– А точно? – кокетливо прищуривается тетенька лет тридцати пяти с заметными волосками над верхней губой и пухлыми щечками.
– Определенно, – киваю.
Боже, какие тупые коровы! Но они действительно знают свое дело – у всех я вижу четкое знание форм отчетности, понимание динамики периодического изменения товарной матрицы, умение поддерживать ассортимент в зале. Очередное расхождение социального и специального интеллекта. Но мне-то самому далеко за примером ходить не надо. У меня есть Стас Демчук, который, как социальная единица, – просто нелюдь на дорогой тачке, но и которому, в случае серьезной проблемы в профессиональной сфере, не нужно объяснять, что и как делать.
Но интереснее с этими дамочками-мерчами другое. Говорят, мужики – особенно деловые, достигающие успеха своими силами, – циничны, бесчувственны, излишне прагматичны. Но нет никого циничнее и безразличнее к принципам и нормам морали, чем женщины, ищущие выгодное знакомство. Даже сознательно понимая, что ни черта им не светит, они на уровне инстинктов начинают лебезить и строить глазки – то ли как бы чего ни вышло, то ли для возможной пользы дела. При этом, внимание их к окружению – в том числе, к своему прямому руководителю, – стирается напрочь. Socute!
Маша полагает, что проверка завершилась успешно, но напоследок я останавливаю ее напротив прилавка промтоваров и задаю вполне логичный вопрос.
– А почему процент выкладки не соответствует последнему месячному отчету? Мы снижали показатели в плане?
– Эм, – Маша судорожно начинает бегать тонкими пальчиками по экрану своего айпада, пытаясь найти опорную информацию – как это характерно для женщин, теряющих точку опоры – пытаться вернуться к спасительным фактам, несмотря на их отсутствие. – Я проверяла вчера…
– Еще больше мне интересно, почему сотрудники не в курсе касаемо главного «промо» квартала, и почему никто даже не поинтересовался этим у тебя в процессе, если уж я поднимал этот вопрос? У нас все в порядке с информированием? С графиком работы?
– Конечно, – изображаем возмущение, прикрывая им смущение; милота. – Я никогда не опаздываю на собрания.
– А после собраний мы проводим полевое информирование? Регулярно? – я вздыхаю, облизываю губы и притворно печалюсь. – Следи за корпоративной рассылкой завтра. Там будет много интересного.
Расстрел приведен в исполнение, солдаты опускают ружья, и тело надо бы убрать, а заодно почистить окровавленную стену.
Последняя моя жертва – Витя Аксенов. Конечно же, он нормальный парень, этакий свой пацан, но сейчас он включил режим «чмошник», потому что знает, что я могу неоднозначно воспринять его пацанизм. Или потому, что подчиненный перед лицом начальства должен…
Его мерчи – большей частью, молодые девочки, пусть и средней страшноты, и это явно отвлекает Витю. Тем не менее, к ним у меня нареканий почти нет, за исключением оставшегося без ответа вопроса по плану расширения, но это уже нюансы – любое расширение в крупной рознице оговаривается и оплачивается офисом, и, пока результата этого процесса нет, нет и спроса с конечных исполнителей. Супервайзер получает стандартный совет ждать информации на корпоративном портале, и мы расходимся.
На конец дня у меня все также назначена встреча с вернувшимся с региона Артемом из ЯНАО. Закончив поздний обед в дешевой закусочной «Марчеллиз», еду ближе к дому, так как после этой встречи в офис я уже не поеду.
Артем Воробьев ездит на «туксоне». Он паркуется рядом и выходит. Худой, высокий – сантиметров на пять выше меня, – парень с редкими, но заметными нервными судорогами на продолговатом лице и словно бы застрявшим, утонувшим вдалеке взглядом, здорово контрастирующим с его едкой V-образной улыбочкой. Тачка его, конечно, сущее убожество, но парня можно понять – жена, ребенок, две ипотеки. В своем «ауди» мне всяк комфортнее, несмотря на наличие свежей царапины. Уверен, по кузову постарались сраные гопники из соседнего района – новостройки давно пора отгораживать маленькими китайскими стенами. Артем открывает дверь и садится рядом. Пожав мне руку вялым, не сосредоточенным движением, он начинает рассказывать о результатах последнего выезда. Называет кое-какие цифры, но большая часть их, конечно, будет фигурировать в подробном отчете уже завтра. К называемым цифрам он относится явно небрежно, полагая, что они мне не так уж интересны – ведь мы встретились, чтобы он ответил мне на вопрос, ответ на который лучше не предавать телефонному разговору.
