Открытая дверь

– Я поняла тя, Вить, я принесу, я говорю, я те, я точно, Вить… ну мы погнали?

И снова мимо летит ночной город, а они как будто спрятались от него в уютном салоне, горят впереди на панели приборы, и водитель снова ни о чем не спрашивает, и можно посидеть, о своем подумать, и не надо разрешать приходить мыслям о том, что все же придется открыть дверь, и что-то делать, и будет страшно и неприятно и тяжело, и я не хочу. Но это понимание все равно пробивается, и где-то слева внизу живота нарастает издерганная беспорядочная тревога и стремится заполнить собой все внутри, и хочется бежать, но неизвестно куда, просто, даже не бежать, а метаться как глупый зверек. И ты борешься, но как-то вяло, и страх побеждает, и охватывает всю тебя, до самого горла, а потом отступает, но через пару минут приходит снова и разрастается еще больше. Только бы губы дрожать не начали. А зубы, кажется, немного стучат. Он опять смотрит в темный аквариум с машинками. Нет, не стану его изучать. Отвернусь к своему киноэкрану. А он смотрел на какой-то переулок, такой же, как все, ничего примечательного, и вдруг увидел, как двое мужиков заталкивают в черный внедорожник женщину, а та отчаянно сопротивляется, но они быстрее и сильнее. Все это мелькнуло и промчалось в один миг, лишь темные силуэты, никаких особых примет, лиц, номеров и вроде бы все как было, водитель не видел, она тоже, никто не кричит, не вопит, и даже будто и не было ничего, видел ли он вообще, да нет, точно видел, видел реально. Почему именно сейчас, когда они едут в эту криминальную хату? Секунда, наверное, всего, но он четко понял что происходит. Ну и ладно, промолчать, кому какое дело, ну, на самом деле, что он сейчас начнет орать во всю глотку, ментам названивать, поднимать дикий шум, и все именно тогда, вот почему, ну почему именно тогда, когда они сами в полном ауте. А время то идет, ее, наверное, уже похитили и везут, чтобы мучать, например. Надо решать. Если звонить то сейчас. Да нет, ну зачем, ну не знает же никто, столько проблем, да и неудобно как-то, нет, специально ты тянешь время, ну и что, просто забью, и никто не узнает. Звони, прямо сейчас звони, счет идет на секунды, промедлишь еще, и ей точно конец. Да ну, не моя это тема, не касается меня, плевать, просто плевать и все. Нет, просто сделай, не думай и сделай. Рука полезла во внутренний карман за смартфоном, нащупала его, и на этом все, остановилась. Играла электронная музыка, словно пела без слов о бескрайних городах будущего, которых еще нет, но слушаешь, и будто ты уже путешествуешь по ним, носишься как луч цифровой энергии. И там, среди этих высоченных домов, уходящих за искусственные облака в суровое техногенное небо, там давно уже все потерялись, и никто никого не ищет, да и не хочет искать.

Такси остановилось на дороге, они вышли и медленно, словно на казнь, пошли туда, где их съемная квартира и гора денег, которые почему-то оказались убийце не нужны. Понемногу светало и окна домов не спеша выходили из темноты, как измученные стражи, отбившие атаку неведомых сил, замирали и смотрели на них, вглядывались устало, и пропускали вперед, во дворы, в глубину нового странного дня. Мимо прошел расхристанный мужик с волосатой грудью в открытой сизой майке, джинсах и одном шлепанце. Его штормило на девять баллов, и непонятно было, как он вообще идет и не падает лицом в асфальт. Ноздрей коснулся резкий запах противного одеколона, смешанный с алкогольным дурманом. Пьяный уперся в капот припаркованного серого «опеля», завыла сигнализация, но он не удивился, постоял секунд десять, словно решая что-то, а потом зашагал себе дальше, неприкаянно качаясь туда-сюда, но все же неведомым образом удерживая равновесие.

– Нарезался… да… жесть… – сказал ее любовник – И это… короче… я думаю, там типа сосед убил, ну, а кто еще?… Че он на площадке там делал?…

– Мало ли че делал… хотя… а че конкретно делал? – спросила она.

– Да говорю ж, курил… я еще удивился, чего он именно там то курит, нет бы выйти там на балкон, ну или что-то…

– Ну, типа да, типа нервничал перед убийством, все такое, хотя тоже бред…

– Не знаю… мож проверим как-то?

– Ну и как? Ты ж говорил, он сбежал, исчезли типа все… а ты видел вообще это, или это фантазия твоя такая четкая!? – вдруг накинулась она, понемногу соображая и разгоняя туман в голове.

– Че видел то!?… сосед зашел …погоди… бааааалин, точно, я ж не видел нифига, куда он типа смылся, туда, не туда, я мусор выбрасывал, а тупой сосед зайти куда угодно мог, ваще!

– Может он умный… – она мрачно улыбнулась.

– Да ладно перестань. Корявый он. Спортивки, все дела. Поперся… да… мне кажется не в эту, а ну да, в соседнюю хату точно.

– Ну, я зайду, спрошу тогда, а че, не вы убили, а реально че, давай!?

– Прям, так вот спросим?

– А прям вот так! Прям в наглую!

