Полет курицы

О да, Железнову я помню хорошо. Жирная тетка с вечно прищуренными свинячьими глазами-бусинами. Руководитель отдела контроля мерчандайзинга сети. Этим своим хитрым взглядом она уже на переговорах вытаскивает у тебя из кармана заветный конвертик, но диалога о сумме избегает категорически. Так что, Взяточник, возможно, переживает не зря.

– Мы понимаем, что Ваш голос решит вопрос в целом. Если это не так – опять же, мы ошиблись кабинетом, – парирует Сергей Борисович.

– А почему Вы, собственно, сейчас задаете эти вопросы? – решаю поинтересоваться я. – Вы понимаете, что техническая сторона уже не будет меняться, и все расписано?

– Я Вас умоляю, – вздыхает Взяточник. – Не считайте себя первыми и последними, кто приходит ко мне с такими вопросом. Мне важно понимать, что мы говорим об одном и том же. Я беру на себя ответственность.

– А мы обеспечиваем окупаемость этой ответственности, – отрезает Сергей Борисович и кладет на стол рядом с собой свою неприметного вида папку т открывает молнию. – Коней на переправе не меняют, вот что важно. И вот еще, – достает из папки плотный свежий журнальчик с логотипом «Дриминг Трейд» на глянцевой обложке, – возьмите, пожалуйста, наш новый каталог продукции. Ознакомьтесь с новинками ассортимента.

Каталог, будучи и так плотным на вид, еще и уплотнен примерно на тридцать-сорок крупных купюр.

– Вы понимаете, что кроме меня, об этом будут знать еще три человека?

– Безусловно. В содержимом все учтено, – спокойно отвечает Сергей Борисович, хотя я на его месте уже вскипел бы от странных манер и выражения лица Взяточника.

Я почему-то думаю о том, что Сергей Борисович с этими его тонкими усами похож то ли на разжиревшего ДиКаприо, то ли на Марлона Брандо в образе дона Вито Корлеоне. Что-то в этом духе. Взяточник поглядывает на меня, пока они с директором перекидываются еще какими-то формальными фразами, из которых я тщетно пытаюсь уловить технические детали. Потом появляется несколько вопросов ко мне, и я безупречно отвечаю на них, оперируя конкретными цифрами и доводами, без каких-либо шпаргалок. Когда наш взаимный интерес окончательно иссякает, процесс подходит к концу.

– Рад, что мы друг друга поняли по содержанию. Объему содержания, – вздыхает Взяточник, вроде как нехотя передвигая каталог ближе к себе.

Урок первый. Наш дядька понимает, что служба безопасности торговой сети может сделать с ним за эту его предприимчивость. Мне кажется, руководство сети, в принципе, и принимает факт взяток в счет будущих поставок и текущих откатов, и осознает возможность таких операций, как ни крути. Но чисто для формы, конечно, периодически происходят показательные казни. Поэтому, наш Взяточник не допускает упоминания в телефонных разговорах, деловой переписке и даже разговорах с глазу на глаз в кабинете без видеонаблюдения не то, что точных цифр, но и самих фактов того, что кто-то получает какие-то деньги. Еще мне кажется, что он уже настолько привык иносказательно выражаться в вопросах получения денег, что и об официальных транзакциях со стороны партнеров и сети говорит также витиевато и неопределенно. Вот как можно легко вычислить Взяточника.

В какой-то момент, и меня, и Сергея Борисовича – во всяком случае, так мне кажется, – начинают терзать сомнения насчет того, не соскочит ли наш Взяточник. Так он мнется. Но он же солидный, серьезный деловой – если не сказать, что номенклатурный, – мужчина в светло-синем деловом костюме, и он слов на ветер не бросает. Сказал, что возьмет на лапу за представление и гарантию продвижения наших интересов – и возьмет. Не менять же коней на переправе, действительно.

Урок второй. Занятно, что при всей осторожности и рассудительности Взяточник, во-первых, принимает гарантийный взнос прямо у себя в кабинете, а во-вторых – не упоминает даже полунамеками о договоренности с процентом отката от последующих закупок. А процент этот есть, об этом я знаю точно. Об этом мы трое – я, мой босс и Взяточник, – знаем точно. Но это длинные деньги, понимает Взяточник. А в каталоге – деньги короткие, своего рода обеспечение этого негласного контракта, хотя все мы знаем и то, что они будут обеспечены избыточным процентом в ходе закупок. Вот как можно легко поймать Взяточника на банальной жадности.

