Тайна Святой Эльжбеты

Настя облегченно заплакала, потом притянула его к себе и стала целовать. Галстук полетел на пол.

Как Тараканов ни спешил, а все-таки опоздал. Когда Осип Григорьевич появился на Гнездниковском, Кошко уже начал совещание. Начальник больше всего не любил опоздавших, поэтому Тараканов на совещание не пошел вовсе, понадеявшись, что Кошко про него не вспомнит. Но надежды не сбылись. Швабо, с которым они делили кабинет, сообщил с порога:

– Осип Григорьевич! Вас начальник обыскался. Велел, как только объявитесь, срочно к нему прибыть.

Пришлось идти с повинной.

– Службой начали манкировать? Не рановато ли?

– Виноват-с, ваше высокородие!

– Почему опоздали?

– Проспал…

– То, что врать не стали, за это похвалю. Не люблю, когда мне врут. Господин губернский секретарь, объявляю вам замечание. Если подобное повторится, наказание будет строже. Вам понятно?

– Да-с.

– Тогда садитесь и слушайте. У меня для вас будет поручение.

Тараканов сел, а Кошко, наоборот, встал и подошел к окну.

– Вы себе дачку не подыскали на лето?

– Нет, и не начинал еще.

– Напрасно, напрасно, время упустите, все хорошее расхватают. А я вот хотел в Петровском парке летом поселиться, договорился уже и задаток дал, но после вчерашнего…

Несмотря на то что Московская губерния в юрисдикцию сыскного отделения не входила, за криминальной обстановкой там Кошко следил пристально – была у злодеев такая тенденция: набедокурив в губернии, продолжать свои нехорошие дела в столице. Да и большинство похищенного из подмосковных домов и экономий сбывалось в городе.

Между Кошко и Джунковским существовала договоренность, в силу которой ежеутренне начальник сыскной полиции получал сводку происшествий, случившихся в губернии за предыдущий день.

Начавшаяся летом серия разбойных нападений заинтересовала Кошко давно. То, что это дело рук одной банды, было видно из описаний преступников, которые давали потерпевшие. Вожаком банды был мужчина лет 25, высокого роста, чернявый, красивый лицом. Одевался вожак по-мещански, но с шиком. Требования отдать ценности предъявлял вежливо, но в случае малейшего неповиновения был беспощаден. Приметными были личности и других бандитов. Двое из них были близнецами, еще один – носил студенческий мундир. Только пятый участник банды особых примет не имел – мужичонка крестьянского вида с незапоминающимся лицом. Первые налеты обходились без жертв, но 16 января магистр фармации Белостоцкий оказал сопротивление и пытался использовать имевшийся при нем револьвер. Белостоцкий был убит, его жена – тяжело ранена. После этого банда лишилась тормозов. За январь – март 1912 года было совершено 11 разбойных нападений, при которых было убито 6 человек. А вчера…

– Казалось бы, за двадцать лет службы я ко всему привык, ан нет. И у меня вчера кровь в жилах стыла от увиденного… А накануне дворник видел у дачи Виссарионовой высокого брюнета и студента. После убийства Белостоцкого я стал заниматься бандой серьезно. Михееву было поручено проверить толкучки и рынки, меняльные лавки, ломбарды, банки и банкирские конторы. И вы знаете, удивительная вещь – никаких результатов. Ничего из похищенного в Москве не всплыло! А между тем люди у Михеева службу несут, как полагается, да и все остальные сыскные надзиратели ориентировки на самые приметные из ограбленных бандой вещей получили. Ну вот, например, – мужское золотое кольцо с одиннадцатью крупными бриллиантами и одним изумрудом и вы, наверное, ищете?

– Да, есть у меня циркулярчик про это кольцо. Кольцо белого золота, по всему диаметру которого на равном друг от друга расстоянии в особых гнездах, обрамленных золотыми же лепестками, находятся двенадцать драгоценных камней, из коих одиннадцать бриллианты, а один, больший, изумруд, то есть камень зеленого цвета.

Кошко смотрел на Тараканова с удивлением:

– Вы что же, разыскные циркуляры наизусть учите?

– Нет-с. Они как-то у меня сами запоминаются.

