– Чей?
– Как вы смеете!
– Антонина Ермолаевна, вы думаете, что я преодолел без малого две тысячи верст, чтобы хамить дамам? Если так, то вы ошибаетесь. Я прибыл сюда исключительно для того, чтобы открыть кражу. По закону я имею полномочия опрашивать лиц, причастных, вольно или невольно, к преступлению, и даже их задерживать. И отправлять в Питер. Этапным порядком.
– Что? Меня в кандалах? По этапу? – На глазах артистки появились слезы.
Кунцевич вскочил:
– Ну что вы, что вы, я думаю, до этого не дойдет. На лиц, совершивших кражу, вы не походите по приметам. От вас требуется только одно – честно рассказать, как драгоценности оказались у вас. И я оставлю вас в покое.
Лучина поднесла к глазам платочек:
– Ну хорошо, я вам отвечу. Это подарок одного моего знакомого.
– Как зовут вашего знакомого, позвольте поинтересоваться? Где жительство имеет?
– Ах, не знаю, ничего не знаю. Зовут Георгием Ивановичем. Фамилию не спрашивала, визитов к нему домой не делала. Да и не наш он, не ростовский.
– Почему вы так решили?
– Городок-то у нас маленький, своих-то греков, ну естественно, из полированных, я всех знаю.
– А он грек?
– Грек, я уж грека ни с кем не перепутаю.
– Как вы с ним познакомились?
– Недели три назад, после концерта он прислал мне роскошный букет с запиской. Ну я позволила ему прийти ко мне в уборную. Он как ко мне зашел, так сразу кольцо и подарил. И этим меня совершенно очаровал. Другие мужчины только разговоры разговаривать горазды, а как до дела доходит, все норовят на бирюзовых сережках отъехать. А этот – бриллианты, да сразу, не зная даже, буду я к нему благосклонна или нет. Настоящий жентельмент. Ой, как он умеет ухаживать! Шампанское рекой, рестораны, мотор круглые сутки, с ним не жизнь, а сказка. Эх, жаль, недолго эта сказка длилась. – В голосе певицы послышалась неподдельная горечь.
– Исчез, не попрощавшись?
– Почему, попрощался. Явился с букетом, сообщил, что уезжает, мол, дела требуют срочного отъезда. А кроме букета – коробочка с сережками. Я же говорю – жентельмент.
– Когда это было?
– Три дня мы с ним встречались, и он исчез. Я иногда думаю: а не приснился ли мне он?
– Чего же вы подарок такого кавалера ювелиру снесли?
– У меня бриллиантовый гарнитур уже есть. А тут на левом берегу дачка прелестная продавалась. Деньги мне были нужны, одним словом.
– А как выглядел ваш воздыхатель?
– Высокий, красивый. Волосы черные, бороду бреет, усы роскошные, прямо как у вас! Староват правда, лет пятидесяти. Одет великолепно. Говорит с приятным акцентом.
– Вот вы сказали, он вас на моторе катал. Сам управлял автомобилем?
– Нет, с шоффэром. Месье Ришелье, он у купца Чурилина служит. Да и мотор Чурилина. Жорж… Георгий Иванович, видимо, его в аренду взял.
– А где господин Чурилин жительство имеет?
– Да вы любому извозчику скажите, чтобы он вас до дома Чурилина довез, у нас всякий его адрес знает. Только Николай Иванович уже с месяц как на воды уехал.
– На воды? Тэк-с. Ну тогда он мне и не нужен. Я найду с кем у него дома потолковать.
* * *
Оказавшись в тесном кабинете начальника ростовской сыскной, француз-шофер запирался недолго. Под напором Кунцевича, говорившего с мусью на его родном языке, и красноносого Вельяминова, говорившего с мусью на матерном русском, Ришелье, заручившись клятвенным обещанием сыщиков не сообщать ничего его хозяину, признался, что в середине июня за пятьдесят рублей и бензин подрядился возить на хозяйском авто компанию из трех мужчин. Познакомился он с ними на вокзале, когда провожал Чурилина. Из Ростова он отвез их в Таганрог, на следующий день забрал их от таганрогской почтово-телеграфной конторы на Александровской, в Ростове высадил у магазина братьев Коган на Большой Садовой, отсюда же вечером и забрал и опять повез в Таганрог. Там двое мужчин вышли, а месье Жорж, старший в их компании, велел везти его обратно в Ростов. На Московской месье Жорж приказал остановить у нововыстроенного дома, скрылся в подъезде и через полчаса вернулся с дамой. По Ростову они катались до утра, за отдельную, естественно, плату. На рассвете он отвез месье Жоржа и его спутницу на ее квартиру, а сам поехал в Таганрог за друзьями нанимателя. Такая веселая, хорошо оплачиваемая, но хлопотная жизнь продолжалась у месье Ришелье три дня. Он устал, измучился, перепутал день с ночью и потом с неделю приходил в себя. На четвертый день он отвез месье Жоржа в Таганрог. Там месье Жорж дал ему сто рублей, поблагодарил за службу и попрощался. Больше он никого из своих пассажиров не видел.
