Реприза

Я прохожу мимо разукрашенного снимка космонавта на Луне и приближаюсь к изображению банки супа Кэмпбелл. С удовлетворением отмечаю, что девушка идёт за мной.

Главное, не ослабляй напор. И больше цинизма, ведь на серенады уже никто не ведётся.

– Эта работа наиболее полно иллюстрирует заурядность искусства и мира. Художник оказался в пустом мире, где сначала убили Бога, а затем – высокие идеи. Теперь он вынужден изображать простые заурядные вещи. Сейчас искусство зажато реальностью, в которой есть всё, кроме самого главного – смысла. А ведь только смысл способен придать вещам истинную ценность. Поэтому с его потерей обесценились и вещи. Собственно, какая ценность может быть у продукта, который произведён на конвейере? Лишь самая мизерная, которая способна окупить себя лишь при массовом производстве. Нынешние художники смекнули это и начали штамповать свои работы в промышленных масштабах. Собственно, это видно по этим рядам банок. А Такаси Мураками и вовсе обернулся настоящим фабрикантом, который нанимает других художников, чтобы те рисовали его весёлые цветочки.

Мы выходим из зала с "поп-артом" и оказываемся в окружении современного российского искусства.

– Понятное дело, что художники не могут развернуться в нашем одномерном мире, где всё свелось к плоскости быта. Поэтому они пытаются сбежать за его рамки. И так мы получаем современное искусство.

Я открываю блокнот и начинаю делать пометки, озвучивая их для своей спутницы:

«Потёкшее солнце. Жёлтое пятно краски вытекает из рамы прямиком на стену и пол. Автор явно хотел выйти за пределы материального мира, изобразив неуловимую идею. Художникам настолько приелась окружающая их тривиальная реальность, что они пытаются контрабандой пронести в неё чистый эйдос. Но если не придать идее определённую форму, то она лопнет, оставив после себя кляксу на холсте».

«Сплошная линия. Игрушечные машинки. На них краской выведены имена: Маша, Петя, Даша и т. д. Попытка изобразить автоматизированность общества с помощью имеющихся под рукой штампов. Обычный постмодернистский конструктор».

«Воспоминания. Плоская панель, на которой закреплены книги, сотовый телефон, рамка с фотографией, ключи и прочая бытовая мелочь. Тот же самый конструктор. Жизнь человека автор свёл к вещам».

– Вы с таким упоением рассказываете о современном искусстве. Может показаться, что оно вам нравится, – в мои пометки вклинивается насмешливый голосок спутницы.

Поднимаю глаза. Девушка ухмыляется.

– Мне нравится то, как точно современное искусство отражает современный мир. Подумайте, какого отношения заслуживает жизнь, которая измеряется покупками и коммунальными платежами? Только самого похуистичного. Лишь отрицание сложившегося порядка вещей достойно серьёзного подхода. Если же вы придаёте важное значение чему-то иному в жизни, то, поверьте, со стороны это выглядит комично и нелепо. Или отвратительно. Подлинное современное искусство также забивает на серьёзный тон предшествующих эпох. Оно неоформлено, половинчато и грубо.

Со стороны раздаётся мягкий мужской голос:

– На ваш взгляд, все работы вокруг половинчаты и грубы?

К нам приближается мужчина средних лет в синем пиджаке и голубом платке на шее. Его светлые локоны зачёсаны назад, открывая широкий лоб.

Ну и франт. Не мог просто пройти мимо? И зачем он подслушивал?

– Вы услышали всё верно.

Франт подходит и выдавливает улыбку.

– Позвольте узнать, откуда такой скептицизм в отношении выставки?

– Мой скептицизм не ограничивается только этой выставкой, а распространяется на всё современное искусство.

Боже, как же претенциозно это прозвучало.

Губы над голубым платком искривляются ещё шире.

– У вас на это есть серьёзные основания? Или вы просто хотите произвести впечатление на девушку?

Франт кивает моей спутнице. Она наклоняет голову в ответ. Они знакомы? В любом случае, сегодня этот мудила обломается.

