Василий Иваныч

Василий Иваныч
Иван Егорович Вольнов

«Дни зимние серы и коротки. Темными оскалами в мутном небе торчат раскрытые крыши деревенских изб. В угаре, в скотном пару, в пыли кудель, жужжаньи прялок, надсадном плаче больных детей, как в тине, барахтается деревня. Тонет в сугробах. Сугробы тают. Тонет в лужах. Утрами белеет изморозью, инеем, пушистым новым, чистым снегом…»

Иван Вольнов

Василий Иваныч

Дни зимние серы и коротки. Темными оскалами в мутном небе торчат раскрытые крыши деревенских изб. В угаре, в скотном пару, в пыли кудель, жужжаньи прялок, надсадном плаче больных детей, как в тине, барахтается деревня. Тонет в сугробах. Сугробы тают. Тонет в лужах. Утрами белеет изморозью, инеем, пушистым новым, чистым снегом.

Деревня нанизана на узкую, темную тропочку. От порога к порогу, от крыльца к крыльцу тянется протоптанная валенками ниточка, на конце деревни ниточка вливается в большак: тоненькая, слабая, единственная, льдисто-хрупкая паутина, которая связывает гнилые хаты с миром, жизнью, иными, далекими людьми, далекими, сказочными, чужими странами.

От порога к порогу, от окна к окну, по темной стежке, скользя чунями, с палкою выше головы, ходит беловолосый мальчик. Он мал, худ, синь. На голове его – замызганная солдатская шапка. За спиной – сума. С подвывом за мальчиком гонится стая собак. Но он не боится их, привык, как привык к сиротству, колотушкам, голоду, бездомью, вшам, расчесам на угловатом тельце. Когда собаки подбегают близко и вот-вот ухватят за лоскутья одежды, он быстро наклоняется к земле и шарит зябнущими пальцами камень. Собаки с визгом отскакивают прочь. Мальчик самодовольно блестит живыми глазенками, поправляет шапку, тихо улыбается. Или грозит собакам палкою.

И снова идет-худенький, тонкий, с большими удивленными глазами.

– Подайте, благодетели, милостыньку, сироте безродной, пожалейте, товарищи, дитю малую…

Напев – привычен, прост.

– А-а, Василий Иваныч, мое почтенье!.. Заходи, мил друг, Василий Иваныч, покурим!..