Кунцевич долго расспрашивал француза о приметах его пассажиров, заставлял вспоминать их разговоры, мельчайшие, незначительные детали.
– Вы знаете, господин комиссар, спутники месье Жоржа показались мне людьми неинтеллигентными, мне даже кажется, что они раньше сидели в тюрьме. А вот сам месье Жорж – прекрасно воспитанный человек и весьма недурно говорит по-французски. Он бывал в Париже, и мы с ним мило беседовали о моем родном городе. Он говорил мне, что до того восхищен столицей Франции и так по ней скучает, что готов ехать туда хоть сию минуту. Шутить изволил, спрашивал, можно ли доехать до Парижа на моей машине. Я сказал, что хотя мой автомобиль и не совершал еще таких длительных путешествий, но вполне себе дотянет до Парижа, но только в том случае, если будет ехать по европейским дорогам. В России дороги не совсем хорошие, они для моего автомобиля будут представлять трудность, поэтому я честно заявил, что из Ростова до Одессы машина не доедет, а вот, скажем, из Варшавы до Парижа – запросто.
– До Одессы? А почему именно до Одессы?
– Когда месье Жорж узнал, что моя фамилия Ришелье, он засмеялся и спросил, не могу ли я отвезти его на моем автомобиле в Одессу. Ему через два дня надо было быть в Одессе у памятника моему однофамильцу. Но я честно ответил…
– Простите, а как вам показалось, он на самом деле собирался в Одессу или шутил?
– Не знаю, не могу сказать.
Два следующих дня все ростовские сыщики, за исключением Яхневского, которого Кунцевич отправил в Таганрог, обходили ювелиров. После длительных бесед почти все торговцы драгоценностями признались, что и к ним наведывались какие-то пришлые греки с весьма выгодным предложением. Сделки не состоялись по разным причинам: у некоторых ювелиров отсутствовали оборотные средства, а ждать продавцы не желали, некоторые, читавшие газеты и объявления департамента полиции, побоялись приобрести камешки. Но никто из них, кроме Конторовича, в сыскную не пошел – по судам же затаскают! Их не прельстили и газетные сообщения об обещанной Гордоном награде, ростовские ювелиры прекрасно были осведомлены о «щедрости» своего столичного коллеги, газетам поверил только Конторович.
Яхневский вернулся из Таганрога вечером 10 июля.
– Есть в Таганроге пристав, первым участком заведует, подъесаул Облакевич, Александр Христофорович, – начал он докладывать. – Вы, ваше высокоблагородие, когда в столице будете рапорт об успешном расследовании этого дела писать, не забудьте его в нем упомянуть. Человек на своем месте. Я, как таганрогскому полицмейстеру о нашем деле доложил, так он меня сразу к Облакевичу и отправил. Узнав, что клиенты наши, скорее всего, греки, Александр Христофорович попросил меня подождать в гостинице, а вечером вызвал к себе и рассказал, что трое греков, схожие по приметам с нашими мазуриками, в сопровождении дамы, русской, прожили в Таганроге четыре дня, с тринадцатого по шестнадцатое июня, и затем на поезде номер одиннадцать Баку – Одесса убыли из города. Все это приставу рассказал его человек из местных греков, которых в Таганроге много. Имен разыскиваемых, к сожалению, узнать не удалось. На вокзале я узнал, что поездная бригада, которая в этот день обслуживала поезд, сейчас едет из Одессы и завтра будет в Ростове. Стоянка поезда три часа. Успеем всех опросить.
* * *
Пассажирский поезд Одесса – Баку имел вагоны только 1-го и 2-го классов, причем и те и другие были оборудованы местами «для спанья». Обер-кондуктор и проводник сразу же вспомнили богатых и щедрых пассажиров.
– Они, ваше высокоблагородие, пожелали в одном купе разместиться, а билеты предъявили в разные. А в том купе уже два места было занято. Пришлось им с пассажирами договариваться, ну и за беспокойство коньяком их угощать, – рассказал проводник.
– Самому-то коньяк перепал?
– Я очищенную[10 - Очищенная – водка.] предпочитаю, а вот на чаек получил хорошенько. Но такие комбинации правилами не воспрещаются, ежели все согласные.
– Сошли они где?
– В Одессе.
* * *
Послав Маршалку телеграмму с сообщением о том, что выезжает в Одессу, и просьбой направить командировочные деньги в адрес одесского полицмейстера, Кунцевич написал начальнику подробный рапорт, который Блажков обязался передать по принадлежности с обер-кондуктором ближайшего поезда, следовавшего в столицу.
Еще одну телеграмму он отправил Гордону: «Напал на след ваших вещей тчк пришлите помощь ваших приказчиков Одессу тчк пусть справляются обо мне начальника одесского сыскного тчк Кунцевич».