– Естественно, я хочу произвести впечатление на девушку, ведь она – это самое интересное, что я повстречал на выставке. Её красота неоспорима, а поэтому ей незачем нас обманывать. А каждая из представленных здесь работ пытается скрыть своё уродство под эпатажем. И в этом нет ничего удивительного, ведь вся наша культура напоминает импотента, который до последнего пытается развлекать приглашённую на свидание женщину, чтобы оттянуть неизбежную комичную развязку.

Ну, вот, уже лучше. Продолжай!

– Современное искусство пытается шокировать зрителя. Но когда удивление проходит, выясняется, что за ним ничего и не было…

– Вы утверждаете, что все здешние экспозиции пусты и бессодержательны, – франт перебивает меня. – Однако в каждую работу вложен глубокий смысл, который вы, вероятнее всего, даже не пытаетесь понять. Для вас привычнее, когда произведение искусства напрямую излагает зрителю своё содержание. Но современное искусство вместо этого вовлекает зрителя в дискуссию и…

– И предлагает тому додумать собственное содержание. Я вас уверяю, чем проще форма произведения, тем более старательно зрители пытаются прикрыть её наготу надуманными смыслами. И я не говорил, что здешние экспозиции пусты. Нет, наоборот. Они сочатся лозунгами и манифестами. Но за этой кучей текста авторы пытаются скрыть отсутствие оригинальности и слабое исполнение. Так поступает несчастный студент, который не знает ответа на вопрос и болтает обо всём, кроме этого самого вопроса.

Ну что, мудила, уже жалеешь, что влез в разговор?

Замечаю, что наш спор привлёк гостей. Они останавливаются неподалёку и наблюдают. Должно быть, учуяли скандал. Сейчас будут ждать, кто кого растерзает, чтобы затем полакомиться остатками. Но я им точно не достанусь.

– Действительно, нынешние художники отдают предпочтение концепции, – возражает франт. – Форма определяется содержанием, а содержание диктуется современным миром. Авторы кропотливо анализируют окружающую их действительность, а через свои работы они сообщают нам о сделанных выводах. И если вы не понимаете эти работы – вы просто не понимаете мир.

– Художники так увлеклись анализом, что само по себе произведение их уже мало интересует. Им больше интересна концепция работы, её описание, а не она сама. Тогда почему бы им просто не написать книгу?

Франт раскрывает рот, но я и не думаю останавливаться.

– К тому же художники уже давно не пытаются понять мир. Для них наша действительность непознаваема. С помощью творчества они создают ложную реальность с собственными законами и правилами. Вспомните, что говорил Пикассо: «Искусство – не есть истина, это ложь». А Кандинский утверждал, что художником руководит стремление к чистой абстракции как к единственной возможности обрести покой в неразберихе реальной жизни. Авторы вынуждены прибегать к обману, чтобы скрыть собственное бессилие. Они пытаются подменить настоящее ложным. Поэтому их работы столь абсурдны. Ведь они порождены столкновением разумного человека и неразумного мира. И вы защищаете эту ложь. Но вас можно понять. Ведь если изображать реальность правдиво, то натолкнёшься либо на стены, либо на баррикады.

Кажется, я перегнул палку.

– Вы выходите за рамки, молодой человек. Прошу вас покинуть выставку.

– Кто вы такой, чтобы просить меня об этом?

– Организатор мероприятия и владелец этого помещения.

Не может быть. Максимов?

– Я настаиваю, – слова Дмитрия Александровича обретают твёрдость.

– Приятного вечера, – говорю я, киваю спутнице и устремляюсь к выходу.

А я ещё боялся, что у Максимова не удастся взять интервью.

Весна, обнадёжив своим внезапным появлением, вновь скрылась, и город сковал холод.

Стоит прямо сейчас гордо уйти, но вместо этого я шныряю по улице, ожидая, что и сейчас девушка последует за мной. Но она так и не выходит, и я возвращаюсь домой.

Глава 2

Не уходи!

Я моргаю.

В глазах слёзы.

Кончиками пальцев провожу по ресницам.