Через три недели – мой пёс умер. Ему было шестнадцать лет. Больше всего – моя собака любила свет. Поэтому, я догадался, что такое жестокое божество, которое убивает всех, даже тех, кто его любит – не могло сотворить мир.
Один призрак спросил меня:
– Мир – создал Бог, как мне говорили родители, пока я ещё был жив. Но к чему это ведёт? Почему ты рассказываешь нам об этом?
Я ответил ему:
– То, как мы очутились в этой пещере – тоже связано с тем, кто всех нас создал. Кто может быть настолько жестоким? Никто. И никакого абстрактного понятия – как я теперь понимаю – тоже нет. Есть – только я и ты. Но тогда – я ещё этого не знал. Я продолжал искать Творца.
Я спросил у Анри, который был на три года старше меня:
– А ты – знаешь, кто создал мир?
– Да, знаю.
– И кто?
– Не скажу.
Его сестра, когда я у неё спросил, ответила:
– Мой брат говорит, что нас создали – гномы.
Казалось – так будет всегда – и я никогда не найду правильного ответа на свой вопрос.
– Но сейчас – ты веришь, что Бога – нет? – спросил призрак.
– Да. Есть – только мы. Но я – понял это только сейчас. А тогда – я продолжал искать.
Я спросил у одного из вертов: «Кто создал мир?».
Верты – понимают людей – они почти такие же умные, как и мы. Папа говорил, что они – даже умнее нас – потому что никогда не отвечают на наши вопросы. Но я верил, что мне – они ответят.
И он – действительно ответил. Он ткнул пальцем в небо и убежал. И это – значило намного больше любых слов. Но я – до сих пор ничего не понимал.
Я помню, как всю жизнь искал ответы на интересовавшие меня вопросы: спрашивал, наблюдал, узнавал – это было единственным моим развлечением, кроме бесконечных драк и игр с ровесниками. Вообще: детям учёных – не полагается так себя вести; но чем мы хуже остальных детей – в смысле – почему мы обязательно тоже должны быть учёными, как наши отцы? Может, мы хотим стать певцами или боксёрами. Я – хотел быть психологом; я постоянно задавал всем, кого знал те или иные вопросы. Многие считали меня странным. Я обижался на них; но теперь – это неважно; всё равно все они – уже давно мертвы.
Я всегда считал, что у меня отменная память. Теперь, конечно, многое забылось. Но я помню, как задал вопрос: «Кто создал мир?» ровно 288 раз – несколько раз повторяя его одним и тем же людям.
То, чего я никак не могу вспомнить – это когда всё началось? Что было причиной, когда все вокруг начали меняться – и когда изменился я? Сейчас, когда я сижу в пещере: я слышу, как один старик – самый старший из нас – рассказывает, как всё именно происходило. У меня – нет личного мнения на этот счёт. Но вот, что думает старик: «Это – происходило всегда. С самого момента, как мы родились – мы заболеваем этой болезнью». Он говорил так же, что каждая секунда нашей жизни, тем или иным путём – ведёт к «Этому» – что убило нас всех. А потому – нет никакой разницы: прошлое, настоящее или будущее.
– Так что это такое – «это»? – нетерпеливо спрашивает дух, – кажется, я догадываюсь, но я не уверен.
– Я тоже, – отвечаю, – но происходило это так.
Я попытаюсь разобраться в действиях, которые медленно привели нас сюда – возможно, пережив все эти ужасы вновь – я смогу понять, что произошло. На это – у меня есть ровно одна ночь.
В тот день, когда я впервые почувствовал, что наш мир начинает меняться: папа – как всегда был с вертами, а мама – в поле, со своей внутренне и внешней пустотой.
Мы играли вместе с Анри и парочкой друг ребят – не могу вспомнить их имена. Мы отошли километров на пять от деревни. Небо было синим – всё, как обычно. Но вдруг, мы увидели, как со стороны одного из четырёх солнц – к нам приближается корабль. Он не был похож на те, на которых прилетали новые учёные. Этот – был очень большим. На нём: могли уместиться все мы – все триста человек – и осталось бы ещё много места для обеих деревень вертов. Сначала: я так и подумал – нас всех хотят отсюда забрать. Глупая мысль. Я и сейчас: думаю, говорю и делаю много глупостей – хоть уже и давно не маленький.
Тишина окружила нас. Она – подымалась из-под земли; она спускалась на нас с небес. В мире не осталось больше никаких звуков; мне показалось, что этот корабль-чудовище – проглотил все шумы нашего мира. Страх сковал наши ноги; но мы – пересилили себя и убежали – так быстро, как только могли, как не бегали до этого никогда.
Вечером, в нашу деревню – пришли чужаки. У них: была странная одежда и держали себя они – не как люди; они выглядели как мы – но пахли: совсем по-другому. Они пришли к моему отцу и он заперся с ними в своём кабинете. Они долго не выходили оттуда – так и просидели там всю ночь; время от времени – мой папа кричал на них. Под утро – когда они вышли – мой папа казался разбитым. Он показался в дверях – я испугался его широко раскрытых глаз. Никогда не забуду, как он смотрел на нас – как будто просил прошение сразу у всех. Я никогда не видел его таким. Он кое-как добрался до дивана и заснул на весь день. А вечером, когда чужаки ушли, он проснулся и попросил собраться всех жителей научного городка.
