Леонарда. Его выражение лица копировало недоуменно-мечтательный образ медика и появись в комнате четвертый человек, едва ли он угадал бы, кто сейчас это все рассказал. Профессор был озабочен не меньше, но теперь он уже проводил вычисления в голове, его мысль пошла дальше и не остановилась на созерцании отчета.

–Пока у вас был диалог здесь, я решил немого отвлечь Леонарда, чтобы он не подслушал, – прервал паузу Лэйард тихим и спокойным голосом, – я рассказал ему одну историю, она случилась, когда я был совсем маленьким. Мне было, наверное, лет пять и это последние воспоминания, которые я помню так рано. Уж извините за парадокс. В общем, вы поняли, о чем я, – оба кивнули немного нервно, – так вот, мы были маленькими – я и моя сестра, хотя она и немного постарше. В соседних деревнях жили мои бабушки, и мы гостили у них летом. Деревни были по соседству, но все же не так близко, чтобы добраться от одной до другой, нужно было пройти несколько километров по лугу, а после еще переправиться по реке. Обычно нас довозили родители, но в этот раз мы решили идти сами. Стояла жара которую неделю, луг был скошен и трава пожелтела. Сплошь выжженное солнцем поле, вдалеке деревья, а кругом только желтый цвет и голубое небо наверху. Мы прошли до середины, наверное, и тут услышали голоса. Голоса были человеческими, но разобрать совершенно было нельзя. Рядом за километры не было никого, но голоса точно были человеческими, потом они прекратились и посреди луга мы увидели птицу. Это была очень красивая птица, большая синяя, такая синяя, что аж бирюзовая. Представьте себе на огромном выжженном лугу такую красоту. Мы встали и смотрели на нее долго, хотя возможно не больше минуты и она улетела. Нам обоим показалось это чудом. Да у меня мог случиться удар, и тем бы все объяснилось, но моя сестра видела эту же птицу и до сих пор согласна со мной.

– Что вы этим хотели сказать? – поинтересовался профессор, будто только вышел из транса.

– Это чудо. Да я долго об этом думал. Уже довольно зрелым человеком я повстречал орнитолога. Да это было в нашем институте. Он рассказал мне, что видел я тогда зимородка, действительно очень красивую птицу, хотя и совсем не чудесного происхождения.

– Теперь я и вовсе запутался, – вклинился Аескул.

–Это как религия наверно. Ты веришь во все, что не можешь понять как в чудо, но у меня забрали его, и кто в этом виноват?

– Все эти чертовы птички, – протянул Аескул.

– Нет, чертовы орнитологи, – буркнул Лэйард с досадой. Он вышел из ангара. Как же давно он не видел естественного света.

Сколько я здесь нахожусь, неделю, месяц может и больше. Я по-прежнему ничего не помню, ужасно мало знаю. В одном я почти уверен, они обманывают меня, не знаю зачем. За этими стенами есть мир и я его почти вижу, а они все держат меня. Словно птица в клетке, метафоры вспоминаются, ну и черт с ними, неважно. Неужели и их волю что-то гнетет или кто-то, не уж то нам всем поставили такие стены? Ох, едва ли. Есть ведь законы, придуманные не человеком, хотя человек наверняка так и не считает, но законы для него эти вынужденные, так как они против природы. Они ведь уходят. Почему мне нельзя? Возможно, их заботит вопрос, куда я пойду, но суть не в этом, а может… если они бы знали что так или иначе я вернусь, не стали бы держать, стало быть, удерживать есть от чего. Птица без крыльев, какая она? А ведь такая, наверное, есть, что она чувствует? Чего ей не хватает? Кто знает все, тот может все. Только бы узнать и крылья будут.

В ангаре на минуту сошлись двое лаборантов, после того как профессор, вместе с медиком, вошли в лабораторию. Исаак не ждал увидеть коллегу, их дежурства менялись одно за другим и встречи их были лишь при смене, но на сей раз Лев задержался. Они оба находились довольно долго в каком-то беспомощном восторге, с того момента как их пригласили участвовать в исследовании. Только теперь, Лев опережая своего собрата по науке, впервые выразил свои умозаключения, отринув эмоции.

– К чему это все? Надолго ли? У тебя много вопросов? У меня они есть, – с порога начал Лев.

