Стрелок. Путь на Балканы

– Нет, мон шег, я, ггешным делом, недолюбливаю эту иггу. Есть только две вещи, достойные офицега: кагты и женщины! Женщин, как я уже упоминал, здесь нет, а в карты иггать тоже не с кем… может вольноперов позвать?

– Боюсь, я не могу одобрить подобного.

– Тогда, может быть, вы не станете возгажать, если я завтра навещу наших соседей? Мы гаспишем великолепную пульку!

– Извольте, – пожал плечами штабс-капитан и, накинув на плечи мундир, вышел в смежную комнату. Там, у жарко натопленной печи отогревались только что сменившиеся караульные. Увидев офицера, они вскочили, но Гаупт только помахал рукой, сидите, мол.

– Это хорошо, что вы здесь, Штерн, – обратился он к вольноопределяющемуся, – подойдите, я хотел поговорить с вами.

– Слушаю вас, ваше благородие.

– Что вы можете сказать о Будищеве?

– О Будищеве? Ничего, а отчего вы спрашиваете?

– Так уж и ничего?

– Ну, солдат как солдат…

– Кинувшийся спасать деревенскую девчонку?

– Говоря по правде, господин штабс-капитан…

– Я же говорил вам, что вне строя вы может звать меня по-прежнему.

– …хорошо, Владимир Васильевич, дело в том, что меня это тоже удивило. Человек он не злой, но сентиментальным или добросердечным его назвать трудно. Тем не менее он отправился на ее поиски не задумываясь!

– А вы видели, как он занимается гимнастикой?

– Конечно, как и все. Поначалу его упражнения вызывали всеобщий интерес, но потом все привыкли. Но почему вас это заинтересовало?

– Да так просто. Кстати, знаете, как называется это упражнение, когда человек подтягивается на перекладине, а потом переворачивается через нее?

– Кажется, он называл это подъем-переворот.

– Вот-вот, и практикуют его в германской армии.

– Вы полагаете, он шпион?

– Нет, конечно. Какой военный секрет можно выведать, став солдатом нашего, богом спасаемого сто тридцать восьмого полка?

– Это точно, – улыбнулся Штерн.

– Скажите, а это правда, что он побочный сын Блудова?

– По крайней мере, деревенские, по словам дядюшки, были в этом уверены.

– Что же, это могло бы объяснить многие странности в его поведении. Не чувствуется в нем ни крестьянин, ни бывший дворовый.

– У вас какие-то виды на него?

– Думаю все же перевести его в писари. Терпеть прежнего больше нет никаких сил. Вы же с Лиховцевым от бумажной службы бежите как черт от ладана. Так что, полагаю, легче будет подтянуть правописание у Будищева, нежели добиться способности мыслить от Погорелова.

– Ну, за этим дело не станет.

– Вы, думаете?

– Некоторым образом – знаю! Дело в том, что Лиховцев каждый день занимается с ним и, по-моему, добился немалых успехов.

– А вот это – прекрасная новость! Если этот солдат научится грамотно писать, то лучшего и желать нельзя. Кстати, не пишут ли вам Батовские?

– Вы, вероятно, спрашиваете о Софи?

– И о ней тоже.

– Пишет, но нельзя сказать, чтобы слишком часто.

– А Лиховцеву?

– Еще реже.

– Понимаю, ну что же, будете писать в ответ, кланяйтесь от меня.

– Не премину.

В этот момент снаружи раздался шум, и в кордегардию ворвался ефрейтор Хитров. Вид у него был слегка ошалелый, но вместе с тем немного радостный.

– Так что, ваше благородие, – тяжело дыша, отрапортовал он, – происшествие у нас!

– Что случилось?

– Будищев Погорелова убил!

– Как убил?

– Не совсем убил, но собирался!

– Ничего не понимаю, ты говори толком…

– Докладываю, ваше благородие. Погорелов нынче ходил…

– Знаю, я сам его посылал.

– Так вот, а Будищев-то сразу исполнять не поторопился, а когда тот ему замечание сделал, так он драться кинулся. Насилу разняли!

– Так кто зачинщик?

– Будищев, конечно!