Придумавшие шахматы древние индийцы говорили, что эта игра помогает тренировать разум полководца. Что ж, посмотрим, какой игрок молодой и, по слухам, мечтающий о славе самого Сулеймана Великолепного султан Осман.
Много воды унесла Двина в воды студеного моря с той поры, как у Михайло-Архангельского монастыря впервые появились иноземные купцы. Сначала просто торговали с кораблей, затем им на смену пришли постоянные торговые фактории. Русские тоже не сидели сложа руки, и вокруг обители выросли стены острога, потом появился посад, а лет восемь назад поселение объявили городом, который так и нарекли – Архангельском.
Несмотря на то что земли на севере для хлебопашества нехороши, жили местные обыватели по большей части справно, можно даже сказать, зажиточно, ибо кормило их море. Хлебушка, конечно, волнами не выкинет, но вот рыбки всяко-разно вдоволь. Не голодали, одним словом.
Оно, конечно, зима в здешних краях долгая, а лето всего ничего, а все же в отличие от Балтики вокруг нет такого количества жадных соседей, так и норовящих перекрыть дорогу негоциантам. А потому торговля, а вместе с ней и сам город все ширились и ширились. Оттого и место здешнего воеводы считалось весьма хлебным.
Минувшим летом «на кормление» сюда был поставлен боярин Никита Вельяминов. Сказывали, прежде он был у государя в чести, а потом незнамо за что попал в опалу. Так это или нет, никто доподлинно не ведал, а спрашивать не решались, ибо характером воевода был крут. Впрочем, обиды от него никакой местному люду не было. Поминки по чину своему принимал, не без этого, однако же лишнего не требовал. Судил же, коли такая нужда случалась, по справедливости.
Вместе с новым воеводой приехала и его семья. Жена Марья урожденная Долгорукова, да сестра Алена – вдова князя Щербатова, погибшего от рук воровских казаков. Были и дети, у самого Никиты дочь – Настенька, да у Алены сынишка Иван, приходившийся боярину соответственно племянником.
Зима выдалась в тот год снежная да морозная, иной раз такая вьюга, что по неделе из дома носа не высунешь, а потом смотришь, и ветер стих, и солнышко пригрело, отчего на улице хорошо, да и на сердце благодать! Одно нехорошо, ночь рано наступает. Вроде и времени на иноземных часах, стоящих у воеводы в горнице, именуемой по-новомодному кабинетом, а за окном хоть глаз выколи!
– Все ли благополучно, братец? – встретила вернувшегося домой воеводу Алена.
– Слава богу, все благополучно, – весело отозвался тот, кидая на руки холопов заиндевевшую на морозе шубу.
– А что за шум был?
– Пустое, – отмахнулся боярин. – Голландские моряки с флейта «Святое пророчество» от безделья пошли в кабак и там упились до изумления, после чего стали местных задирать. Ну те им и дали…
– Смертоубийства хоть не было?
– Не, не попустил Господь. То есть не успели. Прибежали стрельцы да всыпали и тем и другим, после чего всех в острог и отправили.
– Шкипер их, поди, жаловаться приходил?
– Не без того, – усмехнулся Никита.
– А ты что же?
– Посулил, что в другой раз всех в железа закую, после чего велел отпустить, как проспятся.
– Вот и ладно, – кивнула Алена. – Тогда ступай к столу, я уж распорядилась, чтобы накрывали.
– А где Марья? – спохватился воевода, что не видно жены.
– Недужится ей немного.
– Что такое?!
– Сказывает, голова болит.
– Знахарку звали?
– Вот еще! Чтобы она Марьюшку на лед посадила? Благодарю покорно, братец.
– А немецкого доктора?
– Конечно, только он, видать, вместе с теми моряками гулял.
– Точно, – вспомнил воевода. – Был там иноземец в темном платье. Как пить дать, лекарь! Эх, беда, что же делать-то?
– Не тревожься раньше времени. Трудно Маше здесь. Зима лютая, лето короткое. Ты целыми днями на службе. Вот и тяжко ей на душе.
– А ты как же?
– Я целый день при деле. С Ванечкой вожусь, а когда он спит, книги читаю. Хозяйство опять же. Ты вот что, Никитушка. Пригласил бы гостей в дом. Только не на пир, а на прием. Пусть с женами придут. Пока вы будете умные разговоры вести, мы тоже пообщаемся. Глядишь, Машеньке и повеселее будет!
– Будь по-твоему, – кивнул воевода. – А теперь вели обед подавать, проголодался, сил нет!
Впрочем, поесть боярину спокойно не дали. Только он, выпив с устатку малую чару можжевеловой водки, закусил ее копченой рыбкой и взялся за ложку, чтобы похлебать горячего, как со двора послышался громкий требовательный стук.
– Кого там еще черт принес? – не удержался Никита, после чего немного виновато посмотрел на сестру.
– Сейчас узнаем, – ровно отозвалась Алена, не любившая ругани.
– Гонец из Москвы прискакал, господин воевода! – крикнул вбежавший в трапезную холоп. – Сказывает, указ царский привез!
– Ишь ты, – насторожился Вельяминов и обеспокоенно посмотрел на побледневшую сестру.
Через минуту слуги почти волоком подтащили к нему почти сплошь покрытого инеем человека.
– Смотри, как замерз! – покачал головой хозяин дома и, налив полную чару водки, протянул прибывшему. – На-ко вот, выпей!
– Храни тебя Бог, боярин, – поблагодарил гонец, когда к нему вернулась способность говорить.
– Не за что, – отозвался Никита. – Благополучно ли добрался?
– Слава богу. Даже тати лесные не нападали, а от волков мы отбились!
– И много ли серых?
– Немало. Грешным делом, думал уж пороху с пулями не хватит.
– Что за весть привез ты нам?
– Скорбную, боярин. Государыня Катерина Михайловна волей Божьей скончалась!
– Горе-то какое! – искренне огорчился воевода, после чего истово перекрестился.
– А вот что в указе, не ведаю. Велено лично в руки передать!
– Давай, раз велено, – отозвался Вельяминов, принимая сшитый из толстой кожи цилиндр с висящей печатью.
Решительно сломав печать, он вытащил свернутую в трубочку грамоту и погрузился в чтение. Закончив, некоторое время сидел в задумчивости, после чего вдруг спохватился и спросил у посланника:
– Что-то никак не признаю тебя, ты чьих будешь?