История села Мотовилово. Тетрадь 4

– Пойдём! При тебе на стену повешу, при тебе запущу. Ручаюсь ходить будут без единой заминки, – выхваливался Василий.

– Нет уж, не стоит, мне некогда! – отговорился Николай и пошёл куда шел. А Василий Тимофеевич свернул к дому Ивана Васильевича Трынкова, бережно держа под мышкой отремонтированные часы. Иван был дома и несказанно обрадовался приходу Тимофеевича и тому, что его часы были в починке не более недели, и тому, что сам мастер принёс их прямо на дом.

– Ну, сколько тебе за работу-то, – прислушиваясь к четкому тиканью висевших на стене часов, осведомился Иван о стоимости починки. – Они ведь у меня ходили, только часто останавливались.

– Я с тебя, Иван Васильич, ничего не возьму, а только у меня к тебе просьба: научи меня, пожалуйста, лапти плести. Все умею, а вот лапти плести еще не выучился.

– Это можно! Пока за мной заделья нет. А когда к тебе прийти-то?

– Когда угодно, я и лыки уже помочил.

Попрощавшись с Иваном, Муратов ушёл, дорогой он размышлял сам с собой: «Вот, стало быть, скоро и лапти плести научусь. Иван Васильевич научит. Он лапотного дела большой мастер». Василий Тимофеевич в селе считается мастером на все руки: он и плотник, он и столяр, он на военной службе научился и часовому мастерству, он самоучкой научился, стал спецом по заливке старых, худых калош, и вдобавок ко всему этому своему мастерству он решил овладеть искусством по лаптеплетению.

Целыми вечерами он усидчиво корпел над часовыми механизмами: отвинчивал, развинчивал, привинчивал, вынимал пинцетом малюсенькие колёсики и шестерёнки, снова ставил их на место, крутил, вертел, чистил, смазывал. Стенные часы развешивал на стенах. Если же часы с боем – целыми уповодами наслаждался мелодией звона. Но вся беда в том, что он редкие часы доводил ремонтом до конца. Большинство часов он кропотливо разбирал, устанавливал причину их бездействия и клал их в ящик шкафа в разобранном виде. С часами Ивана Трынкова Тимофеевичу не пришлось возиться долго: как только он заглянул в их механизм, сразу же обнаружил, почему часы ходили, но часто останавливались. Между шестерёнок двух колесиков каким-то образом попал таракан. Видимо, его случайно зубцами захватило, чуть не напрочь перегрызло, он погиб, так тут и остался, мешая ходу часам. Сам же Иван не соизволил заглянуть в механизм, счел, что поломка значительная и отнёс их Муратову. Тимофеевич извлек таракана из механизма, смазал колёсики, повесил часы на стену, и они весело заходили, раскачивая маятником и направо, и налево.

С починкой же Николаевых карманных часов Василию Тимофеевичу просто не повезло: раскрутивши малюсенькой отвёрткой миниатюрные винтики, он стал извлекать из механизма столь же миниатюрную шестерёнку. Недоспущенная заводная пружина сработала – колёсики в механизме звонка брынкнули, и эту шестёренку выбросило куда-то на пол. Долго Тимофеевич ползал на коленках по полу, ища злополучную шестерёнку, исчиркал целый коробок спичек, а ее так и не нашёл. Разозлившись, он начал ругаться, на чем свет стоит, волосы на себе драл, проклиная Николая. В ругани приткнул и «Павла Бюре», и как будто он в чем-то виноват, а толку все равно не было – шестерёнка, видимо, незаметно шмыгнула в щель между половицами, упала в подпол, а там угодила в мусор, в землю, и безнадёжно затерялась. Пойди, найди иголку в сене! Отчаянно матерясь и нещадно кастя сердце, почки, печёнку, селезёнку, он, наконец, решил зло свое сорвать на жене Анне, которая преспокойненько шьёт-пошивает, стуча ручной машинкой и занимаясь своим швейным делом. Безразличие и спокойствие жены вконец вывело из терпения Василия, он с укором набросился на нее:

– Ты что, такая-рассякая, не помогаешь мне искать потерянную шестёренку! Ты что, разве не видишь, что я весь измучался, ее искамши, а тебе и горя нет!