Взяточник берет каталог, открывает первую страницу, бубнит «Спасибо, если что-то еще заинтересует – я Вам сообщу», кладет каталог в свой портфель и передача считается состоявшейся. Мы выходим из офиса Взяточника с одной лишь папкой. И он выйдет с одним лишь своим портфелем. Все вполне обыденно и просто. Impeccablement.

В ожидании поезда, мы с директором около получаса сидим в ресторане. Он потягивает коньяк и молчит, а я маленькими глотками поглощаю пустую кока-колу. После приторного и вязкого разговора с Взяточником алкоголь в глотку не лезет. Звучит уведомление об открытии посадки.

– Твари, – многозначительно констатирует факт Сергей Борисович, и мы уходим. Впереди четыре часа уныния.

Пожав руку своему боссу, я отправляюсь в машину и, руководствуясь инстинктами и рефлексами, словно зомби, добираюсь до дома. Упаковав в себя пару стаканов Dewars, прохожу водные процедуры и ложусь спать.

Через какое-то время слышу звонок мобильника, превозмогаю себя, встаю и поднимаю телефон со стола, но оказывается, что звонит не он, а чей-то чужой. Кажется, снизу. Долбанные огрехи в шумоизоляции. В новостройках такого быть не должно. Или у этого недоумка мобильник подключен к аудиосистеме и орет на всю квартиру или даже на весь подъезд?

Жуткая усталость отвечает «Мне плевать», и я возвращаюсь на свою двухместную постель, в которую сейчас не помешало бы добавить какую-нибудь симпатичную и абсолютно голую девицу для антуража. Завтра тяжелый день. Почему-то мне кажется, что он будет именно таким.

Среда

День в офисе проходит тошнотворно. Начиная со вчерашнего вечера, я ненавижу всех, кто меня окружает. Стас привел ко мне двоих претендентов на позицию Васильева, и одного парня я был готов взять за одно лишь то, что он хотя бы был в курсе, какую работу ему предстоит выполнять. Другой – пришедший до него, – вообще пришел с нулевым опытом из института со специальности «Менеджмент», да еще и с сертификатом школы бизнеса, и я едва удержался от того, чтобы сообщить ему, что лучшей вакансией для него будет «Кассир в МакДоналдс», и так будет до тех пор, пока он не поймет, что научили его в институте только набирать текст в «ворде» и скачивать курсовые из интернета, и не начнет приобретать реальный опыт. Но я всегда предельно вежлив, и вместо этого я сообщил Стасу, что он забыл указать – кандидатов без опыта мы не рассматриваем. И еще – пора дать втык кадровикам, пропускающим этот ученый сброд в мой офис.

Вечером мы с Алиной идем-таки в кино. Ее распирало от желания сходить на модный фильмец «Пятьдесят откровений куртизанки», ведь она уже прочитала то ли три, то ли пять книг для домохозяек, по которым сняли этот убойный киношедевр. Разумеется, фильм оказывается полнейшим убожеством, игра актеров оставляет желать лучшего, а реплики, кажется, писал озабоченный ПТУшник-слесарь, пересмотревший «Связи» и «Унесенных ветром». Но самое удивительное в этом всем даже не то, что зал практически полон. Самое удивительное – все вышеперечисленные недостатки я смог рассмотреть уже на пятой минуте фильма. На пятой минуте! Что делать в такой ситуации? Улыбаемся и машем.

