История села Мотовилово. Тетрадь № 2. Жизнь своим чередом

Между тем, Николай Ершов, чтобы по-легкому опорожниться по ветру, от людей отошёл, наслаждённо млея от усталости, немножко вздыбив малахай в сторону. Отворотясь от людей, он начал исполнять свою естественную надобность. Этот-то Николаев вздыбленный на голове малахай и привлёк Сергеев охотничий глаз, возбудил в нем охотничью страсть. Вздумалось Сергею показать свой класс меткой стрельбой. Он начал целиться в малахай Николая. Все охотники, видя это, обезуменно замерли на месте от ужаса и удивления. Их охватило безмолвное оцепенение. Грянул выстрел. Сбитая с Николаевой головы, изрешечённая дробью, ушанка покатилась по заснеженной земле.

– Вот как стрелять то надо! – взволнованно проговорил Сергей, когда дым и сомнения, что Николай остался невредим, рассеялись. Ершов в испуге недоуменно оборотился к стрелявшему:

– Ты, Никифорыч, в шутку иль всерьез?! – спросил он у Сергея.

– Так посвящаются новички в настоящие охотники! – невозмутимо проговорил Сергей.

Детство. Казарма

Нет лучшей и счастливой поры в жизни человека, как детство. Недаром этот период жизни у человека считается беззаветной порой, беззаботным, золотым временем.

В семье Василия Савельева к этому времени было пять детей: Минька – заканчивал сельскую школу, учился в четвертом классе; Санька – ученик третьего класса; Манька только что поступила в первый класс, а Ванька с Васькой еще малыши.

За успех в учении Миньке в школе дали ситцу на рубаху, а Саньке за особую прилежность и пытливость в познаниях школьной науки выделили не только на рубаху, но и на портки. Это поощрение учеников в трудные послевоенные годы со стороны новой власти было как никогда кстати.

Особо отличившиеся в учении школьники, хотя в большинстве случаев и ходили в школу в лаптях, но зато в новеньких портках и рубахах. Себе на обед в школу школьники захватывали в кармане кусок черного хлеба, на вид похожего на дурынду – в нем была примесь лебеды и картошки. Несмотря на скудность одежонки, обувки и пищи, ребятишки учились прилежно, и многие преуспевали в познаниях начальных школьных наук.

Букварь был на десять учеников, задачник для старших классов только у учителя Евгения Семёновича, а книг-учебников для литературного чтения «Мир Божий» не больше пяти на класс. Бумаги и карандашей так же не было: писали на грифельной доске. Но ученики старательно и прилежно грызли гранит азов ученья, сознавая, что «Ученье – свет, а неученье – тьма!»

При школе имелась небольшая библиотека, в которой можно выбрать себе книжку для чтения от Библии до приключенческих повестей. Библиотекой заведовала учительница Лидия Ивановна, которая помогала подобрать книжку, смотря по способности чтеца. Так, однажды она подобрала для Саньки Савельева книгу «Таинственный остров», для Миньки – «Тарас Бульба», а для Мишки Крестьянинова – «Как турки украли самовар».

Школьные науки давались ученикам по-разному: кто преуспевал в быстрой смекалке по решения задачек, кто быстро выучивал наизусть стихотворения, а кто, постигнув навыки в написании слов, изощрённо старался всюду списать не только карандашом в тетрадке, но и на стенах, и заборах. Здесь преобладала и вульгарщина, и похабщина. В этом отличался Мишка Крестьянинов.

Около Савельевой мазанки собиралась ватага ребят. На ее двери крупно мелом написаны два таинственных слова, состоящих из отдельных букв: «РсФсР» и «СССР». Ввиду того, что эти два сокращённых слова только что появились в обращении у народа (новая власть их помещала в газетах и на деньгах), многие не знали значения этих слов. Каждый по-своему расшифровывал их загадочное значение. Проходивший мимо ребят Осип Батманов, заинтересовавшись, полюбопытствовав, спросил:

– А что значат эти слова? А то я их вижу на деньгах, а что они означают – не знаю! Может, вы, робяты, кто знаете?

– Вот, гляди сюда, дядя Осип, – выискался объяснять Осипу смелый и дерзкий на язык Мишка Крестьянинов.

– Вот значение этих букв: «Русская свинья фыркает своим рылом!»

Все ребята дружно засмеялись. Улыбнулся и Осип.

– А это что?

– А это расшифровывается так: «Санька Савельев стоит разутый», – снова взрыв смеха и хохота.

– Нет, не так он пояснил тебе, дядя Осип, – подскочив к двери, обиженный Санька стал объяснять по-своему, – это слово вот что значит: «Ребята, смотрите, Федотов Сергунька Ревет!» Ха-ха-ха!

– Смешно, но не убедительно, – высказал свое мнение Осип.

– Вовсе не так они тебе объясняют, дядя Осип, – взялся объяснить доподлинное значение этих слов более осведомлённый во всем и как старший во всей ватаге ребят Алеша Крестьянинов. Он, старательно тыча пальцем под каждую букву, доходчиво, с расстановкой, расшифровал: Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. А это так: Союз Советских Социалистических Республик.

