Актеон

– Я думал, что уж более не увижусь с вами.

– О нет, нет! вы не должны были уезжать, не простясь со мною… А вы скоро едете? – спросила она немного изменившимся голосом…

– Через два дня, – отвечал он.

– Через два дня! – повторила она, задумываясь. – Наконец ваше всегдашнее желанье исполняется…

– И странно! в эту минуту, – сказал он, – я счел бы величайшим счастием, если б мне навсегда можно было остаться здесь…

Несколько минут они молчали.

– Куда же вы едете? – спросила она.

– В Италию.

– Поезжайте, поезжайте! вам будет лучше там… Я рада за вас. – Она опять задумалась. – И я когда-то думала быть в Италии… только это очень давно.

Она улыбнулась.

– И я вижу вас в последний раз? – произнес он голосом, вырвавшимся из глубины болящей души.

– В последний!

На глазах ее показались слезы…

– Да… я теперь начинаю вспоминать… вы когда-то желали услышать от меня еще раз – Шуберта… Теперь я могу исполнить ваше желание. – Она села к роялю и с минуту как будто припоминала что-то… Легкий, едва заметный трепет пробежал по ее телу… руки прикоснулись к клавишам, и раздались печально-медленные аккорды «Странника».[3 - «Der Wanderer».]

Она пела:

…«Тихо и грустно странствую я по жизненному пути, и вздохи беспрестанно спрашивают: где же, где?»

«Здесь солнце светит на меня так холодно… цвет жизни моей вянет, речи их – для меня звуки пустые…»

«О, где же ты, где ты, моя возлюбленная страна, так мной любимая, предчувствуемая и никогда мной не знаемая? Страна, столь полная надежды, – страна, где цветут мои розы, где живут друзья мои, где восстают мои мертвые, – страна, где говорят моим языком, – о, где же ты, где ты?»

«Тихо и грустно странствую я по жизненному пути, и вздохи беспрестанно спрашивают – где она, где она?»

«Мне слышится, словно в дуновении ветра прозвучал таинственный голос: там, где нет тебя, – там твое счастие…»

Она смолкла, голова ее болезненно склонилась к груди… Это была ее лебединая песнь. Он смотрел на нее, и по бледному лицу его ручьями лились слезы….

Отдохнув, она долго еще разговаривала с ним о своей жизни в Москве, о чужих краях… Наконец он встал со стула и взялся за шляпу.

– Вы уж идете? – сказала она, сжимая его руку. – Прощайте; да благословит вас бог!.. Благодарю вас… за все… Вам я обязана лучшими минутами моей жизни… – Она едва могла договорить последнее слово; силы оставили ее, и голова ее упала к нему на грудь.

Минуты две она была в каком-то забытьи; вдруг приподняла голову, отвела от глаз свои волосы и смотрела на него долго и пристально, будто стараясь еще более напечатлеть в своей памяти черты его.

– Прощайте! – повторила она, – если когда-нибудь случится вам быть в этих местах, зайдите на мою могилу…

Она улыбнулась.

Он ничего не мог говорить: слезы задушали его, он только жадно прильнул к ее рукам в упоении отчаяния…

Она проводила его до другой комнаты… потому что силы не позволяли ей идти далее, и села у окна, которое выходило на улицу.

Он давно скрылся, но она все еще сидела у окна…

У Полицейского моста, часу в 3-м утра, офицер с серебряными эполетами и с черным султаном остановил офицера с золотыми эполетами и с белым султаном.

– Бон-жур, мон-шер, – кричал офицер с черным султаном, хватая почти насильно за руку офицера с белым султаном, – куда идешь? что ты сегодня делаешь? отчего так бледен? – Слышал новости, мон-шер?

– Какие?

– Сюда две француженки приехали, прехорошенькие, прямо из Парижа; я за одной из них волочусь… она подарила мне колечко с изумрудом… я тебе после покажу… Как она мило говорит: «Je vous adore!», ты не поверишь… А кстати, ты ведь знал Петра Александрыча Разнатовского?.. Пьер, такой славный малый? Я у него шафером на свадьбе был. Мы еще вместе с ним кутили… я у него сто тысяч выиграл последний раз, как ездил к себе в деревню, знаешь?

– Да как, братец, не знать?.. Ну, что же?

– И помнишь его жену, мон-шер? Она к Горбачевым ездила, шармант персонь была!.. Она всегда такие длинные черные локоны носила и славно вальсировала…

– Да, знаю, братец, что же дальше?

– Умерла с год назад тому… я только недавно узнал об этом, мон-шер.

– Так, по-твоему, это тоже новость?

– Еще бы! ведь ты не знал этого! А Петр Александрыч, говорят, недавно женился, и знаешь, на ком? – трудно поверить… На своей горничной Агашке… Мне пишут об этом из тех мест, мон-шер, где его деревня, – ей-богу!

– Неужели?..

– У него, говорят, всего осталось пятьдесят душ. Дмитрий Васильич Бобынин чудно обработал его! А мы сегодня, мон-шер, кутим напропалую с Костей и с Петрушей. У Дюме особый обед заказали по пятнадцать рублей с персоны, без вина… У него новый чудесный повар… О-плезир, мон-шер.

notes

Примечания

1

Leise flihen mene Lieder и пр.

2

См. повесть «Онагр»

3

«Der Wanderer».