Когда-то я ходил в кино, чтобы посмотреть новые фильмы. Но то ли нынешний прокат скатился в серийное дерьмо, то ли во мне что-то поменялось, и теперь я просто дремлю, иногда улыбаюсь спутнице, жму в ответ ее тонкую ручку и изредка таращусь в мобильник. В действительности, я с гораздо большим удовольствием посмотрю кино дома, на широкоэкранной плазме и без воняющих дешевым парфюмом соседей-гопников, причем это будет приличный фильм, а не слабоумная комедия с рекламой дешевого российского бухла и не очередной «загадочный триллер», суть которого ясна уже с десятой минуты просмотра. Более того, дома я в любой момент, передумав смотреть, могу поставить на паузу и жахнуть свою девушку или просто сходить пописать, после чего снять с паузы и смотреть дальше. Здесь же я сижу в окружени неудачников и старых дев только лишь потому, что Алина прется по таинству кинозала и считает, что поход в кино – это достойный способ поддерживать киноиндустрию, ведь авторам фильма нужно получать деньги, иначе кино загнется. Она так и сказала тут недавно. Я постарался сдержать смех и ответить что-то вразумительное, но и ежу понятно – киноиндустрия уже загнулась к чертям собачьим. Причем довольно давно. Подавляющая часть коммерческого продакшна – просто жалкий мусор и обсасывание уже давно переиначенных по-всякому идей. Американские комедии, раньше радовавшие циничностью и безбашенностью, стали, как под копирку, бессмысленными подборками юмора типа «скажи «жопа» или «сиськи», и зритель твой», а русское кино так и не смогло выйти даже не уровень своих же двух-трех более-менее достойных образцов. Связано это с тем, что в этой стране у тех, кто имеет деньги, отсутствует талант, а у тех, кто действительно талантлив, никогда не будет денег. Мы – нация прагматичных скотов, несмотря на нашу «задушевность» и «единство в беде». Все это единство – показуха, смазанная спиртовыми растворами разной крепости и ароматизации, не более того. Для нас благополучие – это хлеб, золото, нефть, меха. Духовность этой нации – на уровне единства для продолжения рода, животной системы, в которой мнение свободной личности – всего лишь галочка в анкете обвиняемого в растлении духовности. Мы никогда не будем ценить творческий потенциал, потому что, кроме единиц классиков и отдельных – и то, в большинстве своем, гнилых и продажных, – творцов прошлого века, у нас нет никого, кого мы уважали бы и могли поставить на одну планку с Ноланом, фон Триером, Скорсезе. Мы нынешние – просто не знаем, что такое гордиться своими творцами, потому что нас в этом мире представляют те, кто сели на подсос к большим бабкам и назвали себя истинными профессионалами и – что более важно, – творцами.

В зале загорается свет, и я на секунду или две теряю ориентацию в пространстве. Меня выбрасывает из задумчивости, и я вижу улыбку Алины, слышу ее «Шикарная концовка» и отвечаю «Рад, что тебе понравилось», и мы уходим из зала, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы добавить «Шикарная концовка – это когда на сиськи и на лицо одновременно».

Но, надо отметить, этим вечером до шикарной концовки тоже доходит. В том смысле, что сегодня Алина повеселее, болтовни за ужином в ресторане больше, да и желания секса у нее заметно прибавилось. Вот только для меня этот секс проходит безвкусно и уныло, хотя я и стараюсь включиться и имитирую страсть и похоть.

Что-то в этой среде не так, думаю я, попивая ледяное шампанское и глядя на район с высоты двадцатого этажа, где располагается однокомнатная квартира Алины. Таунхаусы, запрятанные в колодце из высоток, вызывают у меня истерическую улыбку, и я, допив «шампунь», оставляю бокал на столе и ухожу спать.

Что-то в этой среде не так.

Четверг

Это утро выдалось напряженным с самого моего пробуждения. Алина сильно торопилась куда-то – я, кстати, так и не понял – куда, но тенденцию поддержал, – и сочла своим долгом каждые пять минут действовать мне на нервы соответствующим напоминанием.

Чтобы выглядеть не особо раздраженным и заодно защитить глаза от слишком яркого солнца, я нацепил солнцезащитные очки. Благодаря этому однообразный мир питерских дорог стал еще более печальным. Я подъезжаю к парковке около офиса, чтобы занять свое законное место и выдвинуться на новые трудовые подвиги, но въезд на паркинг мне перекрывает бомж в огромной потрепанной куртке и бесформенной дырявой зимней шапке-ушанке. Завидев меня и отреагировав на сигнал дальним светом, он начинает махать руками, а потом подходит к водительской двери и что-то бормочет, показывая наверх. Зимние перчатки на его руках настолько изношены, что клочья от них при взмахах болтаются в стороны, но мне даже кажется, что это скорее клочья гниющей плоти пальцев бомжа, и от этого его жесты кажутся еще более мерзкими. Я опускаю стекло, но это не помогает получить больше информации – речь бомжа остается настолько же понятной, насколько она была таковой при ее полной изоляции. Я смотрю вверх – туда, куда тычет своим лохматым пальцем этот товарищ, и мне хочется улыбнуться, но губы не растягиваются. Смотрю на самого бомжа, и это заставляет его прекратить тыкать в небо и стыдливо опустить взгляд. Кажется, презрения в моем взгляде достаточно, чтоб его можно было заметить даже сквозь плотные солнцезащитные очки, и я заезжаю на паркинг, одновременно поднимая водительское стекло легким касанием кнопки.