Цифры, конечно, не играют роли, скажет кто-то. Разве любой начальник держит в голове все эти подробные данные? Для этого есть толпа исполнителей внизу служебной иерархии. У меня лично вызывают только усмешку эти сказки о том, как легко быть руководителем в этой стране – ни хера не делать, ходить руки в карманы и передавать бессмысленные указания сверху вниз. Номенклатурная мечта. Я-то знаю, что такие люди, как правило, долго на своих позициях не держатся. В отличие от таких, как я. Когда, фактически, ты – левая рука директора – лучше конечно, быть левой, т.к. он правша, и правой, скорее всего, дрочит, – ты не чувствуешь своего разгильдяйства. Ты держишь в голове приличную пачку цифр перед контрольной встречей с регионалом, чтобы понимать, пытается он тебя облапошить или нет. Это всегда выходит за рамки формальных отчетов и формирует мое отношение к человеку, помогает понимать перспективу того или иного сотрудника, создает или разрушает сферу доверия.
– В общем, Семиренков совсем дубу дал, – подходит к самому главному Артем. – Пополнил карман из бюджета практически среди бела дня.
– И как решилось? – интересуюсь я, понимая, что ответ на этот вопрос не будет фигурировать в официальном отчете о командировке по ряду причин.
– Предложили ему самому уйти. Он начал быковать, заявил, что не согласен и будет решать вопрос аж через директора.
Я хмурюсь и внимательно смотрю на Артема. Он не оборачивается ко мне, понимая, что это ни к чему, и продолжает.
– Применили водные процедуры. Так что в девять утра в день отъезда заявление уже было у меня в гостинице.
– Сильно руки тряслись? – ухмыляюсь.
– У него аж весь загар с отпуска отвалился за одну ночь.
Без дополнительных замечаний тема прекращается. Водные процедуры убеждают любого. Думаю, и меня убедили бы, в случае чего. А делается это довольно просто. Никого не макают головой в унитаз и не топят в ледяной ванне. В ближайшем детдоме или просто на улице, среди беспризорников службой безопасности берется пацан лет четырнадцати – желательно, уже проверенный ранее. Ему дается сто рублей задатка, обещание дать еще четыреста, а также стакан простой воды, показывается фотография и называется адрес. Пацан вечером подходит к нужному подъезду, узнает товарища с фотографии и выплескивает ему в лицо воду из стакана, после чего произносит заученную фразу «Не уволишься/вернешь деньги/сдашь подельника (нужное подчеркнуть) – в следующий раз будет кислота». Дальше пацан дает стрекача, а на следующий день вопрос решается. Проще простого. Есть маленькие и дешевые вещи, против которых невозможно бороться. И есть страх смерти или инвалидности, который всегда можно использовать.
Артем заканчивает свой короткий рассказ, я даю ему пару указаний по завтрашнему дню и отпускаю отдыхать. Он уходит, садится в свою машину и торопливо отъезжает, а я какое-то время еще сижу и смотрю наружу – то ли на меняющее оттенок небо, то ли на суетливую улицу, полную движущихся куда-то постоянно – вне зависимости от времени суток, – машин.
Артем – интересная личность. Помимо прочих своих особенностей, он всерьез полагает, что никто, включая меня и службу безопасности, не в курсе, что он на стороне потихоньку мутит микробизнес. Причем, это уже не первое его начинание, хотя он и знает, что это не приветствуется компанией, ведь внимание сотрудника в дневное время, как и само время, покупается за конвертируемую валюту. Он также думает, что я никогда не проверял его тщательно подделанные чеки из гостиниц, где указаны счета в три раза больше реальных. Только благодаря его циничной и прожженной манере обращаться с людьми и экономить бюджеты, не снижая при этом продаж, а повышая их, он держится на плаву и получает отменные бонусы, а его косячки проходят мимо глаз директора и главы службы безопасности. А все потому, что такой человек нужен в компании, нужен мне, ведь того, кто будет на этом геморройном участке действительно справляться и не ныть насчет повышения бюджетов и тяжелых условий командировок, еще поискать нужно. Но это, конечно, бег по лезвию ножа. Все ошибаются. Рано или поздно. Даже профессионального кидалу рано или поздно кидает кто-то другой. Но это один из случаев, когда мне хотелось бы, по мере возможности, отложить фатальную ошибку подчиненного как можно дальше.
Ведь это мой человек. Tu deviens responsable pour toujours de ce que tu as apprivoise.