– Вот это дельно, – отозвался Осип и пошёл к своему дому.

– Ребята, а я придумал вот, как расшифровать это слово, – вступил в разговор и наблюдавший со стороны, как всегда с ехидством и вяло, проговорил Митька Кочеврягин. Он подошёл к двери, указывая пальцем на каждую букву, расшифровал: Ребята, слышали, Фекла Селиванова Родила. – Взрыв весёлого хохота с гоготаньем огласил улицу. Некоторые из ребят, поджав животы от смеха, покатились на пожухлую лужайку. Дело в том, что упомянутая Фекла эта старая девка, из-за ее неприглядчивого лица была женихами забракована, и ее не брали замуж, поэтому-то и показалось смешным Митькино оповещение, а домысел, что она могла родить в девках, придавал к этому смеху еще больше задора, хихиканье и гоготанья.

Расшифровкой этих двух слов ватага ребят занималась целый уповод, и каждый придумывал расшифровать их по-своему. Панька Крестьянинов, любитель до баталий и оружия, раскумекал одно слово так: Ребята, Смотрите, Федька Смастерил Ружье!

– Кому про чего, а вшивому все про баню! – укоризненно съязвил недолюбливавший Паньку Митька.

– Россия строит фабрики своими руками, – сказал, в свою очередь, Павел Федотов.

– А я, со своей стороны, расшифрую так, – вклинился в размышления молчавший до сего времени Минька Савельев, – Ребята, Смотрите, Фонарь Светит России!

Иногда сверстники-ученики длинными зимними вечерами сходились в доме у Савельевых, учили уроки и состязались в своих познаниях в науках, кто во что горазд. Кто остроумные загадки загадывает, кто задачки в уме быстро решает, а кто режет стихотворение наизусть. В избе от шума и сутолоки стон стоит и суматоха. Кто «про птичку» ликует, кто распевает «Домик над рекою», кто про «мужичка с ноготок» декламирует, а кто нараспев дует «Жгуч мороз трескучий…»

Минька нежным баском, заглушая всех, резвисто режет «Как ныне сбирается вещий Олег…», а мать просит:

– Ты, Миньк, лучше бы прочитал какую-нибудь книжку вслух, а мы послушаем. Может быть, чего дельного в книжках-то пишут! Ты прочитай-ка про Тараса Бульбу.

Вообще, хозяйка Любовь Михайловна любит послушать чтение, особенно ей нравилось слушать про Тараса. Она восхищалась его непомерной силой, осуждала его за то, что он при встрече с сыновьями Остапом и Андреем, пробуя силу и ловкость, затевал с ними драку и стравлял их между собой. Сочувственно относилась к жене Тараса, которая, жалея своих сыновей, переживала и страдала за них. Любовь Михайловна себя ставила на место той матери и сравнивала себя с ней, ведь и у нее растут старших два сына, Михаил и Александр. Она, переживая, болела душой за всех своих детей и грудила их около себя, как наседка цыплят. Она сердобольно и приветливо относилась и к чужим детям. Так беспризорный Колька Аринушкин с железнодорожной казармы заимел в доме Савельевых приют и пристанище не хуже, чем в родном доме.

Колька был сверстником с Минькой, они вместе учились в одном классе. Во время зимы, когда была пора учебы в школе, Колька все время обитал в семье Савельевых и живмя-жил иногда и в летнее время. Его отец, Петр Иванович, рано овдовевши, женился на другой, у которой был также сын Васька. Колька и моложе его годами с рябым лицом Васька, оказавшись сведенцами, часто враждуя меж собой, дрались. Мачеха сразу же невзлюбила Кольку, взыскивала на нем из-за Васьки заслуженно и напрасно, всячески старалась укорить его за детскую шалость и за кусок.

Отец Кольки, будучи слабохарактерным человеком, не обращал внимания на семейные раздряги, старался не замечать скандалов, чтоб не досаждать новой молодой жене. Он весь предался работе, целиком отдался своему участку железной дороги, где он служил мастером.

Колька, затаив обиду на Ваську, накапливал в себе злобу для мщения, и такие моменты подвёртывались. Дело в том, что мать и Ваську не совсем долюбливала за его непоседливость и озорство. Однажды, забавляясь игрой во дворе, Васька нечаянно палкой подшиб курицу. Курица потрепыхалась-потрепыхалась, дух отдала и издохла. Мать, из окна наблюдавшая, что будет с курицей, ястребом выскочила из дома, с руганью набросилась на Ваську:

– Ах, ты, корявый дьявол! Ты зачем курицу убил! – и начала кликать Кольку, – Колька! Куда ты запропастился, лукавый, ну-ка, вложи ему, корявому бесу! Всыпь как следует!