– Ну… я не знаю… а хотя давай… мне пофиг уже все… – он говорил и все время ловил себя на том, что ребра теперь изнутри постоянно царапает когтем мрачное беспокойство о той женщине, которую похитили, а он ничего не сделал, хотя и мог вполне. И может быть даже это был такой спасательный круг, возможность исправить все как надо и жить себе дальше, ну не посадили бы его, не посадили, и все бы прояснилось, и тетку бы спасли, и стало бы легко на душе, ну поторчал бы в обезьяннике, подумаешь, а теперь его так и будет терзать. И надо постоянно говорить, нести какую-нибудь чушь, для того чтобы не слышать этот неумолимый голос правды. А вот и серая дверь подъезда. Она приложила ключ, и замок тренькнул обыкновенно, так как будто они просто идут домой с легких дружеских посиделок. Иллюзия нормального человеческого быта. Но внутри пустота и мрак. В мутном начинающемся безумии, которое медленно расслаивает личность на две части, они приехали в лифте на этаж и позвонили соседу в дверь. Он, конечно, сразу не открыл, потому что время было часов пять утра, но она продолжала настойчиво трезвонить. Наконец, послышались шаги и, кажется, замерли с той стороны.

– Откройте, полиция! – гаркнула она сорвавшимся голосом.

Дверь осторожно приоткрылась, и показался небритый человек в спортивках и драной футболке.

– Типа не полиция. Извини. Мы соседи твои. Ну че, не ты убил!? – почти рявкнула вдруг она и мигнула своему любовнику, как бы спрашивая: «Его он видел или кого-то другого?». Тот ответил странным движением губ и всего лица, что да, тот самый. Сосед тем временем вышел спокойно к ним, наклонился лениво, коленку почесал:

– Кого убили то? Че ты орешь?

Она хотела что-то сказать и любовник тоже, но она все-таки опередила:

– Да кошку нашу, прикинь, возле подъезда, у нас кошка есть, идем такие, а она лежит, как будто растерзали…

– Подростки, небось, бухают здесь во дворе, не знаешь что ль?

– Да знаю. Короче, ты не видел кто, чего, каким макаром?

– Да я, блин, играл всю ночь, ну, типа в танчики, ну, знаешь там да, онлайн короче, щас чет вот тока рубанулся… А вы, че, типа, тусить ездили?

– Ну да. Такие приезжаем, а кошка сдохла. Мы ее просто ну… как бы потеряли… а теперь нашли таким вот странным образом.

– А может это, типа, страшная месть вурдалаков…?

– Типа знак, что нам скоро конец? Возможно. Ладно, давай, спасибо, я вижу, что ты не убивал.

Она попыталась закрыть дверь, давая понять что уходит, но сосед уперся:

– А может как-то побухаем вместе? Не ну, не щас, потом, я вижу просто у вас бабки есть, и все такое…

– Ты прав. Но у нас щас типа ситуация, нельзя так сразу надираться…

– Так я и говорю, не щас конечно…

– Ну да. Потом. За стресс и горе. Давай. А мы пойдем пока. Да не туда! – она потянула за рукав любовника, который почему-то стал хвататься за ручку двери квартиры с трупом.

Сосед гмыкнул и скрылся в своем жилище. Они пошли к себе на съемную. Постояли в коридоре минут пять. Затем она достала потрепанный, но современный рюкзак с верхней полки и бодро сказала:

– Ну, что, пошли за бабками?

И снова такси, и раннее утро в неприветливом, но богатом городе, которому может быть и не надо вовсе просыпаться и снова начинать безумную охоту за успехом, за признанием, за славой, за фейерверком достижений, да и вообще тупую просто на самом деле борьбу за выживание под жестоко нагревающим асфальт солнцем, которая в сущности ничего не меняет и безразлична к тем, кто все же победил, но перестал быть человеком. Летят машины, ползут автобусы первые, легкая дымка висит, и она переводит взгляд на два пакета в его руках, которые он неуклюже прижимает к себе, потому что все деньги в рюкзак не влезли, и он теперь неловко себя чувствует с этой ношей. А она наоборот оживилась, и ей как будто все нипочем, хотя бы сейчас, пока они едут вдвоем на заднем сиденье. Пихнула игриво его локтем в бок, шепнула громко:

– Не спи! Проспишь свое счастье! – и затараторила дальше – Слушай, а ты ниче, ни это самое, не под прикрытием, ну просто я подумала щас, ну вдруг ты под прикрытием во всей этой ситуации и круто было бы, когда нас Виктор будет убивать, а ты такой выхватываешь ствол и типа мочишь его первым, и спецназ врывается, и типа замедленно так это все, ниче ты это самое, не мент, а че ну круто было бы, ну соглашайся!?

– Не, не мент…

– Да говори, не ссы, таксист не слышит, Бабиджон по-нашему не понимает нифига!

– Не мент я… Да перестань, ну че ты руки дергаешь?

– Я так. Ну, мне прикольно просто. Ну, блин, ну подыграй!

– Ты пьяная что ли?…

– Дурак… А ты, ваще, ну, мог бы быть крутым, просто ты такой это… ну, тя надо подучить там, накачать короче, все дела…

– Я тебе мячик что ли, накачивать меня!?

– Ты просто не брутал, а щас брутала надо, и разрулить, короче, так по четкому, быков всех раскидать, бабло на базу, и так далее…

– Бабло то есть…Мы, может, убежим вообще? А что это мысль кстати!

– Нельзя…

– Почему?

– Крысами типа станем…Мы обещали и вписались… Раньше надо было тумкать.

– Ты права. Но не права. Ладно. Проехали.