– Сам по себе эксперимент интересен и мне тоже хотелось бы довести его до конца, – с некоей неопределенностью стал отвечать Исаак. Ответив, он даже не присел, надеясь, что разговор будет коротким.

– Будет ли конец? Мне на ум приходит одно объяснение, – Лев выждал короткую паузу, вроде как формулируя мысль, – с нами кто-то сыграл в лотерею. Безобидную. Правда в ней мы не выиграли, но ведь могли бы и проиграть. На нас бросили шар с человеком и делайте с ним что хотите, а зачем он нам так ни кто и не сказал, но ведь не сам же он залез в него. Как ты думаешь?

– Скажешь случайность?

– Может и так. Может, сотни таких планет получили по шару, и кому-то достался особенный, а мы с тобой сыграли в большую Вавилонскую лотерею, сами того не зная. Сейчас одна компания сидит где-то и смеется над нами, как над мартышкой с подшипником. Как ты думаешь, она не съест его? – с вызовом произнес Лев. Исаак же смотрел на него теперь как на сумасшедшего, хотя и всегда относился к нему с осторожностью из-за бурного течения его мыслей, казалось не всегда осознанных.

– Мы тем и занимаемся, чтобы узнать, откуда все это взялось, разве не так, мы проводим научное исследование.

– У меня все больше складывается впечатление, что исследуют нас, – Лев, продолжал сидеть неподвижно, хотя поза его предполагала максимальную расслабленность.

– Ну тебя к черту. Предложишь что-то умней? – Исааку вдруг стало не ловко стоять перед сидевшим, словно его вызвали на ковер и он заметался в поиске места.

– Отправить его туда откуда взялся. Хуже не будет, будет так же, как было, но и на том спасибо.

– Представь себя на его месте, ему явно должно быть страшней, чем тебе. Мы больше о нем знаем, чем он сам. Мы должны помочь ему и тогда он поможет нам, не зря ведь мы сидели над ним.

– Я не боюсь за себя, но и его мне не жалко, я не знаю кто он, стало быть, чувствам этим неоткуда взяться.

– Думаю, есть те, кто умнее нас и я не о Вавилонской лотерее. В какой-то миг все решиться, главное действовать, медленно, но делать хоть что-то.

Тем временем в другой комнате шел разговор о том же Леонарде, но уже с самим Леонардом. Рич и Аескул уселись напротив и долго всматривались в пациента, так словно смотрят какой-нибудь фильм. Леонарду ничего не оставалось, как заговорить первым.

– Сейчас день?

– Вам это должно быть известно, – словно отвязываясь от назойливых комментариев, ответил Аескул. Ему хотелось смотреть дальше.

– Чего вы на меня уставились? Хотите, чтобы я произнес умную речь?

– Это не обязательно, главное чтобы ты вспомнил хоть что-нибудь. Пойми нам это важно не меньше чем тебе, – ответил Рич в том же ключе что и коллега.

– Ждать придется долго. Я не могу ничего вспомнить, копошась в памяти, у меня ее не осталось. Я могу вспомнить, проведя ассоциативный ряд, увидев нечто похожее или хотя бы услышав. Здесь кругом одни стены, чего вы ждете?

– Может, ты знаешь, что делать? Это было бы кстати, – профессор начинал злиться, эксперимент пошел не по плану.

– Нет, не знаю. Но держать меня здесь не правильно, я думаю так, – ответа не последовало, и Леонард продолжил: – вы ведь уходите куда-то постоянно и мне не кажется, будто там еще одна такая же комната. Да я не такой кретин как вы обо мне подумали. Помните комнату Марии?

– Мы не совсем поняли о чем ты, – ответил за обоих Аескул.

– Вы прекрасно поняли и не прикидывайтесь. Вы и сами не знаете, чего ждете, по вам видно. Сидите как идиоты пялитесь в окошко и ждете когда вам помашут ручкой. Признайте это не разумно.

– Хорошо. Представим, что мы тебя выпустили. Куда ты пойдешь?– поинтересовался Рич.

– Возможно, когда я выйду, то буду знать, – с досадой ответил Леонард.

– Возможно, мы вернемся к этому позже, – с этими словами оба удалились из комнаты.

Без тигров и львов

Цирк без зубов

С разинутым ртом

Опустевшим котлом