Васька, видя, дело приобретает плохой оборот, сорвался с места, как шестоломный, бросился бежать к дубраве прятаться, только пятки засверкали. Целая ватага бросилась в погоню за Васькой. Впереди во весь опор бежал Колька, окрылённый случаем подубасить Васька. За ним Савельевы: Минька, Санька, Ванька, а сзади всех с угрозами и криками бегла мать. Васька все же успел спрятаться в зарослях дубравы, и ватага долго не могла его обнаружить. Оглядывая каждый куст, Колька случайно взглянул на развесистую крону одного здоровенного дуба. Стоя на сучке и прижавшись к стволу, там стоял злоумышленник Васька:

– А-а-а! Вон куда сатана-то залезла! А ну-ка, робяты, кидайте в него, супостата! – скомандовала мать. Набрав палок и камней, все принялись бросать в Ваську. Особенно усердствовал Колька. Он мстительно камень за камнем бросал вверх, стараясь попасть в ненавистного для него врага. А Васька, увертливо избегая попадания камней и палок, прячась, взбирался все выше и выше. По-кошачьи цепляясь за сучки дуба, он с злорадством растравляя мать, нараспев с высоты кричал в ее адрес:

– Эх, язва! Язва! Язва!

Мать от этого еще больше ерепенилась и просила ребят поддать. Один камень, брошенный Колькой, все же угодил Ваське прямо в брюхо. От боли он поморщился и полез еще выше, встал на тонкие, еще не окрепшие сучки. Один сучок под его ногами, не выдержав, сломался, Васька, не удержавшись, сорвался и упал на землю, ахнулся головой о корень дуба. Долго он лежал, не ворочавшись! Удар головой о корень отшиб у него память. Мать в растерянности не проявила к нему ни малейшей жалости, а наоборот, облегченно вздохнув, проговорила:

– Слава богу! Может, избавлюсь от неспособного детища! Вот чадо, накачался на мою шею! Кесь и не смотаешь тирана! – полусожалея, добавила она.

От побоев, Васька этим избавился, преследователи, видя, что Васька ушибся изрядно, от него отступили и победоносно возвращались на казарму. А он, отлежавшись через некоторое время, прихрамывая на одну ногу, приковылял к переезду и долго смотрел в след уходящему вдаль поезду.

Но занятие Кольки и Васька заключалось не только в потасовках и драке. На их обязанности лежала работа по пастьбе своего скота: коровы, теленка, двух овец и вонючего козла. В пастьбе скота по линии иногда принимали участие и Савельевы: Минька, Санька, Ванька. Скот угонялся по направлению к Ломовке, километра за три от казармы. Пастьба не проходила тихо и спокойно. Она часто наводнялась происшествиями и забавными приключениями.

Распустив скотину по выемке, Колька с Васькой только и думали, чембы заняться забавным для себя. Имея от природы пристрастие к озорству и приключениям, они что-нибудь да сбедокурят. Любимым делом их было подкладывать под проходивший мимо поезд разнообразные железяки: болты, гайки, камни, а потом с интересом разглядывать «работу» колёс, как они расплющивали в лепешку эти предметы. То они возьмутся со всем азартом, настойчиво в поте лица своем, разбивать бетонные столбы, на которых укреплены железнодорожные указатели, с целью добыть железные прутья для изготовления клюшек. Самым забавным занятием было то, что, набрав на насыпи камешков и голышков, вся ватага принималась бросать в телефонные провода, извлекая из них мелодичные, приятные на слух, музыкальные звуки. А если в это время проходил товарный поезд, то камешки по команде Кольки летели уже в вагоны и кондукторов, находящихся на тормозных площадках. А после, когда поезд, удаляясь, покажет зад последнего вагона, происходит жаркий обмен впечатлениями и успехами в меткости попадания – тут восторгу нет конца.

Больше всех торжествовал Колька:

– Я какому-то мордвину прямо в пузо попал! – захлёбываясь, хвалился он.

Однажды догнав скотину до болота, которое находилось напротив села Ломовки, скотина разбрелась по нему, блаженно принялась поедать траву, а Колька с Васькой уже нашли для себя новое «дело». Подойдя к одному из телеграфных столбов, наверху которого на железном кронштейне были установлены два зеленых стеклянных изолятора, они-то и привлекли внимание братьев-забавников:

– Васьк, полезай и отвинти эти две красивые штучки! – скомандовал Колька.

Васька, ни минуты не раздумывая, ловко по-обезьяньи, вскарабкался по подпорке, добрался до изоляторов. Отвернув, бросил их на землю, а сам, спрыгнув, принялся за обработку этих стаканчиков. Перво-наперво, Колька с Васькой очистили изоляторы от намазанной мазутом пакли, которая была затиснута внутрь. Потом вся ватага побежала к болоту, в середине которого был вырыт колодец. Вымыв стаканчики, поочередно все их них напились, и Колька опустил их в воду на дно колодца до следующего раза.

Не успела ватага дойти до полотна дороги, как со стороны села Кокоревки подскакали два верховых всадника и давай гоняться за Колькой и Васькой, норовя ударить их плётками. Васька, струсив, стремглав подался по линии к казарме, Колька поспешно взобрался на пакет уложенных щитов и во все горло заорал спасительно: