Хорватские сказки стародавних времён

Опомнились они тут, а опомнившись, сразу поняли, какое греховное и злое дело они над дедом учинили.

– Братец, родимый, – кликнули они друг другу, – скорей помчимся спасать деда.

И помчались они на прогалину так, словно крылья у них выросли соколиные.

Прибежали они на прогалину и вот перед ними изба без крыши, а из избы пламя столбом. Только одни стены ее стоять да двери, тяжелым клином заклиненные.

Подскочили братья, отбили клин, кинулись в избу и на руках вынесли старца из пламени, уже охватывавшего ему ноги.

Вынесли Лютиш и Марун деда, положили его бережно на траву и стоят рядом, не смея слова вымолвить.

Немного спустя, открыл старец глаза, молча поглядел на них, а затем спросил только:

– Не нашли ли где-нибудь в горах Потеха?

– Нет, дедушка, – отвечают братья, а сами поднять глаза не смеют. – Погиб ведь Потех, утонул нынче утром, в колодце. А нас ты, дедушка, прости, будем мы тебе служить и рабски во всем покоряться.

Только они это сказали, собрался дед Вещий с силами и поднялся и стал на ноги.

– Вам, детки мои, вижу я, прощено, вы вот остались в живых. А вот праведник, тот должен был смертью искупить свою ошибку. Идем, дети, ведите меня, хочу посмотреть то место, где он погиб.

С сокрушенным сердцем Марун и Лютиш повиновались, взяли деда под руки и повели его к оврагу.

Прошли они немного и видят, что заблудились, что никогда в этом месте не были. И сказали о том деду, а он велит им идти дальше той же дорогой.

Дошли они так до большой кручи, где крутой подъем вел на самый гребень.

– Не умер бы наш дедушка. Где ему осилить такую кручу… – шепчут братья. А старец Вещий им говорить:

– Идемте, детки, куда путь ведет.

Стали они взбираться на кручу, а старец в лице осунулся и все бледнее становится. А наверху, на гребне, что-то мелькает, сияет, блещет и сверкает.

Поднялись они на самый гребень и онемели, окаменели от дива дивного.

Нет перед ними земли, с холмами и долинами, с горами и равнинами, а стелется море облаков белоснежных, а над облаками белоснежными облачко румяное. На облачке румяном гора хрустальная, а на горе хрустальной терем золотой, а к терему широкие ступени ведут.

Были это золотые палаты Сварожича. Ярким светом радостно сияет и облачко румяное, и гора хрустальная, и стены золотые, а еще ярче сияют окна терема. Пируют там Сварожичевы гости званые и поднимают они заздравные кубки золотые, приветствуя новых пришельцев.

Но не зовет Сварожич и в терем свой не пускает тех, у кого на душе какая-нибудь неправда есть.

В палатах собраны только избранные праведники, и вот почему так ярко сияют окна.

Стоить на гребне дедушка Вещий со внуками, – в оцепенении глядят они на то чудо чудное. Глядят и вот вдруг замечают – сидит кто-то там перед теремом на ступенях. Закрыл лицо руками и плачет.

Смотрит старец, всматривается, присмотрелся и узнал Потеха.

Встрепенулась душа старца, собрался он с силами и раздался голос его, и донеслось по облакам до Потеха:

– Дитятко мое, что с тобою ?

И отвечаете Потех:

– Ах, дедушка, вынесла меня из колодца какая-то великая светлая сила и перенесла сюда. Очутился я тут, а в терем меня не пускают за то, что согрешил я перед тобою.

Брызнули тут слезы из глаз деда, потекли по лицу его. Рвется его сердце, и простирает он руки обнять свое возлюбленное дитятко, дабы утешить его, помочь ему, выручить свое чадо милое.

Взглянули Марун и Лютиш на деда, а дед уже весь в лице изменился, потемнел, осунулся и не похож стал на живого человека.

– Помрет у нас старик, видя это диво чудное, – шепчут братья друг другу.

А тем временем старец совсем оправился и уже было в путь двинулся, но обернулся к ним и говорит:

– Идите вы, детки, назад на поляну и, коли вам прощено, живите и наслаждайтесь спокойно тем, что вам суждено. А я пойду помочь тому, кому тяжкой ценой достанется, быть может, иная доля.«

Ослабел тут совсем голос деда, однако, сам дед твердо стоял перед ними, прям, словно изваяние.

Переглянулись Лютиш с Маруном: рехнулся, что ли, дед, собираясь перебраться через облака, тогда как от слабости едва может говорить.

А старец уже удаляется от них. Идет, шагает по облакам, точно по лужайке. А как шагнул, так и пошел. Идет старец, идет, легко несут его ноги, словно перышко, и рубаха на нем ветерком раздувается, словно облачко на тех облаках. Вот перед ним и облачко румяное, вот и гора хрустальная, вот и ступени широкие. Быстро поднялся старец по ступеням к внуку. О, сколько радости, когда обнял дед внука. Обнимает его и так прижимает к сердцу, словно никогда уж его не отпустит. Прислушиваются Лютиш и Марун, и чудится им, будто слышат они чрез облака как у деда и внука сердца колотятся от счастья великого.

Но вот схватил старец внука за руку и повел его по лестнице к воротам терема. Левой рукой внука за руку держит, а правой стучит в дверь.

И вот чудо! Сразу широко распахнулись ворота, раскрылось все великолепие дворца, а все званые гости именитые у дверей встречают деда Вещего и внука Потеха.

Встречают, руки им протягивают и в терем их ведут.

И еще видят Марун и Лютиш через окна, когда их ведут и за стол сажают, что первый между первыми дед Вещий, а рядом с ним Потех, а златокудрый юноша Сварожич золотым кубком гостей приветствует.

Великая тоска охватила Лютиша и Маруна, когда увидели они себя покинутыми и одинокими среди таких чудес.

– Спустимся, брат, на нашу прогалину, – шепнул Марун.

И повернулись они и спустились. Угнетенные такими чудесами, добрались они до прогалины и никогда уже больше не могли отыскать нигде на горе того гребня.

VIII

Так было и так закончилось.

Марун и Лютиш прожили свой век на прогалине. Прожили долгую жизнь и как добрые юноши, и как почтенные мужи; вырастили славное потомство сыновей и внуков. Как все добро переходило от отца к сыну, так и святой огонь поддерживался ежедневно и неугасимо.

И не даром Бесомар так опасался Потеха. Ведь не погибни Потех, добиваясь правды, не покинули бы бесы Маруна и Лютиша, и не было бы больше на прогалине ни святого огня, ни честного народа.

Всё так и обернулось на позор и срам Бесомара и его воинства.

Когда те два бесенка приволокли к Бесомару Потехову куртку, а на ней третьего своего товарища, не перестававшего реветь благим матом, страшно тогда рассвирепел Бесомар, узнав, что от них ускользнули все три юноши. В бешенной злобе велел он срезать рога всем трем бесенятам, чтоб ходили они всю жизнь безрогими, всем на посмешище.

А все же было больше всех сраму самому Бесомару. Ведь всякий день кашлял он от священного дыма, а уж никуда в лес и выйти не смеет, чтобы не встретиться с кем-нибудь из порядочных людей.