Встреча с Алиной проходит не совсем по плану. Она чувствует себя не очень хорошо – видимо, наплавалась лишнего вчера со своими подружками, как оно и бывает, когда девки берут пол-ящика «реддс» и идут купаться, – а потому предложила просто заехать к ней – поболтать, попить чайку и так далее. Результатом всего этого миниатюрного фарса становится короткий – не больше десяти минут, причем закончить побыстрее просит она сама, – секс, после которого я какое-то время молча наблюдаю, как моя пассия крепко засыпает и, старательно игнорируя ощущение недосказанности, одеваюсь и сваливаю домой.
Мавр сделал свое дело, чего уж там.
Мои соседи по квартире на вечер. Краткий список.
Раз – опустошенность.
Два – непочатый пузырь Dewars на столе.
Три – сухой, как задница младенца после замены памперсов, фирменный стакан.
И четыре – телевизор с выключенным звуком.
Вообще, оставлять телевизор работать так – признак одиночества. На это мотивирует желание заполнить пустоту в доме, сделать так, чтобы казалось, что рядом есть кто-то, кто ненавязчиво поддерживает твой жалкий досуг. Метафизическая сущность, приносящая душевный покой. Но стоит включить звук – и эта сущность материализуется и начнет доставлять неудобства. Я ненавижу развлекательный эфир за тонны рекламы, на которые я плевать хотел и которых мне хватает на работе. Я – не целевая аудитория, а скорее отброс эфирного общества. Общества фальшивых циников, которые, как им кажется, плевали на рекламу и которые выключают звук на время рекламных блоков, но по факту – получают ровно ту информацию, которую хочет донести рекламодатель. Расчеты качества, позиционирования и времени рекламных блоков далеко не профаны делают, так что любой далекий от профессионализма в области рекламы обыватель – хочет он того или нет, – является кусочком контактной аудитории.
Но хуже всего – когда в квартире двое, а телевизор с выключенным звуком все равно необходим. Возможно, боязнь этого – одна из причин, по которой я до сих пор не задумываюсь о женитьбе и меняю подруг раз в год, если не чаще. Не хочется попасть в эту струю. Жалеть о содеянном. Постоянно сомневаться.
Я сижу, развалившись, на огромном угловом диване, стоящем посреди комнаты, и втыкаю в телевизор. Иногда мне кажется, что пространства вокруг этого дивана в комнате слишком много – настоящее футбольное поле по сравнению с тем, где я жил еще лет пять назад. И это только одна комната, а еще в квартире их две, по суммарной площади равные этой одной. Встроенные книжные полки, кожаная мебель, приличная аудиосистема, система безопасности – как данное. Самый высокий этаж я взял, при этом, не из соображений экономии, а для ощущения отрешенности от всех нижних двадцати четырех слоев, полных человекоединиц с мусором в голове и личными проблемами. Вообще, главный плюс таких квартир в том, что их масштаб и правильно подобранная мебель быстро пудрят мозги цыпочкам, опасливо соглашающимся зайти в гости после свидания. Они залипают на обстановку, на тачку, на мужскую немногословность, предполагают – вот он, настоящий мужчина, который меня и моих детенышей обогреет и обеспечит! – а потом страдают от измен, грубости, побоев – просто потому, что смотрели не на человека, а на обстановку, на тачку, на мужскую немногословность. К их несчастью и к вящей радости таких, как я – так было, есть и будет всегда. Алине в этом плане здорово повезло, потому что она наткнулась на того, кто при всех трех параметрах завлечения еще и не является говном. Но я бы не сказал, что она это шибко ценит. Женщины вообще слишком быстро привыкают к хорошему. И быстро сходят с ума от безделья и излишней обеспеченности этим хорошим, кстати.
Кто-то звонит на мобильник. Кажется, это мать. Я лениво беру трубку и говорю немного утомленно, чтобы подчеркнуть усталость от тяжелого рабочего дня. Мать интересуется моими делами. У меня всегда все отлично. Я интересуюсь, как у нее с ее новым мужем. Говорит, прелестно. Сообщает, что на днях – какой-то праздник, – я так понимаю, день рождения, – моей тети, видимо, несказанно важный юбилей, и я должен присутствовать. Я говорю, что согласую это с графиком рабочих мероприятий. Она угрожает расправой. Я дружелюбно смеюсь и говорю, что буду, но точно скажу попозже.
По телевизору показывают новости. С помощью бегущей строки понимаю, что какие-то недоумки решили устроить митинг в Ярославле. Что-то там их не устраивает в действующей власти. Странно – выборы даже не рядом, еще не время для этих клоунов. Митинг, разумеется, был несанкционированным, в результате чего был благополучно разогнан омоновцами. Словом, очередной цирк от игрушечной оппозиции. Но вскоре интернет запестреет новостями о том, как жестоко власть поступила с кучкой дегенератов, решивших, что надо хоть раз выйти на поле боя, чтобы потом предъявлять где-нибудь в обсуждении на «вконтакте» претензии собеседникам, которые «только в интернете храбрые, а попробуй, выйди хоть раз на митинг, как я».