Когда я выхожу из машины, бомжа уже уводят молодцы из службы безопасности офисного центра, и начальник смены, суетливо бормочущий что-то по рации, проходя мимо меня, сухо произносит «Извините, Эдуард Юльевич», и я так же сухо пожимаю плечами.

Мне пора тонировать машину «в ноль», ведь номера за это все равно уже не снимают, а по «пятихатке» я готов платить хотя каждую неделю, лишь бы никакие животные не залезали своим взглядом в мой салон.

Первый мой визит на сегодня – в собственную студию компании, располагающуюся прямо под офисом. Именно здесь снимаются рекламные ролики прогрессирующей бредовости, заставляющие людей помнить, кто на рынке хозяин и считать, что он обкурился чего-то синтетического.

Выхожу из лифта. Дверь справа от входа на студию приоткрыта. Смотрю на нее и хмурюсь, будто кто-то, кроме камеры наблюдения, на это обратит внимание. За этой дверью прячутся наши компьютерная графика и видеодизайн. В сущности, эти ребята могут дописать и дорисовать многое, что не успеют сделать местные дизайнеры и кинематографисты, чтоб доблестный коллектив креативной среды не свихнулся как-нибудь ночью во время аврала перед очередной плановой рекламной кампанией.

Прикладываю карту к сенсору около двери и под мерзкое «Добро пожаловать» из динамика захожу в студию.

Наш штатный режиссер Серж Михалян – бывший режиссер театра в одном из Зажопинсков, – трудится в поте лица. Что-то разъясняет актерам, играющим в замысловатой постановке, которую я даже не пытаюсь понять. Когда я подхожу, Михалян как раз заканчивает давать ценные указания.

– Больше счастья, суки, больше счастья, а не этого говна, понятно?!

– Мастера слышно за километр, – замечаю с улыбкой.

– О, здравствуй, дорогой. Устаю я, скоро на пенсию, ей-богу, – Михалян протягивает руку, которую я крепко, по-мужски пожимаю; но его рукопожатие все равно крепче – как у грузчика.

– Э, нет, ты мне еще пригодишься. Укладываемся по срокам в новую кампанию?

– Эдик, – Михалян разводит руками и шумно, рывком опускает их себе на бедра. – Я не вижу тут человека, которому надо задавать такой вопрос.

– Красавец, – демонстрирую в ответ поднятый большой палец, хотя иногда за манеры Михаляна хочется показать ему средний.

– Мифологию и первый вариант по снекам я уже передал твоему заму, – вытаскивая из смятой пачки сигариллу и торопливо засовывая ее в рот, бормочет Михалян.

– Одобряю. Ладно, Стас с тобой свяжется после совещания.

Михалян быстро раскуривает «данхилл», смотрит в сторону сцены и молча кивает, а я зачем-то тыкаю в него пальцем в стиле «deal with it». На второй, дальней площадке, куда случайно падает мой взгляд, группа второсортных актеров изображает полноценную семью, еще пара таких же изображает деловых мужчину и женщину, а третья группка – молодежную компанию. Они отыгрывают что-то на синем фоне.

– А это у нас что за проект? – интересуюсь у Михаляна, который едва не подпрыгивает от звука моего голоса – видимо, решил, что я уже ушел.

– А, это Сергей Борисыч накинул заказ. Почему-то напрямую, я так прочухал, что это его какой-то кореш попросил сделать. «Парамаунт Нева», не слышал?

– Нет еще.

– Да, обычная торгашка, типа «Заневского каскада» или «Международного». Десятиэтажный торговый и офисный центр. Только с ним еще сливается вторая литера – жилой дом, новостройка. Там типа уже все отстроено – развлекуха, инновации, модернизации, понимаешь, да?

Обещаю себе узнать об этом проекте. Что-то в нем меня смущает. Формы здания, линии окон. Пару раз машинально киваю и ухожу.