Затишье

– Какая прекрасная ночь! – воскликнула, входя, Надежда Алексеевна. – Как хорошо в саду!

– Ах, да, кстати, – промолвил Владимир Сергеич, – позвольте узнать, Марья Павловна, вас ли это я видел вчера в саду ночью?

Марья Павловна быстро взглянула ему в глаза.

– Еще вы, сколько я мог расслышать, декламировали «Анчар» Пушкина.

Веретьев слегка нахмурился и также принялся смотреть на Астахова.

– Это точно была я, – сказала Марья Павловна, – но только я ничего не декламировала: я никогда не декламирую.

– Может быть, мне показалось, – начал Владимир Сергеич, – однако…

– Вам показалось, – холодно промолвила Марья Павловна.

– Что это за «Анчар»? – спросила Надежда Алексеевна.

– А вы не знаете? – возразил Астахов. – Пушкина стихи «На почве чахлой и скупой»,[13 - «На почве чахлой и скупой»… – Неточная цитата из стихотворения «Анчар» (1828); у Пушкина:В пустыне чахлой и скупой,На почве, зноем раскаленной…] будто вы не помните?

– Не помню что-то… Этот анчар – ядовитое дерево?

– Да.

– Как датуры…[14 - Датура (Datura), или дурман – ядовитое растение.] Помнишь, Маша, как хороши были датуры у нас на балконе, при луне, с своими длинными белыми цветами. Помнишь, какой из них лился запах, сладкий, вкрадчивый и коварный.

– Коварный запах! – воскликнул Владимир Сергеич.

– Да, коварный. Чему вы удивляетесь? Он, говорят, опасен, а привлекает. Отчего злое может привлекать? Злое не должно бы быть красивым!

– Ого! какие умозрения! – заметил Петр Алексеич, – куда мы удалились от стихов!

– Я эти стихи прочел вчера Марье Павловне, – подхватил Владимир Сергеич, – и они ей чрезвычайно понравились.

– Ах, прочтите их, пожалуйста, – сказала Надежда Алексеевна.

– Извольте-с.

И Астахов прочел «Анчар».

– Слишком напыщенно, – произнес как бы нехотя Веретьев, как только Владимир Сергеич кончил.

– Стихотворение слишком напыщенно?

– Нет, не стихотворение… Извините меня, мне кажется, вы не довольно просто читаете. Дело говорит само за себя; впрочем, я могу ошибаться.

– Нет, ты не ошибаешься, – сказала Надежда Алексеевна с расстановкой.

– О, да ведь это известно! я в твоих глазах гений, даровитейший человек, который всё знает, всё бы мог сделать, да только лень, к несчастью, его одолевает: не правда ли?

Надежда Алексеевна только головой качнула.

– Я с вами не спорю, вы это лучше должны знать, – заметил Владимир Сергеич и немного надулся. – Это не по моей части.

– Я ошибся, извините, – поспешно произнес Веретьев.

Между тем игра кончилась.

– Ах, кстати, – заговорил Ипатов, вставая, – Владимир Сергеич, мне поручил один здешний помещик, сосед, прекраснейший и почтеннейший человек, Акилин, Гаврила Степаныч, просить вас, не сделаете ли вы ему честь, не пожалуете ли к нему на бал, то есть я это так, для красоты слога, говорю: бал, а просто на вечеринку с танцами, без церемоний? Он бы сам к вам непременно явился, да побоялся обеспокоить.

– Я очень благодарен господину помещику, – возразил Владимир Сергеич, – но мне непременно нужно ехать домой…

– Да ведь что вы думаете, когда бал-то? Ведь завтра бал. Гаврила Степаныч завтра именинник. Один день куда ни шел, а уж как вы его обрадуете! И всего отсюда десять верст. Если позволите, мы же вас и довезем.

– Я, право, не знаю, – начал Владимир Сергеич. – А вы едете?

– Всем семейством! И Надежда Алексеевна, и Петр Алексеич, все едут!

– Вы можете, если хотите, теперь же меня пригласить на пятую кадриль, – заметила Надежда Алексеевна. – Первые четыре уже разобраны.

– Вы очень любезны, а на мазурку вы уже приглашены?

– Я? Дайте вспомнить… нет, кажется, не приглашена.

– В таком случае, если вы будете так добры, я бы желал иметь честь…

– Стало быть, вы едете? Прекрасно. Извольте.

– Браво! – воскликнул Ипатов. – Ну, Владимир Сергеич, одолжили. Гаврила Степаныч просто в восторг придет. Не правда ли, Иван Ильич?

Иван Ильич хотел было, по неизменной привычке своей, промолчать, однако почел за лучшее произнести одобрительный звук.

– Что тебе была за охота, – говорил час спустя Петр Алексеич своей сестре, сидя с ней в легонькой таратайке, которой правил сам, – что тебе была за охота навязаться этому кисляю на мазурку?

– У меня на то свои планы, – возразила Надежда Алексеевна.

– Какие – позволь узнать?

– Это моя тайна.

– Ого!

И он слегка ударил бичом лошадь, которая начала было прясть ушами, фыркать и упираться. Ее пугала тень от большого ракитового куста, падавшая на дорогу, тускло озаренную месяцем.

– А ты танцуешь с Машей? – спросила Надежда Алексеевна в свою очередь брата.

– Да, – сказал он равнодушно.

– Да! да! – повторила Надежда Алексеевна с укоризной. – Вы, мужчины, – прибавила она помолчав, – решительно не стоите того, чтобы вас любили порядочные женщины.