Эмансипация разума. История длиною в смерть

На лице человека появилась чуть заметная ухмылка, а его слова прозвучали легко, но в то же время твёрдо:

– Нет! Поверь, никому нет дела до того, что подтолкнуло тебя на это преступление против природы. Каждого заботит только он сам.

Я был слегка растерян, но не почувствовал обиды от его слов.

– А почему ты здесь? – спросил я, но мои надежды получить ответ не оправдались. На его лице все так же играла еле заметная улыбка, хотя, на одну секунду, я заметил, как каждая мышца его неприступного лица лихорадочно дернулась, стоило ему лишь на мгновение вспомнить о том, что подтолкнуло его прийти в эту проклятую ночь на край моста.

– Знаешь, – неожиданно прошептал он. – Я не могу понять… Мы всю жизнь чего-то пытаемся добиться. Сначала полжизни тратим на то, чтобы получить достойное образование. Потом тратим то, что от нас осталось после завершения учебы, работой на кого-то, кому на нас наплевать, чтобы оплатить налоги, которые вместо того, чтобы идти во благо, попадают в чей-то карман. Делаем всю жизнь одно и то же, наш день кем-то расписан по минутам. И…

Его речь резко прервалась, уступив душераздирающему грохоту, сопровождающему ослепляющие взрывы молний.

– И?

– Я хотел сказать… Мы всю жизнь пытаемся добиться большего, но зачем… Человеку отведено не более ста лет. Это же так мало. Зачем тратить это время впустую? Зачем это всё, если все равно смерть уничтожит то, что ты так долго добивался?

– И ты решил сократить это время, так как твоя жизнь уже потрачена? – стараясь перекричать дождь, недоумевающе спросил я.

Я так и не получил ответа. И хотя он ничего не рассказал о себе, но я понимал, что в его жизни произошло что-то куда более ужасное, чем в моей, что не дает ему покоя, то единственное, что может оправдать его поступок. Его лицо помрачнело, поддаваясь выплескивающемуся через край душевному терзанию.

Его взгляд, еще недавно светящийся от счастья, вмиг окаменел, выстраивая непреодолимую преграду между мной и его изуродованной душой. Даже теперь, стоя на краю, он не хотел открыться для других, боль подпитывала его изнутри, одновременно уничтожая последнюю ниточку, связывающую его с реальным миром. Но даже сквозь эту каменную защиту из его глаз, жадно цепляясь за свободу, в этот мир протиснулась слеза, еле отличимая среди капель дождя, оплакивающего две потерянные сущности.

Он поднял взгляд, словно надеясь увидеть слабый луч света, прорывающийся сквозь захватившие просторы неба тучи.

– Что может нас спасти сегодня… – вздохнув, вдруг произнес он.

Не зная, что ответить, я просто смотрел на него, не говоря ни слова.

Глубоко вздохнув, он вытащил из кармана красную пачку сигарет, название которых размылось и не позволяло прочитать его. Засунув сигарету в рот, он достал из кармана куртки зажигалку, на которой была вырезана какая-то надпись. Но промокшая сигарета не желала загораться, оставляя своего владельца без её дыма.

Человек на секунду замер, пытаясь что-то обдумать. На его лице появилась довольная улыбка, а голос стал легок и мягок:

– В новой жизни все будет по-другому! Вот увидишь.

Он отдал мне промокшую насквозь пачку сигарет, предварительно засунув в нее зажигалку.

– Ну, а мне пора.

Он еще раз улыбнулся, посмотрев мне в глаза, вновь наполнившись той неизмеримой радостью, что переполняла его в минуты, когда он был единственным настоящим существом, стоящим на перекрёстке двух улиц, никогда раньше не знавших настоящих человеческих чувств. И его руки, освободив из своих объятий задремавшего стража, дали свободу телу, незамедлительно устремившемуся в самое сердце бушующей пропасти, переправляющей человеческие души на тот свет и ничего не требовавшей взамен. Возможно, теперь, забыв о том, что сподвигло его на этот шаг, он по-настоящему рад тому, что обрел бесценный дар вечного покоя, теперь уж полностью и безвозвратно поглотившего его истосковавшийся по свободе разум.

Стоя на краю моста, я наблюдал за тем, как тело единственного в этом мире настоящего человека падает с моста прямо в бушующую пропасть, постепенно приближаясь к нему, словно притягиваясь к желанному, пока совсем не отдавшись соблазну, полностью становится частью её.

На момент даровавшее мне чувство страха перед осознанием того, что одно неосторожное движение может забрать мою душу, головокружение заставило меня оторвать полностью пристывший к морской ряби взгляд и перелезть на другую часть моста по ту сторону впустившего меня сюда ограждения. Теперь я жаждал жизни.