Хоть чужаки ушли – всех нас – это мало успокаивало. Все ждали, что скажет мой папа. Тогда: я впервые увидел, какими люди могут быть, когда все находятся как на иголках. Толпа ловила каждый вдох и выдох отца; но он – всё молчал и смотрел каждому из нас в глаза. Все пытались уловить в его дыхании какие-то жесты – все искали в его молчании какой-то свой смысл. Но всем было понятно одно: ничего хорошего – не произошло.
Наконец, он тяжело вздохнул и, опустив глаза вниз, сказал – сказал, обращаясь к земле под ногами:
– В стране – война.
И все повели себя так – будто в толпу кто-то выстрелил из пулемёта. Папа постарался всех успокоить:
– К нам – это никак не относится. Прошу вас, успокойтесь. В этом – нет ничего страшного. Эти люди, которые приходили к нам – они спрашивали: на чьей мы стороне. Но я сказал, что мы – на стороне науки и не собираемся участвовать во всеобщем безумии. Они сказали, что оставят нам немного оружия, чтобы мы могли защищаться от банд, которые могут проходить мимо. Но это – только профилактика. Нам нечего бояться. Мы – учёные. Все знают об этом – и никто не посмеет нас тронуть. Военные не придут сюда. Я обещаю.
В тот день – мы поверили ему и успокоились. Эти существа – военные – так и не пришли в наш городок. Но чувство того, что они – могут быть где-то рядом – глубоко поселилось в наших сердцах и не покидало нас. Я не знаю: может быть, с нами было что-то не так ещё задолго до появления чужаков. Но заметным это стало – только после них.
Эхо далёких битв доносилось до наших спокойных краёв. Однажды, к нам пришли раненные солдаты. Мы приняли их, вылечили и отправили обратно. Я услышал, как они спрашивают моего отца перед уходом, почему здесь так много здоровых мужчин, когда на стране – так нужны солдаты. А мой папа всё повторял и повторял: «Мы – учёные; мы – всего лишь учёные».
Хотя, мы ещё долго жили спокойно. Не так уж и много изменилось в нашей жизни. До настоящего кошмара – было ещё далеко; и война здесь – совсем не при чём. Но, возможно, она если и не запустила этот процесс – то сделала его неотвратимым.
Все происходило так медленно – мы даже не заметили, как верты начали меняться. События накапливались: песчинка за песчинкой – чтобы затем обрушиться градом на наши головы. Первым про изменения в поведении вертов заговорил друг моего папы, когда три года спустя после прибытия чужаков – они гуляли неподалёку от деревни; а я тем временем: как всегда, наблюдал за ними, выглядывая из-под кустов.
– Мне кажется: они – становятся другими, – сказал тогда он.
Я не понял тогда, о чём это он; но по телу у меня: всё равно прошли мурашки, как от чего-то страшного.
А мой папа – понял всё. Он и без того был уже седым; но мне показалось, что когда его друг высказал вслух подозрения, которые уже не раз приходили в голову отца – его волосы стали белее снега. Мне показалось, что он – даже задрожал от страха. Всего пару раз в жизни я видел папу таким.
Папин друг не думал, что его слова произведут такое впечатления на него и поспешил исправиться:
– Это – всего лишь догадки. Это – ещё ничего не значит. Знаешь, давай лучше забудем про этот разговор. Как там твоя жена? Я видел, она принесла вчера прекрасную картину. Моя Наташа хочет повесить её у себя в кухне…
Но папа не забыл этот разговор; как и я.
И только спустя ещё три года, когда я был уже почти взрослым – я понял, о чём говорил Джо – старый друг моего отца и самый старший из нас – оставшихся в живых. Изменения в поведении вертов перестали быть всеобщей паранойей и стали очевидностью, когда они начали летать.
Прежде: мы и подумать не могли о том, что эти – самые похожие на человека приматы – способны на подобные чудеса; ведь у них – даже крыльев не было! Но вскоре: летящий над нашей деревней и что-то высматривающий четверорукий верт, и летящий в него камень – стали обычным делом. Доверие к этим существам – резко уменьшилось; мы начали их опасаться. Вскоре, только мой отец – продолжал ходить к ним каждый день, пытаясь понять: как это у них удаётся.
Многие начали замечать так же и их агрессивное поведение по отношению к двуруким вертам. Люди открыто начали бояться их.
– Этот страх, – как сказал мне однажды отец, – очень быстро может перерасти в ненависть. Тогда – всем нам придётся худо.
Но в целом: всё это – было ещё ничего.
Мы продолжили жить своими жизнями и смирились со своими тяжелыми буднями. Правда, потребление антидепрессантов и успокоительных – увеличился в три раза. Но в этом ещё – не было ничего страшного.
Люди стали меньше улыбаться и больше оглядываться по сторонам. Тем временам, папа отправил в город свой огромный, тысяче страничный труд, над которым он работал много лет – «Третье человечество или то, куда мы идём» – так он назывался. В нём, помимо всего прочего, он доказал, что верты – являются единственными известными человечеству летающими приматами и предложил поставить на рассмотрение вопрос: «К чему всё это ведёт?». Но я – плохо разбираюсь в таких вещах.