Camgirl. Откровенная история вебкам-модели

– Это, случайно, не тот ужасно жуткий парень со странным лицом?

– Ну я не сказала бы, что он такой уж жуткий. Он просто знает толк… в тьме.

Кендра рассмеялась.

– В какой еще тьме?

– Ну, понимаешь, в темной стороне жизни.

– Ага… ну мне он кажется жутким.

– Ужасно жутким, – согласилась Шелби. – К тому же он на женщину смахивает.

До меня начало доходить, что, возможно, быть не такой, как все, – не лучший способ добиться внимания в Италии. Эту проблему усугублял тот факт, что кое-что начало происходить. А конкретно – менялось мое тело. У меня стала расти грудь и пришли первые месячные. Я сделала вывод, что прохождение через пубертат означает сокрушительный стыд и позор на веки вечные. Мама не позволяла мне начать брить ноги так рано, как начинали другие девочки, поэтому мне приходилось притворяться, что я брею ноги, и стараться по возможности их скрывать. Однажды, когда я сидела на уроке, Шелби провела рукой по моей голени.

– О боже мой! У тебя такие гладкие ноги! – зачастила она. – Кендра, иди потрогай!

Кендра провела рукой по моей волосатой ноге.

– О да, такие гладенькие! Какой бритвой пользуешься?

– «Гил-лит», – наугад сказала я, неверно произнеся название, которое вот только утром прочла на папиной бритве в ванной.

– Ооо, никогда не слышала, – улыбнулась Шелби. – Должно быть, из дорогих.

Мне потребовалась целая минута, чтобы понять, что они надо мной насмехаются.

К счастью, вместе с волосами на ногах появилось и растущее чувство цели. Я начала осознавать, что быть женщиной – значит иметь определенную власть.

Это осознание началось с парня по имени Майк Парсон.

Однажды вечером я сидела на уроке итальянского для тех экспатов, которые все еще разговаривали по-итальянски на уровне трехлетнего малыша-носителя. Учительница вышла из класса, велев нам «зубрить наизусть новые слова». В реальности это означало, что все мы громко сплетничали о том, что Кендра пойдет на танцы с Паоло. Майк, восьмиклассник с зелеными глазами и непотребным чувством юмора, уселся в учительское кресло, крутясь в нем и хлопая по столам указкой.

И вдруг ни с того ни с сего он остановил кресло на середине разворота и уставился прямо на меня. Я опустила глаза. Майк был крутой. Веселый парень, который всем нравился. К тому же он был на год старше, что в средней школе практически равно десяти годам. Я с Майком не разговаривала. Я не разговаривала даже о Майке. Он подкатился в кресле прямо ко мне.

Хлопнул указкой по моему столу.

– Эй, Иза!

Я подняла взгляд.

– Хочешь встречаться со мной?

Не могу вспомнить, что в тот момент происходило у меня в мозгах, потому что они выключились. Мои мозги попросту решили перестать функционировать. А поскольку мозги не функционировали, рот тоже ушел в отказ. Однако меня хватило на то, чтобы энергично замотать головой: нет!

– Ты серьезно?! – Майк откатил кресло на пару футов и смерил меня взглядом.

Моя голова – единственная часть меня, которая была способна двигаться, – кивнула. Майк швырнул указку на пол.

– Да на хрен, – пробормотал он себе под нос, снова откатывая кресло к учительскому столу.

– Но ведь я даже не собиралась говорить «нет»! – рыдала я на груди у матери в тот вечер, поливая соплями ее шелковую ночнушку.

– Ничего страшного, что ты не готова встречаться, – утешала меня мама. – Мужчины всегда будут хотеть таких женщин, как мы. Мы не можем говорить «да» им всем.

Следующие несколько недель я пыталась оценить случившееся. Я нравлюсь Майку Парсону. Да как это вообще возможно? Никто не говорил мне, что он в меня втюрился. Да я вообще почти ни разу с ним не разговаривала. Я не считала себя красивой и знала, что одеваюсь не так модно, как наши более богатые и гламурные девочки.

Майк позаботился донести до меня, что он расстроен. Когда нам случалось разминуться в коридоре, он испускал долгий вздох или досадливо пинал пол. Однажды, когда я отвернулась от него, он стукнулся лбом о металлический шкафчик с громким криком «бля!» Все посмотрели на него. Все посмотрели на меня. Это я сделала это с ним. Это я его сломала.

Я, конечно, почувствовала себя виноватой. Но под виной, еще глубже, ощутила щекотку возбуждения.

Я сделала это с ним.

Майк начал встречаться с моей подругой Элли, и она в одночасье стала знаменитостью. Она была всего лишь в шестом классе – но встречалась с Майком Парсоном.

– Да, но мне он предложил первой, – сказала я своей подруге Натали.

– Ну да, конечно!

– Нет, правда.

– Тогда почему ты с ним не встречаешься?

Я не ответила. Это я заставила Майка биться лбом о шкафчик. Это я была той, кого он хотел первой. Это мне полагалось быть той девушкой, которая после уроков садилась на заднее сиденье Майковой «Веспы». (В Италии по какой-то причине можно ездить на мопедах с четырнадцати лет. Вероятно, потому-то из-за них и гибнет столько людей.)

Пусть с Майком мы не встречались, но теперь я ощутила вкус власти и внимания, который запал мне в душу даже глубже, чем наличие крутых родителей или возможность быть темной мрачной ведьмой. Я могла контролировать другого человека. Я могла заставить другого человека быть безутешным. Это означало, что я могла заставить другого человека почувствовать и любовь. Это был тот самый кайф внимания, который я ощутила, когда объявила себя ведьмой, но дающий намного больше сил.

Наблюдая, как Элли и Майк целуются взасос, прижавшись к матовому стеклу библиотечного окна, я повернулась к Натали.

– Я заведу себе бойфренда.

– Правда?

– Да.

– Кого?

– Пока не знаю. Я еще не выбрала.

– Невозможно просто выбрать бойфренда! Разве ты не должна ему нравиться?

– Я сделаю так, что понравлюсь ему.

Решение было принято. Пора было взрослеть.

В следующем семестре моя семья вернулась в Боулдер, и я начала учебу в новой школе – и новый эксперимент. Я собиралась выбрать парня, с которым захочу встречаться, и заставить его ответить мне взаимностью. Я собиралась снова почувствовать себя могущественной.

Я выбрала цель: стеснительного мальчика по имени Натаниэль. У него был брат-близнец – намного более громогласный, буйный и популярный. Я рассудила, что Натаниэль будет легкой добычей.