– «Периметр 3» слушает.
– В бронекостюме «Шторм» неизвестный человек, членов группы не обнаружено. Какие будут указания? Прием.
– Борт 472, зачистить местность. Как поняли? Прием.
– «Периметр 3», вас понял, приступаю к зачистке.
Сталкеры не дожидаясь конца сеанса связи ломанулись в ангар.
– Быстрее, в бункер, там не достанут! – стоявший рядом со мной. Берет, схватил меня за рукав и поволок за остальными. Серебряные иглы на экране налились алым цветом, целик метнулся к ближайшей мишени, а в шлеме завыли резкие короткие сирены. На экране вспыхнула надпись "Атака с воздуха", "Контрудар". На плечах бронника щелкнув замками, раскрылись две миниатюрные шахты, на забрале мигнуло слово "Залп" и с левого плеча стартанула миниракета, повалив меня на спину отдачей при старте.
– Ого! – только и смог подумать я.
Ближний вертолет, которому миниракета попала в турбину, дернулся в сторону, задымел, и, завалившись на бок, начал падать куда – то за ангар. Целик нашел второй вертолет, я лишь успел подняться на локти, когда с правого плеча сорвалась вторая миниракета. Отдачей меня снова бросило на землю, я ударился головой и потерял сознание…
Очнулся я уже в бункере, надо мной склонился Царь.
– Очухался, гроза авиации?
– Что это было? – во рту пересохло, и я еле ворочал языком.
– Это у тебя надо спросить, чем ты их приложил.
– Когда поступила команда на нашу зачистку, бронник опознал вертолеты как врага и сам дал по ним залп.
– Хороший у тебя бронник, и тактический блок у него нехилый, – отозвался из угла Тротил, – если бы у нас такие бронники у всех были, мы бы вояк как лошадок и в хвост и в гриву дрюкали.
– А я второй вертолет тоже сбил? – бронник вколол мне какую-то гадость из аптечки в задницу, и голова понемногу прояснялась (странно, укол в задницу, а попустило голову).
– Да, нет, второй ушел от ракеты, и это самое неприятное.
– Но мы в бункере, он нас не достанет.
– Уже достал. – Царь указал рукой в сторону.
Я глянул в том направлении, свет фонарей скрадывал углы, и видно было плохо. Я закрыл забрало, автоматически включился ПНВ и я все понял. На месте ступенек лежали обломки бетона с торчащей арматурой и куски плит перекрытия.
– Это он НУРСами прошелся, были бы мы в ангаре, уже белые тапки примеряли.
– А второй выход есть?
– Догадайся с одного раза …
– Понятно. И что делать будем?
– Выброс пересидим, а там видно будет. – Царь отошел к костру.
В голове уже гудело, в ушах стоял неприятный, на уровне ультразвука писк, а инфразвуковые колебания отзывались в позвоночнике вибрацией – скоро выброс.
У костра установили "стол" из ящиков и теперь уже все сталкеры пили прозрачную.
– Кабан, подсаживайся к нашему столику, – махнул рукой Тротил.
– А закусон, откуда? – на столе лежала все та же закуска.
– Это мы с Пысой спасли, – отозвался Хобот, – я как вертолеты увидал, сразу водку со стола спасать побежал, а Пыса с закуской в бункер ломанулся.
– Молодцы, от имени руководства объявляю вам благодарность, – отозвался Царь.
– Ага, с занесением в грудную клетку, – вставил свои пять копеек Тротил, и все заржали, – наливай, чё ждешь, под водку и выброс не так на мозги давит.
Допив и доев, сталкеры принялись травить байки.
– Хамер, расскажи про Хохмача. – Попросил Пыса старшего группы.
– Вот я помню, – Начал Хамер, ковыряя в зубах спичкой, – шли мы втроем с Лысым и Хохмачем на насосную станцию, погодка тихая, камыш шелестит, а Хохмач как всегда по сторонам глазами рыскает, приключения высматривает, ну вы его знаете, у него не шило в заднице, а целый кол.
Сталкеры дружно закивали, а Пыса даже ухмыльнулся.
– Во-от, идем мы, идем, и видим, на одной полянке лежит труп кабана. Хохмач как увидал его, аж весь преобразился, и к нему. Подбегает значит и кирзачем по жопе, и орет: – Вставай зараза, а ну бегом домой в свинарник, я его по всему болоту ищу, а он тут разлегся.
Мы с Лысым ржать, а кабан как подорвется, и бежать от нас. Мы в ступоре, Хохмач так с поднятой для очередного пендаля ногой и застыл. Кабан-то спал, оказывается, а мы его за труп приняли. А кабан как ломанул по кустам, наверно до сих пор бежит, свинарник Хохмача ищет.
Сталкеры захохотали.
– А помнишь, как он где-то фосфоресцирующей краски достал, – Вытирая слезы, сказал Тротил, – и стайку плотей в зебр размалевал. Долго еще потом по болотам ночью "зебры" табуном бегали, часовых пугали.
Все снова засмеялись, и я вместе с ними, когда представил этих зебр.
– А я слышал, что Хохмач гнездо илистых раков гранатами разворотил и в эту дырку нагадил, – отозвался Мыш.
– Ага, – сквозь смех сказал Тротил, – потом он долго задницу спиртом от укусов прижигал и говорил, не только вы нам можете гадить.
– А когда он слепому псу на шею колокольчик привязал, и отпустил. Пес к своим ломанулся, те перепугались и от него, так по всему болоту два дня и носились, пока пес с колокольчиком в аномалию не вляпался – опять вспомнил Царь.
Все опять повалились от хохота.
– А бюрера, – размазывая слезы, простонал Тротил, – как он его поймал, не знаю, но напоил водкой и приволок на базу. Потом они, обнявшись, сидели у костра и пели песни. Ну, как пели, Хохмач запевает: "Ой, чий то кiнь стоить", а бюрер ему подвывает. Лебедев вышел послушать, кто это так душевно воет, и все бы ничего, но карлика стошнило прямо на сапоги атамана. Лебедев полчаса орал трехэтажным матом, поминая всю родню бюрера и Хохмача, карлик от такого откровения засмущался, обписялся, и, завыв дурным голосом, полез прятаться в рюкзак к Хохмачу.
Сталкеры уже стонали, лежа на полу.
– А голованы! – уже во весь голос проревел Хамер, – он их возле насосной станции, когда в дозоре был, наловил, а потом, на базе, незаметно в кастрюлю с супом кинул. Лебедев его по всей базе половником гонял, после того, как у себя в миске голована выловил.
Сталкеры еще немного поржали и стали укладываться спать.
Лаборатория
Я тоже покурил и улегся головой на рюкзак. В голове шумело толи от водки, толи от приближающегося выброса. Сон погрузил меня в мягкую пропасть. Проснулся я от толчка в плечо. В бункере было сумрачно, костер погас, и светились только два Лунных света и Вспышки, разбросанные по полу и дававшие неяркий, но устойчивый свет. Надо мною кто-то склонился и тряс за плечо, причем настолько холодной рукой, что холод слышно было даже через костюм.