– Как интересно. Вам повезло, в нашем деле эта особенность памяти незаменима. Ну так вот. Ни этого кольца, ни других драгоценностей в Москве не появилось. Да и «по низам» никаких сведений добыть не удалось. Банда столько грандов наколотила, а Москва бандитская как воды в рот набрала и молчит, сугубо молчит. Скорее всего, здесь орудует шайка не профессионалов, а, наоборот, людей, никогда не проходивших через руки сыскной полиции и вообще стоящих вдалеке от преступного мира.

Кошко сел на место и посмотрел на Тараканова.

– Михеев сыщик хороший, и люди у него как на подбор. Но… Результатов-то нет. И решил я впрыснуть в розыск новую кровь, свежую. В общем, Осип Григорьевич, вот вам дознание, знакомьтесь, соображайте и начинайте искать. От других дел я вас освобождаю, занимайтесь только этим. С Михеевым по этому делу будете работать параллельно. Докладывать о ходе розысков будете лично мне. И начните, пожалуйста, с мадам Белостоцкой. Она три месяца находилась между жизнью и смертью, только неделю назад к ней вернулось сознание. Врач назначил нам аудиенцию с ней на завтра. С утра и поезжайте.

* * *

До обеда Тараканов читал протоколы, а в три часа пошел в канцелярию. Насти на службе не было.

– А где Анастасия Александровна? Мне надобно ей один документик дать перепечатать.

Старшая машинистка недовольно пробурчала:

– Не явилась сегодня на службу, записку прислала, инфлюэнция у нее.

– А давайте я перепечатаю, – сказала новенькая машинистка Олечка и улыбнулась Тараканову.

– Благодарю-с. Я сейчас. – Тараканов поспешно удалился.

Он взял извозчика и помчался на Сивцев Вражек. Дверь открыла сама Генриетта Витольдовна.

– Осип Григорьевич! А я думала – Настенька вернулась. Вы какими судьбами?

– А что, разве Анастасии Александровны нет дома?

– Нет. Она же с вами вчера уехала. Вечером прислала мне с посыльным записку и сообщила, что в вашем учреждении предстоит внезапная ревизия и всех машинисток попросили выйти в ночь, помочь привести делопроизводство в порядок. Осип Григорьевич, вы куда мою Настю дели?

– Да-да, всю ночь вся наша сыскная к ревизии готовилась. Недавно машинисток отпустили отдохнуть, а как только они ушли, новый приказ – вернуть всех обратно, опять какая-то необходимость в них возникла. Вот я за Настей и приехал. Наверное, я ее обогнал.

– Так проходите, подождете ее.

– Я лучше навстречу ей поеду, начальник немедленно всех на службу требует, рассаживаться некогда. Честь имею.

Тараканов бегом помчался вниз по лестнице, вскочил в пролетку и велел лететь на Дмитровку.

Своего номера он не узнал. Лежавшие обычно в беспорядке вещи были сложены в шкаф, кровать – аккуратно заправлена, пыль со всей мебели сметена. Портьеры, закрывавшей альков с кроватью, на месте не было, как и не было оконных занавесок. Баронесса фон Клопп стояла на подоконнике и мыла тряпкой оконное стекло. Рядом, держа в руке ведро с водой и открыв рот, стояла горничная.

– Ося! Обедать? А я прибраться решила. Занавеску и драпри велела постирать, пыль протерла, заставила горничную окно помыть, а когда посмотрела, как она это делает, решила сама.

– Мелом хорошо, – промямлил Тараканов. – Ты же больна.

– В каком смысле? В том, что окно сама мою? Так через него свет в комнату почти не поступал, до того грязью заросло.

– На службе мне сказали, что у тебя инфлюэнция. Я к тебе домой, а тебя там нет.

– Ося! Милочка, сходите, поменяйте, пожалуйста, воду, – сказала Настя горничной и, дождавшись, когда та ушла, накинулась на Тараканова: – Что ты маменьке сказал?

– Сказал, что тебя после ночного аврала отпустили, а потом опять вытребовали, и что я за тобой на извозчике…

– Ну, врать ты умеешь. Ты вообще зачем к ней явился?

– Мне сказали, что ты больна, я заволновался.