– Ты ее потерял, ты ее и ищи! – невозмутимо отчитала Анна мужа.

– Ах, так, растудытвою мать… – и разразилась в дому семейная драка. Он со зла, схватив со стены, запустил в нее шапкой, она с досады сняла с ноги валенок, бросила в него. Валенок, пролетев мимо его головы, угодил в окно, стекло дзинькнуло, валенок вылетел наружу и пошло-поехало. Анне пришлось второпях выскочить в сени, убежала в соседи, а Тимофеевич, набуянившись досыта, успокоился, усевшись на табуретку, принялся заливать прохудившуюся калошину.             В это время и пожаловал к нему Иван Трынков для обучения Василия лаптеплетению.

– Здорово ли живете! – перекрестившись на образа, поприветствовал Иван Василия.

– Поди-ка добро пожаловать! – отозвался на приветствие хозяин.

– Ну как живете, как дела? – покосившись на разбитое окно, поинтересовался Иван.

– Да ничего, живем не колотимся, едим не торопимся, – шутливо отговорился Василия.

– А что у вас окошко-то разбито, на дворе осень, а вы уж таракан морозите? – улыбаясь, балагурил Иван.

– Это я, нечаянно! – схвастнул Василий, – мы его сейчас заткнём.

Он взял с койки подушку и туго втиснул ее в дыру в боковом звене рамы. А когда в избу вошла Анна с заснеженным сапогом в руке, Иван понял, что незадолго до его прихода здесь разыгралась драма.

– Ну, давай, займемся лаптями, где у тебя лыки? – спросил Иван Василия.

– Вон, в кадушке мокнут, – ответил тот.

– Мы сначала лыки разрежем на узкие полоски, а потом их будем чинить.

Все приготовлено, лыки начинены, кочедык наготове, можно теперь лапоть заплетать. Иван Васильевич, взяв в руки два лыка, стал показывать, как заплетается лапоть.

– Вот, гляди, это лычко накладывается на это, потом берется третье, и они все между собой переплетаются, вот так, – потом он взял и присовокупил четвертое лычко. В руках Ивана получилась замысловатая переплетень. Шумя лычками, Иван по-учительски спрашивал Василия:

– Ну как, понимаешь немножко, ай нет?

– Как тут не понять! Тут, как я вижу, проще простого, – ответил Василий с детской простотой и наивностью, склонив голову набок и от непомерного внимания высунув язык, зорко и внимательно наблюдая за быстрыми движениями пальцев Ивановых рук, ответил довольный Василий.

– Теперь вот берется пятое лычко, переплетается с теми и, перегибая его, заводится запятник лаптя, вот так вот!

– Постой-постой, у меня что-то не получается, как же так, только вчера я дома заплёл новый лапоть, а тут что-то никак, – сопровождал Иван разговором свое замешательство. – Какой-то хрен! Не получается, да и только! Вот тебе на! – шевеля руками и манипулируя пальцами, начал выходить из себя Иван. – Ты, Василий Тимофеевич, не знаешь, почему не получается? – без надобности он спросил Василий.

– Нет, не знаю! – добродушно и по-детски наивно ответил тот, роняя на пол слюньку от прилежного и пристального внимания, а Иван, продолжая переплетать, расплетать и перегибать лычки, старался, чтобы у него получилась пятка. Чтобы выйти из неловкого положения, как бы между прочим, он проговорил для себя:

– И голова с собой, и мозги дома не оставил, а что-то не получается! Я и так, я и сяк, а все не то.

Он уже в третий раз, расплетая задел, пробовал снова заплетать, но дело по-прежнему не клеилось. От растерянности он даже приумолк, и все равно лапоть не получался. В конце-концов он так рассердился, что выругался трехэтажаным матерным словом, со зла бросил заплёт на пол, схватил с гвоздя шапку, одел внакидку кафтан и торопко к порогу. С досады так громко хлопнув дверью, что в шкафу зазвенела посуда.