Такие же кретины в начале девяностых ломали Советский Союз. Становились инструментом ельцинской машины. Силовики, сменившие патриотизм на конъюнктуру; слабоумные старики; шизоидная молодежь, которой подавай «Перемен, мы ждем перемен». И что в результате? Полное дерьмо, хаос, анархия, о которых люди, попавшие в самую круговерть, и вспоминать толком не хотят. Те, кому стало скучно в нулевых – дебилы, которых устраивает пацанская жизнь по принципу «Live fast – die young», – говорят, что тогда было круто. А те, у кого из-под носа воровали последние сосиски по карточке в магазине, и кому нечем было кормить двоих-троих детей, проклинают весь этот бардак. С высоты нынешнего потребительского рая можно сколько угодно рассуждать о романтике лихих девяностых, но стоит у нынешнего хомячка отобрать его любимый айфончик с горой селфи с отпуска в Турции, выбросить его широкоформатный телевизор и не дать пожрать пару-тройку дней, как в его голове быстро разорвется бомба когнитивного диссонанса. «Как так – стабильность, а айфона и смузи нет?» И эти выродки, митингующие в Ярославле, на Болотной – да где угодно, – требуют смены власти. Ну, допустим, вы получите замену одной задницы в кресле на другую. Допустим, даже получите желанное правовое государство с жестким полицейским контролем (без него не будет правовой строгости, а с ним это уже не демократия, ну да ладно). А что потом? А потом дорогостоящие люди, прикормленные нынешней властью, поймут, что с новой дружить не выйдет, и будут жить строго по правовым принципам, выплачивая налоги с официального дохода и уверенно ликвидируя одну за другой опасности раскрытия доходов неофициальных. Дальше – расширение черных рынков, безработица, голод, демографическая яма, уличная преступность плюс «четкий отстрел людей у власти». И конца и края этому не будет, потому что народа много, а власти и полицейских сил – несмотря на вооруженность, – сравнительно мало. Более того – мне кажется, те люди, что жили еще чуть ли не вчера нормальной жизнью на Украине, а сейчас наблюдают вокруг ежедневные взрывы и жирующих на этом олигархов, тоже не видят ни конца, ни края этому позорному действу революции.
Поэтому, как бы убого ни промывали мозги большей части населения власти, и как бы слабоумно ни выглядели лозунги митингующих за эту власть и радующихся сраным уличным праздникам и копеечным – по балансу прибыли и убытка, – историческим достижениям типа присоединения Крыма, такой худой мир, в котором нет полнейшей, тотальной разрухи, однозначно лучше доброй войны, которую хотят навязать люди, смотрящие в никуда. Конъюнктурные суждения? Вряд ли. Просто лично я не хочу большую часть жизни прожить в устремлении в эфемерное светлое будущее, чтобы на старости лет сидеть на кухне с пузырем «Охоты «Крепкой» и «беломориной» и рассуждать, как хреново жить в этой стране, прививая страсть к обсиранию моим выросшим в голоде и нищете детям. Вот и все. Я – не митингующее чмо и не сторонник революций. Если это наказуемо, пусть меня наказывают. Это лучше, чем самому себе перекрыть кислород воплями о том, как все плохо.
Когда я решаюсь включить звук – рука тянется к пульту интуитивно, я едва понимаю, что делаю, – оказывается, что идут вечерние новости, и какая-то девица сообщает, что президент пообещал – присоединение Крыма никак не скажется на состоянии экономики страны, несмотря на все усилия и санкции со стороны Запада. Верю ли я этому? Как и любому маркетинговому проекту, программе новостей я не доверяю. Но хочу ли я этому верить?
«…переговоры между Россией и Китаем…»
Счастлив тот мастер, который может прокормить себя при любой власти. А я – тот мастер?
Я – тот, кто сейчас накидает себе виски с колой и побольше льда.
Я – тот, кто считает, что добрый мир – единственный вариант, даже если где-то добрая и сытная война.
Я – тот, кто служит системе, источник которой гнобит страну, где я живу, несмотря на то, что эта же система кормит эту страну.
Я – собака, кусающая себя за хвост?
Лучший ответ – один к трем. Горечь, легкий налет спирта, мимолетный травянистый привкус и пряная искра – и Dewars вместе с колой проваливается в меня.
Ненавижу военных и политиканов.