Недавно застывшее в ожидании заветного шага время вновь набирало обороты, продолжая, как и прежде, уносить с собой те драгоценные секунды, которыми так дорожат и в то же время ненавидят до последнего вздоха заблудившиеся среди каменных домов люди. И каждый момент этого неудержимого времени отмечался на асфальте рокового моста каплей дождя, упавшей с плачущих благодаря человеческому существу небес. Эти капли, соединяясь воедино, сбегали вниз по дороге, образовывая нескончаемый несущийся в бездушный город потоп, надеющийся смыть ту затмевающую разум и сердце оболочку.

Я вновь стоял и смотрел вниз. Я снова и снова видел, как падает один и тот же человек. Снова наблюдая за его воссоединением со стихией и безвозвратным уходом.

Вот так моментально у человека можно отнять жизнь. Много лет было потрачено на то, чтобы сделать его взрослым, его учили, любили, он был кому-то нужен, у него была семья. И все чего он добился, все, что он пережил, вот так просто превратилось в пыль. Но что-то его подтолкнуло на это. Что-то заставило его прийти в дождливую ночь на край моста. И стоило ли было вообще это делать? Разве нельзя было решить проблему? Ведь не бывает ситуаций, ниточку к выходу из которых нельзя найти. И вообще, может быть, все было не так уж плохо.

Возможно, сегодня я впервые в жизни сам решил свою судьбу. Всю жизнь за меня это делал кто-то, кто даже не знал о моем существовании, как, впрочем, и я о его. Во мне полыхали эмоции, в этом диком бушующем порыве, который своим сумасшествием затмил разгулявшуюся под мостом стихию. Мой мозг снова заработал на полную катушку, которая дремала во мне с тех пор, как я попал в этот мир. Я чувствовал себя иначе. Это было так странно и в то же время восхитительно. Впервые в жизни я почувствовал, что реально живу.

Мы ведь оба оказались здесь, потому что так велит что-то, о чем мы не знаем, но оно уже сформировалось и навсегда укрепилось в этом мире. Это какая-то система, управляющая нами, говорящая нам, что делать, что любить, а что ненавидеть. Мы ведь действуем по общепринятым нормам. Нас окружают стереотипы, правила, ярлыки. Мы совсем забыли, кто мы на самом деле, живем так, как нам сказали. Нас заверили, не напрямую, конечно, что дела обстоят плохо, и вот мы очутились на краю моста, с промокшей пачкой сигарет в руке, в которой лежит зажигалка с вырезанной на ней какой-то надписью, и верой в то, что других путей нет.

В мою голову пулеметной очередью стали приходить неопровержимые выводы.

Мы свободны, но до тех пор, пока не скажем своё первое слово «Мама». Но после… Нас делают рабами. Ты только научился ходить, а тебе уже начинают навязывать определенную идеологию. В школе нам говорят, что нужно внести свой вклад в общество, программируя нас на то, что нашей высшей целью является служение обществу и любовь к государству. И мы считаем, что мы не такие как все, но на самом деле… Мы сделаны под один шаблон.

Человек сам загнал себя в этот угол. Он сам придумал эту систему. Сам лишил себя жизни и индивидуальности.

Человек – это всего лишь животное, точно такое же, как и любое другой существо. Нас вообще не должно было появиться на свет. Мы – всего лишь случайная цепочка не менее случайных событий.

Когда мое время не было занято, я любил смотреть научные каналы. Усваивая для себя интересные факты, хотя, возможно, и они не являлись подлинными.

Изначально Земля была безжизненной планетой, не способной породить жизнь. Она была пуста, ни капли воды. А космос влюбленно обволакивал её поверхность, не желая отпускать. Но случайно врезавшийся в неё ледяной метеорит, растаяв, принес сюда до сих пор до конца не известную человечеству воду, которая увеличила массу Земли, впоследствии образовав первичную атмосферу. Воды из-за сильного притяжения Луны бушевали, создавая непостижимый человеческому воображению размер стихии. Но Луна постепенно отдалялась, волны утихли, и только теперь могла зародиться первая жизнь. Не помню всего, но, если бы что-то из этого не произошло, нас бы сейчас не было.

Зародилась жизнь, которую взяла под свою защиту эволюция, в процессе которой у животных появились необходимые для выживания способности и органы: у зайцев – мощные задние лапы, у орлов – идеальное зрение, у волка – клыки, а человеку достался интеллект, назначение которого он сильно извратил.

С одной стороны, все, что делает человек, это не естественно, ведь оно было создано не природой, а людскими руками. Но, с другой стороны, природа заложила в нас способность на создание этого «неестественного». Ведь всё, что делают животные, естественно, так как этому научила их природа. Так почему то, что человек разрушает её, должно быть неестественным?

Волк убьёт зайца, и это в порядке вещей. Человек убьёт лису или медведя – и это тоже нормально. Но почему же, если человек убивает человека, то это преступление против природы? Потому, что нам так сказали.

Теперь я возненавидел общество, возненавидел тех, кто им управляет с их же позволения. Люди, старающиеся показать своё превосходство, гонящиеся за деньгами, мечтающие о материальных благах, стремящиеся стать звездами, фотографирующие себя в зеркало, сидящие в интернете, считающие себя не такими, как все… Все стали для меня ненавистными рабами системы, лишившей их человеческого облика.

Может быть, вся история, которой нас обучали – всего лишь сказка, придуманная для ещё большего программирования людей, воспитания бессмысленного патриотизма, убеждающего душу человека, что он обязан государству жизнью, отдавая этот долг на войне или неся другую непосильную ношу. Если бы все отказались выходить на поле боя, то этой идиотской войны бы и не было. Нас окружает тоталитаризм, скрытый от людских глаз и замаскированный под то, что мы называем свободой.

Мне нужно успокоиться…

***

Свет фонаря, стоящего через дорогу, тянулся в комнату, едва освещая разбросанные на полу старые газеты, стопку которых я, случайно задев, уронил на пол. Табачный дым, плавно скользив в пространстве, наполнял небольшую, давно не мытую комнату белой пеленой, нежно растворяющей в себе попадавший в неё луч света. Изредка стряхивая пепел, я сидел в старом кожаном кресле, чьё появление в этой квартире уже давно ушло из воспоминаний, не оставив о себе никакой зацепки. Находясь в тени, этот кожаный трон спас меня от попадания лучей уличного фонаря на мое промокшее под плачем небес тело.

Я был недвижим, застывший взгляд потерялся где-то в эпицентре клубящегося потока, плавно вытекающего из белоснежной бумажной трубки. И каждый раз, стряхивая на пол серый пепел, я все больше растворялся в этом тумане. Дорогой пиджак лежал на полу возле кресла, верно ожидая того момента, когда он снова, поднявшись с пола, будет согревать меня, смирившись со своей печальной участью.

И куда бы я ни посмотрел, везде я видел одну лишь систему, уже давно сделавшую из людей поставленный на конвейер продукт общего потребления, так или иначе ставший непреодолимой преградой на пути к освобождению разума. Становиться частью этого конвейера было равносильно самоубийству. А единственный способ стать свободным от неё – лоботомия, разрезающая ткани, соединяющие лобные доли мозга с его остальной частью. Система не может завладеть тобой, если ты бездумным овощ, чьей жизненной целью является безостановочное созерцание стены, ограждающей тебя от таких же свободных людей, как и ты.

Сигарета догорала, осыпаясь на новенький пиджак, закапывая его в душной темной могиле, в которой моя душа с каждым днем все больше разрывалась на части, не желая принимать реальность, поглощавшую её.

Я не могу больше здесь оставаться. Сладкий воздух свободы манил меня, совращая своей девственной, не тронутой человеком природой. Я больше не видел смысла оставаться здесь.

Обычно в это время по телевизору идут новости, которые я смотрел каждый день перед работой. Скорей всего, сейчас там показывают очередные государственные страсти, смысла в которых было не больше, чем в самом телевизоре, уничтожающем мозг молодых людей, делающий их неспособными увидеть реальную картину мира. Нас изначально готовят быть рабами, подчиняющимися одному существу, понявшему всю никчемность нашего существования и вовремя принявшему необходимые меры, чтобы заполучить нашу жизнь. Теперь для меня идеальным обществом стало то, которое покинуло нас много тысячелетий назад. Общество, в котором человек был един с природой, целью существования которого было лишь стремление выжить, а единственным оружием была палка.

Мы тратим полжизни, чтобы получить образование, которое позволит обеспечить счастливое будущее. Но для самого счастливого будущего у нас остается слишком мало времени, если его вообще можно так назвать.

Лезвие машинки для стрижки волос начисто срезает с моей головы всё, что раньше казалось значительным. Стоя перед грязным, замыленным зеркалом в своей ванной, я наблюдаю, как куски волос падают на чёрную потрескавшуюся плитку, сливаясь с этим мёртвым фоном. Голова становится почти гладкой, имея только чёрную тонкую прослойку волос. Нет смысла ухаживать за своей внешностью.

Нужно быть человеком, реально существующим.

Лишь попав на необитаемый остров, человек получает шанс стать настоящим, он теперь одинок, а смысл его существования тот же, что был у наших предков, живших много тысяч лет назад. На острове система, ещё недавно убеждающая его, что его жизнь много значит, попользовавшись им на своей территории, бросает его одного. Теперь он ей не нужен.