С тех пор между Иваном и Василием дружба врозь, друг к другу ни ногой. Василий Тимофеевич так и не познал искусства в лаптеплетении, да ему эта специальность вовсе и ни к чему. Он сам никогда в лапти не обувался, да у него их и не было, к тому же он и обуваться-то в них не умел, а мастеров-лапотников в селе и без него хватало, так что пришлось ему заниматься своим делом: плотничать, калоши заливать и часы починять.

Федотовы. Семейные разлады и споры

В селе люди живут по-разному. Сама обстановка заставляет жизнь вести экономно и расчётливо. Большинство хозяйств стали только-только становиться на ноги. У кого постройка плохая, поневоле хозяйство будешь вести скупо – станешь копить деньги на стройку, а в иной семье свадьба, а в иной семейный раздел. Так вот получилось в семье Ивана Федотова. Не успел он женить Михаила, как подспевает второй сын Ванька. У Михаила только что появился ребенок, а тут наступило время, надо идти за Ваньку сватать.

Подорвавшись с первой свадьбой, надо затеивать вторую, а где денег взять? Решили продать корову и временно пожить без коровы, а как без нее с такой большой семьёй? Когда продали и увели со двора корову, от жалости вся семья взвыла: «Как будем жить без молока-то!» Потом хозяин Иван, собравшись с духом, бойко тряхнув головой, беспричинно подоив свою жиденькую бородку, лихо сквозь слезы рассмеялся:

– Да мы что это расплакались, ешитвою мать, али мы не в силах вскорости снова купить? Ай мы не мужчины, или силы у нас мало!

Глядя на повеселевшего отца, вся семья тоже рассмеялась. Дарья, вытирая подолом запона застрявшую у переносицы слезу, поддержала мужа:

– Чай, мы, правда, не вот какие-нибудь бездомники или гуляки! К Пасхе же корову купим, робяты, правду я баю, ай нет? – обратилась она к своим сыновьям. А они стоят, здоровенные, как столбы.

– Чай, мы не хилые или хворые, возьмёмся, поднажмём и заработаем. Будем по два десятка каталок в день из токарни выкидывать, вот к весне-то корова будет нам, – поддержал отца с матерью старший Михаил, стоявший у галанки, головой чуть не подпирая матицу. Рост его – косая сажень. Вся семья Федотовых – народ рослый и кряжистый, силой Бог не обидел. Пищу в большинстве случаев употребляют хлебную, мясом зря не балуются, табаком не занимаются.

– Я шесть пудов с батманом вешу! Проживу до ста лет! – хвастался своим здоровьем Михаил.

– Ты вон какой, дылда вырос, едва в дверь пролазишь, головой чуть вершник не вышибаешь! – подхватила его жена Анна. И правда, сила у Михаила есть: во время молотьбы взвалит он себе на спину мешок с рожью и прет его в амбар, не запрягая для этой цели лошадь.

Осенью, сосед Василий Савельев ремонтировал в огороде баню, попросил его:

– Михаил, не в службу, а в дружбу, помоги мне, пожалуйста, поднять баню, ведь у тебя силенка-то, кажется, есть?

– Да, не обижаюсь пока!

И они вдвоем легко приподняли баню, Михаил повисел на ваге, а тем временем Василий подсунул под баню новый венец.

– Видишь, как у двоих-то дело-то идет! – с похвалой отозвался о Михаиловой силе Василий. А Михаил в ответ высказался:

– Вот только однажды черт догараздил меня одному в лес за дровами поехать. Пока тятька хворал, я один поднимал на телегу кряжи, а в них пудов по десять будет. Вот тогда и надорвал себе пупок. Ладно, тогда горшками вылечили, да еще вдобавок об бревно хвостец зашиб. И эта боль прошла.

При драке Михаил в ход пускал тяжёлую артиллерию – свои пятифунтовые кулаки, от удара которых противники разлетались от него, как снопы. Болел Михаил редко, но однажды у него от простуды появился насморк, он два дня чмокал носом. Мать посоветовала ему:

– А ты, Мишк, пымай кошку и кончиком кошачьего хвоста пощекоти в носу – насморк как рукой сымет!

Михаил попробовал, и верно – сразу же после этого он вылечился, болезнь и чихание прошли.